Как бы он хотел встречаться с ней, жить с ней, любить ее без конца и края, как отчетливо понимал, что до этого по-настоящему не любил тех, с кем был. Любовь его началась с Ляльки, платоническая, необъяснимая, и расцвела в этой прекрасной во всех отношениях небожительнице, которая не могла бы быть идеальнее. Но теперь это были лишь фантазии.
Кроме Библии, которую Артём, окруженный сокамерниками, читал с жадностью неофита, он продолжил изучение уголовного права. Однако теперь углубился в его историю и сущность.
Как же он страдал и плакал в душе от того, что новый мир постепенно воспринял самые суровые идеи уголовного правосудия, характерные для Соединенных Штатов Америки конца XX — начала XXI веков: воздаяния, кары, запредельных сроков лишения свободы. И даже ужесточил их. И никакого прощения. Общество, в котором не было войн и нищеты, вернуло смертную казнь в число наказаний и широко прибегало к пожизненному лишению свободы.
Идеальный мир, который критиковала Лялька, наряду с убийствами стал считать опаснейшими те посягательства, которые «разрушали общественные устои». Образование, здравоохранение, политику — три кита, на которых держался мировой правопорядок.
Он читал подробные научные статьи про крайнюю необходимость, когда вред причинялся вынужденно, но к лекарственной сфере ее применять запрещалось.
Настигла ли его кара Божия или общественная? Он столько времени ходил по краю, леча Ляльку неразрешенными препаратами, и ему сходило это с рук. Теперь же он перешел черту. И все еще не остановился, продолжая свое дело через Лялю и Бьорна.
Он так и не успел пригласить Ханну на свидание. Что сумела увидеть Лялька в ее взгляде, придумала ли она ее любовь к нему?.. Может быть, на всю оставшуюся жизнь ему хватит тех полутора суток, когда он держал Ханну за руку, дежурил рядом с ее постелью и заглядывал в ее глаза?..
А о чем сейчас, интересно, думала Ханна? Артём и представить себе не мог, какие решения она будет принимать для себя на протяжении долгих недель суда.
Дима более не слышал голоса души Адель, не знал ее секретов. Каждый день делал из него бедного родственника, слонявшегося на задворках должности, для которой не существовало никаких настоящих обязанностей и, тем более, прав.
Так продолжалось до шестого месяца беременности председательницы. Во время публичного выступления она внезапно начала истекать кровью. Это Дима, стоявший среди людей в черном, рванулся и первым подхватил ее на руки, это он звонил в скорую…
Но едва захлопнулась дверца врачебного автомобиля, все ее двери закрылись для него навсегда. Придя в себя на больничной койке, Адель немедленно позвала к себе Влада. Из всех, кто осаждал в этот день пороги больницы.
Была ли это любовь или тайный сговор двух маньяков, владеющих секретами мира?..
Дима осознавал, что никогда не был ей ровней. А Влад… Он тоже не был. Но сейчас он знал что-то… он знал тайну, позволяющую быть с ней.
Ужасный выкидыш — то, чего фактически не случалось в современном мире на таких больших сроках — стал лишь началом безумной пляски. Адель физически пропала с работы. Выздоровев за два дня, она заперлась в застенках своих лабораторий. Связующим звеном между ней и миром оставался Влад. Этот циничный, страшный урод.
Потом был изгнан и он. И вместе с Владом ушла последняя ниточка, за которую можно было ухватиться.
Через несколько недель Адель вернулась. Но словно только тело ее было с ними. А рядом, заменяя ей душу, мужчина с холодным осведомленным взглядом, который теперь и был ее жизнью.
Но Дима не застал его появления. За пять дней до того он был подобру-поздорову изгнан за пьянство и употребление запрещенных веществ на рабочем месте.
Лишь предстательство Кати, которая все это время безуспешно пыталась вытащить его из океана депрессии на твердую почву, спасло от публичного позора. Запись в его деле гласила: «Творческий отпуск».
Врачи носились вокруг Адель, как супермены. Делали переливание, кололи все, что могли. Угроза ее жизни, вызванная массивной потерей крови, стремительно сошла на нет.
— Чего там? — Наина, окопавшаяся в кофейне напротив больницы, поймала рослого ассистента Стаса.
