Приближаясь к углу дома, я высоко подняла биту, сжимая рукоятку ножа в зубах, чтобы размахнуться обеими руками. Мое сердце подскакивало к горлу. Это было безумие. Мне следовало остаться внутри. Кем, черт возьми, я себя возомнила, Ван Хельсингом? Я была исследователем паранормальных явлений, а не охотником на монстров!
Когда я завернула за угол, чудовище двигалось в противоположном направлении. Я замахала руками, когда он замаячил передо мной, с криком размахивая битой.
Бита попала в цель, но не попала в монстра.
Вместо этого она была поймана и крепко зажата одной из массивных рук Леона.
— О… о боже мой…
Нож упал на землю, а у меня от ужаса отвисла челюсть. Леон с каменным лицом уставился на бейсбольную биту, зажатую в его пальцах в нескольких дюймах от его головы. Он уронил несколько длинных кусков дерева, чтобы поймать её. Кисло скривив рот, он взглянул на оброненный нож, затем снова на биту, затем на меня.
И он начал хихикать, смехом человека, который только что застукал кого-то за чем-то очень, очень неприличным.
— Ты самая безумная женщина, которую я когда-либо встречал.
Он вырвал биту у меня из рук и бросил ее в кучу дров рядом с собой, но при этом что-то выронил из другой руки. Я посмотрела вниз, услышав глухой удар, и чуть снова не закричала.
— Какого черта, Леон?
Я попятилась от груды голов, которые он уронил на землю. Головы — отрубленные скелетообразные головы трех зверей Эльдов валялись на земле. Я с отвращением попятилась, когда он впился в меня взглядом.
— Черт возьми, тебе нужна любая помощь, которую ты можешь получить. Нож. Гребаная бейсбольная бита.
Он фыркнул, ворча себе под нос, когда я неуверенно наклонилась и схватила нож. Он поднял головы с земли, держа их за клочья взлохмаченного меха и слипшихся на них длинных волос, а также собранные им деревяшки. Он прошел мимо меня во двор, слегка прихрамывая на правую ногу.
Я побежала за ним.
— Что ты делаешь?
Он подошел к опушке деревьев рядом с подъездной дорожкой к моему дому, снова опустил головы и выровнял к земле один из длинных кусков дерева, которые нёс. Он был одет в черную рубашку и узкие джинсы, а его волосы были растрепаны и на них виднелись слабые потеки потемневшей крови.
— Что произошло прошлой ночью? Ты убил их всех?
Вопросы так и посыпались из меня градом. Облегчение, которое я испытала, увидев его — монстра, который хотел трахнуть меня, а не монстра, который хотел убить меня — вернуло мне всю энергию.
— Ты убил их всех? — передразнил он, и я скрестила руки на груди в раздражении от того, каким писклявым он сделал мой голос.
— Нет, я не убивал их всех. Я увел их прочь, Рэйлинн, и убил тех, кого смог. Ты ожидаешь, что я уничтожу всех чертовых Эльдов в Абелауме?
Он снова фыркнул.
— Убей этого для меня, Леон — убей того для меня, Леон — ты хоть представляешь, как я чертовски устал от вас, людей, ожидающих, что я просто убью все для вас?
Он был в гораздо худшем настроении, чем в последний раз, когда я его видела. Вероятно, это как-то связано с его хромотой, если предположить. Я съежилась от его раздражения, но слегка пожала плечами.
— Ты ломаешь кости голыми руками. Ты самый сильный человек, э-э, самый сильный…
Он медленно, раздраженно взглянул на меня.
— Ты самое сильное существо, которое я когда-либо встречала, ясно? Я полагала, что ты можешь убить кого угодно.
— Почти, — тихо сказал он. Внезапным сильным толчком он воткнул деревяшку в землю голыми руками, более узкий конец погрузился во влажную почву и встал вертикально. Он поднял одну из отрубленных голов и насадил ее на дерево. Я в ужасе уставилась на это, когда черная жижа потекла по колу.
— Леон, что…что ты делаешь?
— Предупреждение для другого Эльда, — пробормотал он. Он собрал две другие головы и снова зашагал прочь, двигаясь вдоль деревьев, пока не нашел следующее место, которое ему понравилось, и не установил еще один столб. Я осторожно последовала за ним, ступая босиком, так как у меня не хватило ума обуться перед тем, как выйти на улицу сражаться с монстрами. Я задержалась рядом с ним, стараясь не пялиться на головы.
