сейчас подойду.
Карл замялся.
— С вашего позволения, миледи… Это не такая посетительница, которые приходят к вам обычно, — произнёс он, чем ввёл Зину в некоторый ступор. Что значит «не такая, как обычно»? И почему её нельзя провести в салон? Лысая она, что ли?
— Дама явно незнатного происхождения, — пояснил мажордом, — и она сказала, что прибыла к вам по делу.
«Вот как? Что же там за дело?» — заинтересовалась Зина, а вслух сказала:
— Тогда, пожалуйста, проводи её в гостиную, Карл. И я прошу тебя остаться во время беседы, хорошо?
— Разумеется, миледи, — поклонился мажордом и вышел из кабинета, оставив Зину в раздумьях.
Карла она попросила остаться по двум причинам: во-первых, она ему доверяла — пожалуй, единственному в этом мире на данный момент. Ну, еще, пожалуй, Миле и Дане — но те совсем юные девушки, а Карл — взрослый мужчина, и уже не раз давал Зине полезные советы. Поэтому при любых деловых разговорах его присутствие рядом было желательно. А во-вторых, Зина элементарно боялась.
Она много думала о сюжете романа, в который попала, и пришла к выводу, что целью некого злоумышленника, подставившего Эжению — а в том, что её подставили, Зина была почти уверена — могла быть сама Эжения, а вовсе не герцогиня Ланттарская. Ведь по сюжету у всадника с замотанным шарфом лицом были все возможности довести дело до конца — и спокойно скрыться. Однако он удовлетворился тем, что его лошадь лишь слегка задела главную героиню. Не стал её добивать собственноручно, не развернул коня и не направил его вновь на упавшую девушку. Да, в этом случае конь мог и не подчиниться: одно дело — налететь с разбегу, другое — на ровном месте затоптать человека. Животные в этом смысле благороднее людей и просто так убивать не будут. Хотя, неизвестно, конечно, как воспитывался этот конкретный конь… Да и не в этом дело, а в том, что убийца почему-то не воспользовался шансом. Почему? Ускакать он вполне успевал: единственные лошади поблизости были те, что запряжены в карету, на которой приехала герцогиня, а карете за всадником явно не угнаться. Да и кто бы за ним погнался: растерянный безоружный кучер? Милена тогда проявила упрямство, заявив мужу, что охрана ей не нужна. Герцог скрипнул зубами и с большим трудом согласился, не в силах отказать ни в чём любимой жене. Зину подобные моменты в книгах всегда изумляли — когда вроде бы адекватная героиня совершала явную глупость, за которую в итоге и расплачивалась. Благо, что такие романы обычно заканчивались хэппи-эндом, а в реальности любая подобная глупость вполне могла стоить героине жизни. И вот теперь Зина сама внутри романа, и что-то он весьма похож на реальность…
В общем, покрутив ситуацию в уме так и этак, Зина поняла, что, возможно, убрать хотели именно её, Эжению. В монастырь или на плаху — неважно. И случай с герцогиней был только ступенькой в плане неизвестного — потому и не стали Милену добивать, что не она была целью.
В то, что Эжения была настолько глупа и ревнива, что «заказала» счастливую соперницу из мести — Зина не верила. Теперь не верила. Когда читала роман — верила вполне, а теперь, узнав больше о самой Эжении и о её жизни — засомневалась. Эжения проявила себя как особа весьма рациональная — самой Зине до неё далеко. То, как скрупулёзно её предшественница вела дела, вызывало у Зины восхищение пополам с завистью. Самой ей ни за что было бы не организовать так работу, если бы не записи Эжении. Зине просто оставалось дальше вести журналы по заданному образцу, что существенно облегчило ей жизнь. Расходы, доходы, причем каждая графа расходов и доходов расписывалась отдельно — и всё аккуратным почерком заполнено без единой ошибки или помарки. Сама Зина уже успела начеркать в журналах. И чтобы вот такая девушка поддалась эмоциям и убила — без всякого на того смысла — другую девушку, которая на тот момент уже стала женой герцога Ланттарского? Ладно бы, спешила устранить соперницу, но ведь ясно же, что битва проиграна, чего бы это убийство решило? Вряд ли герцог, опечаленный смертью молодой супруги, тут же решился бы на повторной брак, да еще с бывшей любовницей. Бред же! И Эжения не могла этого не понимать.
Да и потом, автор в эпилоге ясно обозначил, что никаких покушений больше не было — ведь злодейка-то в монастыре. Но, если Эжению подставили, и злодейка — не она? Почему тогда никто не пытался убить герцогиню повторно? Герцог, конечно, после того случая окружил её охраной — и возражений слушать не стал, но наверняка возможность можно было найти. Поэтому Зина всё больше склонялась к мысли, что целью была сама Эжения. И всё это было затеяно лишь для того, чтобы убрать её. Но почему? Кому она помешала? Увы, на этот вопрос она не знала ответа.
Так что теперь Зина боялась. Боялась, что, поскольку, она не включилась в борьбу за герцога Ланттарского, то её могут устранить каким-то иным способом — например, убив. А потому встречаться с незнакомыми людьми предпочитала в присутствии кого-нибудь ещё. Паранойя? Возможно. Но всегда лучше перебдеть, чем недобдеть — тем более, в вопросах жизни и смерти.
Когда Зина спустилась и прошла в гостиную, навстречу ей поднялась молодая женщина, примерно её ровесница — именно её, Зины, а не Эжении. То есть, посетительнице было на вид года двадцать два — двадцать три, но при этом она выглядела именно молодой женщиной, а не юной девушкой — такой уверенный и взрослый был у неё взгляд. Окинув Зину цепким взглядом, девушка шагнула к ней и протянула руку для рукопожатия, представившись:
— Меня зовут Эмилия Фейермау, я хозяйка дамского салона красоты на улице Купеческой.
Зина на автомате пожала руку гостье и только потом поняла, что происходит что-то не то. Если девушка незнатного проихождения, то она должна была присесть в реверансе, а если знатного и равного по титулу графине, либо выше — то ограничиться кивком. Руку же при знакомстве пожимали только мужчины.
Изумленно и с любопытством Зина осмотрела необычную гостью с ног до головы: та выглядела строго, но, вместе с тем, стильно — в своём дорожном светло-зеленом костюме, состоящем из длинной
