Она была беспомощна. Она не могла бороться с ним, не могла бороться с необходимостью, голодом или эмоциями к нему, которые были так запутаны в боли предательства.
Как она должна защищаться от мужчины, который защищал ее, заботился о ее безопасности в детстве и стал фантазией, которая преследовала ее повзрослев? Как она должна защищать себя от мужчины, который так или иначе является любовью всей ее жизни?
— Гидеон, — прошептала она, ее голос ломался, когда его тело крепко и плотно прижималось к ее собственному.
— Нет, Кэт, — прорычал он, звуча опасно, предупреждающе. — Как меня зовут? Произнеси мое имя.
— Сейчас или когда ты в здравом уме? — прошептала она в его широкую, мускулистую, теплую, обнаженную грудь.
Все, что на нем было надето — коричневые штаны, которые носили Породы Ривера, с соответствующей рубашкой, в качестве униформы.
Ее ногти впились в его пальцы, когда он продолжил удерживать ее у стены, затем, уставившись на него, она поддавалась потоку дикой, адреналиновой генетики, растущей внутри нее.
Кэт также была дикой, но совсем другим способом. Она контролировала дикие импульсы, она контролировала то, что показывала, и силу, которой питалась. ДНК базового животного, которое проникло в нее, обеспечило ее выживание и пометила ее как одну из наименее предсказуемых Пород, тигра, с каждым днем становилась все сильнее.
Слишком долго Кэт была вынуждена скрывать, кем была. Сначала, ей нужно было спать, прятаться, помнить, что, кроме нее, были и другие, которым грозила опасность, если бы она позволила себе проснуться. Затем ей снова пришлось притвориться, чтобы все, даже Рэймонд и Мария, поверили, что она Клэр.
Ей не нужно было притворяться с Грэмом. Она не должна была подчиняться, она отказалась подчиниться.
Почему она должна подчиняться ему или похоронить доверие, которое создала за последние тринадцать лет, спросила она себя, когда дикое осознание, эта дикая сила наполнила ее.
Грэм создал то, чем она стала. Он работал с ведущим ученым, он диктовал генетическую печать, заложенную в ней.
Теперь он мог с этим справиться.
Она никогда не будет стоять за ним, она будет стоять рядом с ним. И он может владеть ее сексуальной потребностью, но и она будет владеть его. И она чертовски уверена, что ни одна другая женщина не сможет этого потребовать.
Никто другой не имеет права прикасаться к нему, принадлежать ему, кроме нее.
Ее резцы удлинились. Она могла чувствовать их сверху и снизу, подталкивая их к естественной длине. Потребность укусить, чтобы отметить его, росла внутри нее. Прокусить твердый столб его шеи, слизать любой вред, который мог оставить укус.
Чувственность и ее возникающая сексуальность пронеслись сквозь нее. Необходимость бороться с тем, кем она была, чем она была, не было здесь. Здесь Кэт может быть женщиной, которую была вынуждена скрывать, Породой, которую была вынуждена отрицать.
Не было никакой борьбы, какой бы ни была связь между жаром, усилившимся в ней; она знала это на таком глубоком, таком диком уровне, что даже не пыталась с этим бороться. Так же, как не было борьбы с голодом, который только усиливался с каждым днем.
Ей не нужно было доверять ему, чтобы владеть им. Брачная лихорадка шла обоими путями. Грэм может владеть ее телом, но она будет владеть и его телом. Доверие не требовалось.
Этот тигр принадлежит ей.
На этот раз, звук, который вырвался из ее горла, не был беспомощным желанием. Тигрица пробудилась. Решительная, жесткая, она пометит эту Породу как свою, так же как он отметил ее.
Это самое главное.
• ГЛАВА 13 •
Ааа, вот она, тигрица, которую она скрывала, держала взаперти так глубоко, так плотно, что даже ее запах часто было невозможно обнаружить.
Эта дикая, совершенная тигрица, ради защиты которой, ожило чудовище.
Рычание, сорвавшееся с ее губ, было чувственно смелым, во взгляде ее опьяняющих золотистых глаз был заметен вызов, который он намеревался принять. И прямо там, вдоль ее лица, две темные отметины прямо под кожей, темные с золотистым оттенком. Они были не черными, как у него, а с богатым бенгальским золотом, сияющими диким обещанием.
