– Это была случайность. Никто не пострадал.
– Я здесь, – заплаканная девочка вышла из-за кустов, подошла ближе. – Ты ничего не помнишь, да, Тари? Как Берен поехал с нами в Благоград, как у тебя кончилось лекарство и как он несколько раз спас нам жизнь?
Тари недоверчиво на неё уставилась. Последнее, что она помнила – это то, как Берен укатил на своём байке утром после встречи с лосем.
– А сейчас… – всхлипнула девочка, но Берен украдкой приложил палец к губам, Эльса заметила и замолчала.
– Что произошло? – Тари перевела взгляд на Берена.
– Я же сказал: это была случайность. Всё обошлось. Все целы. Ты никого не убила. И не будем об этом.
– Все целы благодаря Берену, – вставила Эльса.
– Что ж… Спасибо, – сказала Тари.
Доверия в её голосе не прибавилось, но выспрашивать подробности было страшно, и очень хотелось просто довериться словам о том, что всё хорошо. Она поднялась на ноги, проигнорировав протянутую Береном руку, отряхнула платье, вновь посмотрела на Берена.
– Ты не подумай, я правда очень тебе благодарна, если всё действительно так… Но до Благограда мы доедем самостоятельно. Извини.
Горло Берена саднило, будто он только что наелся пляжного песка вперемешку с битым стеклом, поэтому отвечать он не стал, просто ещё раз кивнул. Всё к лучшему. Всё к лучшему. Так будет легче. Хотя бы ей будет легче…
А у него здесь есть незавершённое дело, – ведь то, что произошло с Тари, случайностью быть не могло.
Глава 22
Берен выкатил из фургона свой мотоцикл и забрал куртку. Тари попрощалась с ним сухо, а вот Эльсу, обхватившую его за пояс и ни в какую не желавшую отпускать, пришлось уводить едва ли не силой. Макс по привычке сунулся в фургон, но Тари закрыла дверь у него перед носом: «прости, приятель, ты не с нами». Уезжая, она то и дело поглядывала в зеркало заднего вида на две фигуры, оставшиеся на дороге: одна высокая, широкоплечая, в кожаной куртке, другая маленькая, пушистая, по-чебурашечьи трогательно повесившая большие рыжие уши. Тари чувствовала, что они смотрят вслед жёлтому фургону, и что-то странное, непонятное щемило её сердце так сильно, что начинало щипать глаза.
– Расскажи мне, – обратилась она к сидящей на переднем сиденье Эльсе, – что произошло за эти два дня.
– А ты совсем-совсем ничего не помнишь? Ни капельки?
Тари долго молчала, вслушиваясь в незнакомые ощущения. Сначала было похоже, что на месте этих дней в её памяти образовалась пустошь, в которой нет ничего живого: ни воспоминаний, ни эмоций, ни чувств. Но сейчас она понимала, что это больше похоже на огромный старый сундук. Он надёжно заперт – силой не откроешь. И в нём что-то спрятано. Что-то очень важное, очень большое, тяжёлое, словно золотые слитки. И ей было необходимо узнать, что это такое, поэтому во что бы то ни стало нужно было подобрать к этому сундуку ключ. Но эмоциональные рассказы Эльсы не смогли этого сделать.
***
Берен вернулся на пляж, прошёлся вдоль линии берега до толстого бревна, лежащего у самой воды. Сел, уперев локти в колени, сплёл пальцы в замок. Лис тут же поднырнул под его руки, куснул за переплетённые пальцы, намекая, что не лишним будет погладить рыжую шкурку, почесать за ушком, но Берен впервые не обратил внимание на лисье нежничанье. Берен ждал. Он знал, что Азим придёт. И не ошибся.
Когда молодой желтоглазый мужчина перешагнул бревно, чтобы сесть на него лицом к морю, Берен даже головы не повернул. Азим был справа, и егерь отлично видел его боковым зрением. Несколько минут сидели в молчании, смотрели на накатывающие на песок волны, оставляющие у их ног клочья белой пены.
– Я догнал тебя, Берен, – тихо произнёс Азим, не глядя на собеседника. – Опять.
– И что дальше?
Желтоглазый вздохнул, словно собирался сказать то, что повторял уже сотни раз и устал талдычить одно и то же.
– У тебя появилась очередная возможность убить меня, о великий и ужасный! – хмыкнул он. – Не зря же ты пришёл сюда с ружьём. Ты всё знаешь. И тебе до чёртиков хочется выстрелить мне в рожу, ведь так? – Азим повернул к нему лицо, сверкнув едкой триумфальной улыбкой.