— Их черепа — единственная часть тела, которая быстро не разлагается, — сказал он, снова вонзая копье в землю. — Если держать их рядом, это может заставить остальных немного меньше рваться во двор.
Я поморщилась от отвращения, когда он насадил на кол следующий череп. Некогда белые глаза в глазницах скелета сморщились и почернели, как старые виноградины. Абсолютно отвратительно.
— Я не могу просто так держать отрубленные головы у себя во дворе, — сказала я.
— О, пардон.
Леон повернулся ко мне лицом.
— Разве они не соответствуют твоей эстетике? Смерть больше соответствовала бы твоей эстетике?
Он сделал паузу, окинув меня долгим взглядом с головы до ног. Его взгляд задержался на моей шее, на многочисленных засосах, которые он там оставил, и он садистски ухмыльнулся.
— Красный и фиолетовый тебе очень идут.
Мои щеки вспыхнули, когда я потерла шею. Каждый день после нашего свидания на кладбище я испытывала головокружительное удовольствие при виде этих отметин. Они олицетворяли экстаз от перенесенной мной боли. Они были алой буквой, клеймящей меня как порочную, похотливую девчонку.
— Я должен выкрасить твою задницу в тот же цвет за все неприятности, которые ты мне доставила, — проворчал Леон, и я зашипела в знак протеста. — Потерять чертов гримуар…тебе следовало вернуть его мне с самого начала, в Св. Таддеусе. Теперь мне приходится обегать весь Тихоокеанский Северо-запад, чтобы отследить эту штуку.
— Боже, ты сегодня еще больший засранец, чем обычно.
Я скрестила руки на груди. Как по маслу, мое неистовое возбуждение от его угроз вспыхнуло снова. Если, отшлепав меня, он почувствует себя лучше, черт возьми, он мог бы пойти на это.
Как я уже сказала, чувства самосохранения у меня нет.
Продолжая следовать за ним, я начала понимать, насколько усталым он выглядел. Его руки были грязными, на спине рубашки виднелась дыра, на шее и в растрепанных окровавленных волосах виднелись пятна грязи, а поверх рубашки на плече была
едва заметная грязно-красная рана. Я сглотнула, вспомнив сочащуюся кровь, которая была пару ночей назад.
— Ты голоден? Тебе нужно перекусить или что-нибудь в этом роде? Это тебя успокоит?
Он только хмыкнул, выбирая следующее место для демонстрации отвратительного защитного заклинания.
— Зачем ты вернулся сюда, Леон? — сказала я, когда он вонзил последнюю голову и провел грязной рукой по волосам.
— У меня нет гримуара, и я не отдам тебе свою душу.
Его глаза вспыхнули, когда он пристально посмотрел на меня.
— Так зачем же ты потрудился прийти?
— Пустая трата времени, — пробормотал он. Он засунул руки в карманы, глядя на меня так, словно хотел сказать что-то еще, его губы сжались в тонкую, жесткую линию.
Я шагнула ближе, сокращая расстояние между нами. От него не пахло потом, чего я могла бы ожидать от человека, который всю ночь бежал по лесу. Вместо этого от него все еще слабо пахло древесным дымом и лимоном, такими успокаивающими запахами, от которых мне захотелось прижаться поближе и закрыть глаза.
Я потянулась к вырезу его рубашки, но он не пошевелил ни единым мускулом. Я осторожно стянула её вниз, обнажив остальную часть красной, зловещей метки, которую я могла видеть на его горле. Но это было гораздо хуже, чем просто отметина. Рваная открытая рана тянулась по его груди. Кожа была разорвана, рана глубокая, сквозила сквозь его татуировки. Она потемнела от грязи, покраснела и распухала. Мои глаза расширились, когда я уставилась на него.
— Леон…
— Заживет, — твердо сказал он. — Звери нанесли сильный удар. Я пытался быть осторожным…
Его голос понизился, почти незаметно, когда он сказал:
— Я не… не хотел причинять боль коту.
— И ты хромаешь.
Я нахмурилась.