Их вид возбудил его еще сильнее, и эротический голод достиг его уже натянутых яиц.
— Как прекрасна, — его голос был глубже, чем ему нравилось, свидетельство того, что его собственные животные инстинкты выходили из-под контроля.
Подняв руку, он погладил подушечкой большого пальца тонкую полоску.
Она была абсолютно идеальной, но он всегда знал, что она будет.
— Поцелуй меня или убей, но сделай одно или другое немедленно, — заявила она ему, ее взгляд отражал вызов, слышимый в ее голосе. — Ты тратишь мое время.
Тратит ее время, да ну?
Он предупредил ее, что случится, если он осмелится поцеловать ее. Там не будет пути назад.
— Прелюдия? — притянул он.
— Прелюдия? К поцелую? Будь мужиком, тигр. И действуй, у меня нет целого дня. Она смотрела на его губы, запах ее возбуждения заполнил его мозг, заставляя его высоко ценить уникальный запах, свидетельство того, что она страдала так же, как и он.
Подвинув руку к ее затылку, обхватив пальцами хрупкое основание, он не переставал думать. Зарыв руку в ее волосах и сжав пряди, он откинул ее голову назад, его губы опустились, это был контрольный выстрел.
Вкус ее взорвался в его чувствах. Милая женщина, сладкая мягкая потребность и невинность.
Приоткрыв для него губы, она соединилась с ним. Губы к губам, ее язык терся о его, когда он проник в губы, ее тело изогнулось, потянувшись к нему.
К нему прижалась шелковистая плоть, соски с твердыми кончиками и распухшая грудь, отделенная от его плоти хрупким кружевом.
Прежде чем он успел остановиться, он разрезал заднюю часть бюстгальтера острыми когтями, стянул его с нее и бросил остатки на пол.
Сбивающий с толку раскаленный огонь пронзил его чувства. Наклонившись губами к ее губам, он перехватил инициативу в поцелуе, контролировал его, его язык дразнил ее, пока она не сжала его своими губами, ее язык поглаживал его, сосал.
Его член дернулся в ответ. Прижимаясь к застежке-молнии штанов, полностью налитый и пульсирующей от переизбытка крови, несущейся сквозь него, он изогнулся от яростной необходимости похоронить себя в ней. Расстегивание материала и снятие штанов было пыткой. Он не мог снять их достаточно быстро.
Непроизвольное рычание грохотало в его груди, когда он, наконец, освободился от своих ботинок и джинсовой ткани, позволив ему подтянуть ее к себе, прежде чем развернуться и понести ее в кровать.
Ему никогда не было так больно. Никогда еще потребность в сексе не брала его за яйца так быстро и с такой катастрофической потерей контроля.
Сладкий, злой жар хлестнул его по груди, когда он уронил ее на кровать. Улыбка растянула его губы, когда он, посмотрев вниз, заметив три тонких царапины, которые она оставила в середине его груди.
Проведя двумя пальцами по крови, струящейся по его груди, он поднял их, прежде чем опустил на ее губы, чтобы размазать алую влажность по опухшим изгибам. Когда пальцы дотронулись до набухшей от поцелуя плоти, ее язык скользнул по ним.
Ощущение влажного тепла, лизавшего кончики пальцев, вызвало волну жажды, направленную прямо на его яйца. Они сжались, нужда взорвала его чувства и украла его контроль.
Чистый дикий голод подавлял его, но за этими побуждениями животных он знал, чего ждет.
— Я все еще трачу твое время? — Сжимая ее лодыжки и раздвигая ноги, его взгляд сосредоточился между ее бедрами с ноющим голодом.
Тяжелый слой влаги покрывал голые изгибы. Выглядывающий из-за пухлых складок, клитор влажно блестел, распухший от желания. Заманчиво его попробовать.
— Ты ничего не делаешь, — прошептала она. — Тебе нужна помощь? Возможно, несколько предложений? Уверена, что у меня есть несколько книг с картинками, если тебе нужны подсказки.
Она не ждала его разрешения, не ждала предложений. Но, с другой стороны, его котенок, никогда не была той, кем можно было легко управлять. Резко поднявшись, одной тонкой рукой с когтями она схватилась за основание его члена, а секунду спустя ее язык скользнул по набухшей, пульсирующей головке одним длинным медленным лизанием.