— Вне опасности. К ней допустили Влада. Я зашел с ним на этаж, и он послал меня за кофе.
— И как она?
— Ревет белугой. Стены аж трясутся.
— В смысле ревет?.. Плачет?! — изумилась Наина.
Ассистент кивнул.
— Быть не может!
— Весь коридор слышит.
Не зарыдавшая бы, казалось, ни при каких передрягах и потрясениях, Адель била ногами, пыталась кататься по кровати, удерживаемая изо всех сил Владом. По ее просьбе он отвадил докторов, которые хотели вколоть ей успокоительное.
— Адель! Перестань… Перестань же, — уговаривал он.
Влад пытался целовать, говорить нежно, чтоб хоть как-то успокоить.
— Где мой ребенок?!.. Он должен жить!.. Он должен…
— Врачи сказали, что это просто кусок тканей. Ни сердца, ни движений. Вскрытие покажет точнее…
— Никакого вскрытия!.. Он должен жить!..
— Деля, — он назвал ее уменьшительным именем, — ты и раньше знала, что там куча патологий, и плодом-то назвать его было невозможно. Так показали все тесты. У тебя все время кровило. Не понимаю, почему ты продолжала колоть сохраняющие беременность вещества…
— Ты идиот! Полный идиот! — Адель раскричалась и выбилась от Влада, как сильная рыба из рук рыбака. — Тесты ничего не понимают! Эти врачи ничего не знают!.. Этот ребенок — фактически бог!.. Тесты напрочь тупые, я это знала!!! Я должна была его родить!..
— Деля, я все это слушал месяцами. Но посмотри: ты чуть не умерла. И плод не живет…
— Врачи не сумели его сохранить!..
Тут она зашлась в такой истерике, что Влад все же допустил докторов, попросив дозу транквилизатора. После этого Адель немного полегчало и она сползла в его руки, тихая и подавленная.
— Почему твой бог, раз он отец ребенка, не явился снова, чтоб помочь тебе выносить его?
— Его посещение было чудом. Ты думаешь, такое повторяется часто?.. — Адель взглянула через спутанные волосы. — Я обязана была сберечь его сама.
— Все наши лаборатории работали на это… Ты сама работала…
— И ничего не смогли сделать!.. Там сидят законченные бездари!.. Я выгоню всех, клянусь всей моей кровью!.. И наберу новых…
Адель застонала.
— Тише-тише, — Влад поцеловал ее в висок. — Тише, девочка моя. Наберем, кого захочешь. Только прошу, отдохни, приди в себя.
— Некогда!.. Мы должны забрать плод и изучать его, пока не вернем к жизни!..
— Адель, ты можешь многое, но такое…
— Пересадка органов, стимуляция клеток, что угодно, но мы сделаем это!.. Забери его, слышишь?.. Немедленно забери… Влад!.. Я дам тебе целый мир, обещаю.
— Ладно, сделаю. И мир мне необязателен. Уложу тебя на лопатки, когда ты оправишься и тогда расскажешь мне про свои обещания, — он не сдержал обычной своей засаленной улыбки.
— Ты должен найти его, — проговорила Адель.
— Плод? Я сейчас пойду и заберу…
— Не плод! Его… этого парня.
— Мы не смогли сделать этого за все это время.
— Попытайся еще раз! Умоляю!.. Я исполню все твои желания… Я просто обязана попробовать еще раз…
— Хорошо, но это тебе дорого обойдется, — усмехнулся Влад.
— Этот мужчина… Я уверена: я нашла иной разум, выше, чище нашего, суперразум!.. Сверхспособности, сверхтело!.. Мы шагнули навстречу иному измерению, иной эре, эре боголюдей…
— Ну, угомонись уже. Я все сделаю. А за твои фантазии о нем, клянусь, ты мне заплатишь еще дороже. И я не только о деньгах и полномочиях.
— Все, что захочешь!.. Всю меня и все, что у меня есть!..
— Договорились. А теперь пусти врачей, чтобы сделали тебе еще уколы.
Через полчаса Адель спала беспробудным сном. Из приоткрытого окна в палату тонкой струйкой врывался свежий воздух. Влад шел устраивать ее дела. Он всегда гордился тем, что может подчинить всесильную председательницу своей власти, пусть и на короткое время.
