class="p1">— Тогда связь порвётся.
— И проклятье не получится?
— Да, не получится.
— Значит, оно не такое уж и необратимое, — заключила я, и Норд улыбнулся, но улыбка показалась мне напряжённой. — Но почему мама… Триш хотела, чтобы я передала Эмирин эту фразу?
— А вот это пока не ясно. Возможно, она желала о чём-то предупредить нас.
Предупредить…
Да, я думала об этом перед сном, много думала. Так в итоге и уснула — погрузившись в тяжёлые и вязкие мысли, которые послали мне не менее тяжёлый и вязкий сон.
.
Во сне я увидела маму — такую, какой я её знала и любила, в образе Кары Джейл. Она сидела перед туалетным столиком в нашем доме в Тихоречном и смотрела на своё отражение. Внешность Триш Лаиры до сих пор оставалась для меня чужой, а вот эта маска… Да, я не могла остаться к ней равнодушной. Подошла ближе, тоже глядя в зеркало и впитывая в себя придуманные мамой черты… И едва не проснулась от неожиданности, когда она вдруг шепнула, глядя в глаза самой себе:
— Шани.
Что… что такое? Это ведь воспоминание, разве нет? Но меня нет в комнате, да и взгляд… мама смотрела не на кого-то в комнате, а на саму себя — а значит, и на меня тоже, потому что я находилась здесь же, за её плечом.
— Проклятье, которое ты использовала, чтобы наказать своего отца, одно из самых сильных и сложных. Смертельная одержимость, проклятье постоянного действия… Оно отняло бы у тебя много жизни и много счастья — такие проклятья даром не проходят, уж я-то знаю. — Она грустно улыбнулась, наклонилась вперёд, к стеклу, и взяла со стола небольшой кинжал. Я уже видела его однажды, в том сне, когда Эдриан убил её. — Я заберу у тебя всё, что могло бы отнять проклятье. Переброшу на себя. Есть такой ритуал, волчонок, но он сложный. И мне придётся разрушить заклинание, которое не позволяет найти меня. Да, придётся… Но иначе ты потеряешь слишком много, я не могу этого допустить. — Мама полоснула кинжалом по ладони, и царапина моментально заполнилась кровью. — Прости меня. Возможно, моё решение неправильное, но я не желаю, чтобы ты расплачивалась за свою глупость, как я теперь. Я хочу, чтобы ты была счастлива, и ты обязательно будешь, я верю.
В маминых глазах стояли слёзы, кровь капала на поверхность стола — только теперь я увидела, что на нём что-то нарисовано, по-видимому, белым мелом, — почти неслышно шептались слова какого-то заклинания, заставляя рисунок вспыхивать и угасать, сворачиваясь, как бывает, когда огонь сжигает бумагу. И несмотря на то, что сон всегда притупляет чувства, мне чудилось, будто этот огонь сжигает что-то внутри меня.
— Шайна… Красивое имя, правда? Я никогда не рассказывала тебе, откуда оно взялось, и никогда не расскажу. — Она всхлипнула и просипела, роняя тяжёлые слёзы: — Стыдно… Как же мне стыдно… Я не могла даже попросить прощения — так было стыдно… Как бы я смотрела ей в глаза? Я не могла… Но мне так хотелось попросить прощения! И когда на моём пути попалась та девушка, я решила, что спасу её ребёнка. Я не надеялась, что это искупит, но я просто не могла иначе…
Сон начал расплываться, как мокрая краска на листе бумаги, погружённом в воду, и я, уже проснувшись и глядя в потолок, осознала, отчего мне так показалось.
Я тоже плакала, понимая, что Эдриан не нашёл маму сам — она позволила ему найти себя, пожертвовала собой, чтобы снять с меня последствия проклятья. Хотела, чтобы я была счастлива… и сделала меня несчастной на долгие годы, позволив убить себя.
Мама, ну зачем? Неужели ты действительно видела во мне ту девочку, дочь Эмирин, поэтому и отдала жизнь ради того, чтобы я не несла ответственность за свой гнусный поступок? О Дарида, да я расплатилась бы за это чем угодно другим, только не твоей смертью. Чем угодно!
Ох, мама, мама…
Эмирин Аррано
Ещё не проявились рассветные тени, когда она тихо скользнула в одну из комнат, где спали студентки-первокурсницы. Никто из них не слышал, да и не мог услышать, как открылась дверь, и через порог, не таясь, шагнула ректор, огляделась, отыскивая глазами кровать принцессы Даниты — и через мгновение уже легко касалась её виска тонкими пальцами.
Милый, но эгоистичный ребёнок. Наверное, было бы проще отправить принцессу в другую академию или оставить учиться во дворце — слишком уж часто приходилось сейчас оглядываться на Даниту, это мешало. Но Велдон решил сделать иначе, и у Эмирин не получалось его осуждать — он пытался, как мог, смягчить племянникам их положение, хоть чем-то порадовать. Данита сейчас жаловалась, что от неё спрятали Дамира, но если бы её оставили во дворце или отправили в другую академию, жалоб было бы больше. Да и они с Велдоном переживали бы за принцессу сильнее. Пусть лучше будет тут, под присмотром.
Эмирин опустила руку и усмехнулась, глядя на заплетённые в тугую косу каштановые волосы — точь-в-точь, как у Дамира и Велдона. Шайна, конечно, всё интересно придумала с балом, но на самом деле того, что сделала сейчас ректор, по большому счёту было достаточно. Данита просто-напросто забыла о своих подозрениях по поводу Мирры, которые действительно возникли из-за той случайно вырвавшейся фразы про ерунду. Как будто и не было ничего.
Однако дело ведь не только в принцессе. Если тот, против кого они с Велдоном играют в смертельную игру, тоже начнёт подозревать в Мирре наследника, дальнейший план придётся серьёзно перерабатывать, а не хотелось бы. Нет — нельзя допустить, чтобы кто-либо ещё, кроме Шайны, увидел в Мирре мальчика. Поэтому Дамиру придётся играть роль и на балу.
Эмирин шагнула прочь от кровати, на которой спала Данита, отвернулась и вышла из комнаты.
Начинался новый день.
Шайна Тарс
Проснувшись и поглядев в ежедневник, где я записывала домашние задания, я едва не расплакалась — так много всего там уже накопилось. И при этом я не филонила, постоянно занималась, всё делала вовремя. Но каждый преподаватель считал своим долгом нагрузить нас по самые уши, поэтому мы оказались заваленными не то, что по собственные макушки — по крышу академии. У Дин и Дамира была абсолютно такая же ситуация — заполненный заданиями ежедневник при полнейшем дефиците свободного времени.
— Только не говори, что пойдёшь сегодня в императорскую библиотеку,