– Ты даже не представляешь – как! – тихо ответил Берен, и по тому, как заходили его желваки, было видно: не шутит.
– Так в чём же дело? – молодой не дождался ни ответа, ни даже взгляда в свою сторону. – А я ведь не собирался её убивать. Я что, идиот – убивать грапи? Она должна была перекинуться и сожрать кого-то из этих недоумков. Они, конечно, об этой части плана не знали. Я сделал ставку на то, что она дорога тебе, и, вижу, не прогадал. А в итоге всё вышло ещё лучше, чем я задумал: ты сам дал ей свою кровь. Сам. Своими руками. Молодец! И как, – что больнее: смерть любимой или её равнодушие?
– Ты психопат, Азим.
– А ты ублюдок, убивший невинного ребёнка! – вспыхнул желтоглазый, вскочив на ноги. – Давай, сука, теперь и меня грохни, ведь я, пока жив, покоя тебе не дам! – заорал он уже привычные Берену слова, но в этот раз егерь услышал совсем другое.
«Убей меня, потому что я не знаю другого способа заглушить ту боль, что разъедает меня изнутри!»
– Ну же! – Азим пнул винтовку, прислонённую к бревну. – Давай! Давай, мать твою, стреляй! Или ты только по детям очередями шпарить не трус?!
Берен поднялся в полный рост, и наскакивавший на него, как бойцовский петух, Азим сдал назад и задрал голову, чтобы видеть лицо егеря полностью, а не только его бороду.
– Ну! – выдохнул желтоглазый остатки своего злого гонора, как-то сразу осунувшись под жёстким взглядом Берена.
А Берен уже чувствовал, почти видел, как свивается плотной нитью густой чёрный дым, тянущийся из сердца Азима. Он сделал всё неосознанно, повинуясь какому-то внутреннему – даже не чувству – инстинкту, схватил эту нить, превращавшуюся в канат, и потянул на себя, мысленно наматывая на кулак.
Азим захрипел, запрокинул голову с распахнутыми глазами и раскрытым ртом, будто ему в живот всадили нож. А Берен тянул из него обжигающий, тяжёлый как свинец сгусток боли. Тот был огромным, будто занимал всю человеческую оболочку Азима, и Берен даже испугался, когда выдернул этот комок, что Азим сейчас упадёт на песок пустой, как сдувшийся шарик. Но он твёрдо стоял на ногах и даже расправил плечи, стараясь быть не ниже Берена. Жёлтые глаза зажглись ярким, почти оранжевым светом. Берен же, наоборот, истратил последние силы и, пошатнувшись, сел обратно на бревно, чтобы не упасть. В глазах потемнело, из носа опять полилась кровь.
– Что ты сделал, падла? – тихо, с присвистом спросил Азим. – Что ты сделал?
– Тебе легче?
Азим криво усмехнулся, словно надорвал лист бумаги:
– Ты высосал из меня душу, гнида! Я пуст! Я ничего не чувствую!
– Я забрал твою тьму. Что-то должно было остаться, – устало ответил Берен.
– Ты забрал всё! – Азим помолчал, прислушиваясь к новым ощущениям. – Внутри – пусто. Так пусто, что даже эха нет… Ни боли, ни страха… Ничего нет! – он вытащил из кобуры пистолет, приставил его к своему виску. – Я теперь вообще ничего не боюсь! Могу даже пулю себе в голову пустить! Легко! Смеясь! Или тебе, – он перевёл дуло на Берена, уперев его егерю в лоб, но тот ответил лишь хмурым взглядом. – И теперь я особенно чётко вижу, – продолжил Азим, понизив голос и чуть наклонясь к Берену, – что ты в полной мере оправдал свой позывной! Ты всего лишь жалкий, никому не нужный ярмарочный фокусник, Гудвин! – желтоглазый мелко рассмеялся. – Так всё забавно вышло: ты не нужен ни ей, ни даже мне, потому что теперь мне плевать на тебя! Ты одинок, теперь тебе даже убегать не от кого!
– Ты свихнулся, Азим. Позволил боли вытеснить из твоей души всё остальное, сделал её своей жизнью! – процедил Берен. – Но я забрал её, теперь тебе придётся найти себе новое занятие.
Желтоглазый с размаху врезал егерю в челюсть, но удар был недостаточно силён, чтобы свалить того с бревна.
