испытывают сейчас и Влад, и Марианна, и ее дети.
Но ублюдок, сам того не ведая, первым нанёс удар боли, и Влад стиснул челюсти так, что заболели зубы, услышав его вопрос.
– Моя женщина, говоришь? А твоя? Твоя, Воронов, оказалась недостойна твоих жертв?
***
Я улыбнулся, ощутив волну боли, которая накрыла его. Я демонстративно вдохнул её в себя. О, да, король, кажется, я нашёл твою слабую сторону. И мы оба знаем, что я обязательно использую ее против тебя. Нужно будет узнать у Зорича. Вряд ли Марианна расскажет мне о таком.
И я оказался прав, потому что Воронов так же демонстративно бросил взгляд на часы и сказал:
– У меня сегодня назначена встреча с местной властью. Об открытии новой фабрики. Между прочим, твоей фабрики. Я предлагаю тебе поехать со мной на эту встречу. Ты многое не помнишь, – он явно пытается сгладить повелительный тон своих слов, – хотя не сомневаюсь, что Зорич, который тут всю ночь проторчал, тебе так же многое поведал.
– Король хочет наглядно продемонстрировать свое покровительство, я понял. Заманчивое предложение, Воронов, но я откажусь, – он раздражённо забарабанил пальцами по столу, – ты прав – Зорич мне и об этой встрече рассказал. Так что я в курсе дела. А если ты всё же хочешь помочь мне, – я замолчал…Последние слова вырвались невольно, и я уже мысленно проклинал себя за них. Я ведь мог спросить у Марианны. Хотя нет. Сукин сын был прав: кроме него, больше некому мне рассказать об этом.
– Расскажи мне об…о Самуиле.
***
Воронов грустно улыбнулся, увидев, как изменился взгляд брата. Теперь он не смотрел на Влада, скорее, обшаривал глазами помещение кабинета, останавливаясь то на корешках книг, то на стенах, то на мебели.
Возможно, это первая его победа, ничтожная, но очень важная именно потому что первая. Влад дал слово самому себе, что заставит этого недоверчивого сукиного сына капитулировать и признать себя частью их семьи.
– Он любил тебя, знаешь? С того мгновения, как узнал, что ты его сын. Он корил себя за то, что не видел раньше вашего сходства. За то, что позволил тебе пережить всё то, что ты пережил.
Мокану усмехнулся, вздернув бровь, но король вдруг ясно увидел в этой нарочитости горечь, которую Ник пытался скрыть.
– Видимо, наличие троих внуков, сделало тебя сказочником, Воронов. Но я в сказки всё же не верю.
– Ну во-первых, у меня пять внуков, – Воронов не смог сдержать улыбки, когда зять поперхнулся виски и недоверчиво посмотрел на него, – Да, Ник. У меня, кроме Марианны, есть другие дети…твои племянники, между прочим. Причём одна из них – твоя женская копия…чтоб тебе.
Влад ожидал привычной самодовольной улыбки или хотя бы удивления, но в глазах Ника всё была всё та же пустота, и король сжал ладонь в кулак, глубоко вдыхая и напоминая себе, что не должен ожидать от брата тех чувств, на которые он пока неспособен. Долбаное «пока», которое заставляло ощущать себя таким же опустошённым.
– Он действительно любил тебя. Ты так на него похож. Помимо внешности. В чём-то даже больше, чем я. Одно время он даже был с тобой близок больше, чем со мной.
В этот момент дверь сзади открылась, и Влад, не оборачиваясь, понял, что в кабинет вошла Марианна.
Взгляд Мокану изменился, и король едва не вскинул руки в победном жесте. Наконец-то. Опостылевшая пустота сменилась не просто заинтересованностью. Взгляд князя заполыхал. И король мог поклясться, что увидел в нём всполохи как похоти и чисто мужского интереса, так и неожиданной для Зверя теплоты.
– Я хотела спросить, возможно, вам что-нибудь нужно?
Лгунья, она пришла проверить, не поубивали ли они друг друга. Возможно, тишина ей показалась подозрительной. Влад прикрыл рот ладонью, пряча улыбку, когда Ник весь подобрался, напрягаясь и пожирая голодным взглядом жену. Всё же хорошо, что кое-что в этом мире не меняется. Где бы они ни были, какие бы сложности им ни приходилось перенести, чего бы их ни лишили, этим двоим достаточно было просто увидеть друг друга. И для них всё вокруг исчезало.
Марианна подошла к отцу и положила руку на его плечо, сжимая, и Влад прищурился, глядя на Ника. Понимает ли Мокану, что это провокация чистой воды? Что жена проверяет его? Навряд ли. Потому что князь с шумом отодвинул свое кресло и уже через секунду оказался возле жены.
***
Перехватил ее за запястье и повел к двери, процедив сквозь зубы:
– Мы сообщим, если нам что-нибудь понадобится.
– Хорошая сигара и старый добрый виски, что еще нужно для мужского разговора? – донеслось сзади, а я стиснул руки в кулаки, желая врезать ему. Когда увидел, как она положила руку ему на плечо, меня от злости перекосило. Не будет моя женщина других мужиков трогать! Я лучше ей руку оторву, чем позволю так себя унижать. Но, бл**ь, ведь было что-то другое, Мокану? Ведь не только из-за этого ты вихрем через стол пронесся, чтобы скинуть её руку с его плеча? Ведь почему-то внутри ревностью всё скрутило так, что захотелось Воронова в стену впечатать и кулаками в него вбивать, что нельзя мою жену обнимать, нельзя смотреть на нее и улыбаться её прикосновением. Потому что МОЯ! И плевать что считает её дочерью. Моя она! Я так решил.
Когда дверь за Марианной закрылась, подошёл к королю, внимательно наблюдавшему за нами, и, схватив его за грудки, прорычал:
– Слушай сюда, Воронов! Я плевать хотел на то, как ты её называешь! Если она не родная твоя дочь, я запрещаю тебе притрагиваться к ней, понял?
Я не ожидал, что уже через мгновение этот сучий потрох впечатает меня в стену, схватив за горло рукой и, оскалившись, так же медленно процедит:
– Слушай сюда, Мокану! Марианна моя старшая и родная дочь, и я убью любого, кто оспорит это! И я плевать хотел на твою одержимую ревность!
