частичку его памяти и души.
Воспоминания, добрые чувства, светлые надежды и мечты о счастливой жизни с Меддой норовили растаять без следа. Лихой внутренне напрягался, отталкивал чужую жадность, он и так не был добрым парнем, и становиться безжалостным монстром не хотел. И забывать нежную Медду не хотел. Невольно думалось, каким бы он стал, если бы рос здесь. Властным и злым? Наверняка. Если бы дожил до своих лет. Дед вел себя так скрытно неспроста. Если Лихой наследник, то почему дед не на троне? Свергли? Свои же или чужие? Верховный жрец тоже хитрил.
Столица не произвела большого впечатления. Обычный средневековый город с кривыми улочками на окраинах и мощеными площадями в центре. Дворцы, больше похожие на крепости, островерхие крыши и узкие окна. Как будто в объемное кино попал. Добротные декорации. Не чувствовал Лихой, что это его родной дом, не воспринимал этот мир своей родиной. Усадьба и то милее сердцу. Может, из-за Медды, конечно. Если бы она очутилась здесь, рядом, Лихому было бы все равно, какие крыши и окна у дворцов. Сейчас ему уже не казалось, что правильно он поступил, оставив Медду одну.
Дед остановился у высоких кованых ворот, за которыми виднелся огромный дворец. Ворота распахнулись, но Вурлик медлил, поглядывал на Лихого из-под бровей. Очередное испытание? Лихой первым должен въехать или дело в другом? Их спутники выстроились за их спинами полукругом, а встречать вышли человек семьдесят. Много это или мало? Воины, слуги, жрецы. Женщины стояли отдельно. Все пялились на Лихого, слухи наверняка докатились. Уже не тайна, что появился наследник. Взгляд Лихого выцепил в группе женщин старуху, лицо как будто знакомое. Может, нянчила его? Или просто Лихому хотелось хоть кого-то узнать?
— Как зовут твою женщину, — вдруг спросил дед. — Из усадьбы?
— Какую женщину? — нахмурился Лихой. Вот оно, испытание. Недаром чудилось, что мрачные деревни лезут к нему в душу. Не чудилось, значит. Дед протащил его через какие-то хитрые лабиринты. Лихой отлично помнил имя своей жены, только признаваться в этом было неосмотрительно.
— Никакую, — дед тронул лошадь и въехал во двор. Поверил? Лихой двинулся следом, надеясь, что удастся вскоре остаться одному и поразмыслить над странностями пути. Хоть один человек из тех, кто вышел встречать, на его стороне?
Встречающие молча расступились, их лица не выражали ни радости, ни злости, ни удивления. Всем было безразлично, что отныне придется считаться с новым хозяином? В показном равнодушии Лихой сомневался. Так не бывает. Он влез в чужие планы, его наверняка захотят устранить, отодвинуть, подчинить. И Вахид обещал трудную дорогу к трону, хотя трон Лихой и не просил. Навязали, а теперь сами же боятся, что он на этот трон сядет. Перед Лихим снова встала трудная задача — выяснить, кто друг, а кто враг. Или все враги? Деду и то нельзя полностью открыться, что уж говорить про остальных.
Во дворце, в огромном зале, их ждала еще одна группа людей. Наверно, самые приближенные. И одеты получше, и физиономии потолще. Эти позволили себе скупые улыбки и кивки. Но дед и в этом зале не остановился, прошел насквозь в следующий зал, поменьше. Возле стен стояли банкетки, а в центре располагался овальный стол. За столом сидели трое. При виде деда почтительно склонили головы. Лихой мысленно хохотнул. Когда его, как успешного предпринимателя, пригласили однажды на прием к губернатору, то усадили за похожий стол из массива дуба. Сейчас сесть не предложили. Не заслужил еще почтения.
— Это дознаватели, — буркнул дед. — Так положено.
— Понял, — Лихой догадался, почему встречающие не спешили его приветствовать. Слухи слухами, а окончательный вердикт, похоже, эти товарищи вынесут. Что-то про дознавателей и Зосима говорил. Каждой птице своя ветка и решали, кому кукарекать, а кому трели выводить, специальные службы.
— Собака? — один из дознавателей удивленно покосился на Брю, который от Лихого не отставал. После совместного посвящения Брю резко подрос, и за пазуху уже не влезал. Впрочем, это и не требовалось, сил у пса теперь хватало на длительные переходы. Когда рядом стоял, Лихой мог не нагибаясь по лобастой голове погладить.
— Кровник мой, — коротко ответил Лихой, пресекая любопытство. Ясно, что у волков в кровниках псы не водились. Ну, а у Лихого завелся. Пусть завидуют.
— Перстень? — второй дознаватель вытянул шею, пытаясь разглядеть, что на пальце у Лихого.
— На! — резко выбросив кулак вперед, Лихой ухмыльнулся. Дознаватель поспешно отпрянул, стул едва не опрокинулся. Храбрецы они тут.
— Лента? — выкрикнул третий.
— Хранится в надежном месте, — не растерялся Лихой. — Если прямо под нос не сунуть, вы не можете определить, имеется нужная вещь или нет?
— Все мы можем.
Дознаватели вскочили, окружили Лихого, выставив вперед ладони. Словно десятки тончайших игл вонзились в грудь и спину. Боль была ощутимой, но Лихой громко расхохотался. Еще не хватало показывать этим придуркам свою уязвимость. Не дождутся. Боль усиливалась, иглы становились толще и горячее. Смысла в подобном испытании на болевой порог Лихой не видел, но это не означало, что другие не видели смысла. Со своим уставом хотелось бы залезть в этот монастырь и разнести тут все к чертям, только пока не позволяли. И догадаться, как поступить, Лихой не мог. Орать или терпеть, сколько сможет.
Долго никто терпеть не сможет, мышцы уже огнем горели. Сварят заживо, уроды. Рассвирепел Лихой, что не сможет Медду защитить, если правил не понимает. Как отпор дать? Вспомнив Медду, Лихой вспомнил и о ее подарке. Он не раз доставал цветок в дороге, удивляясь тому, что тот не вянет. Их любовь жива, потому и не вянет, объяснял сам себе. Медда не простая девчонка, вложила в цветок свои чувства и они согревали Лихого. Пустяк, а дороже цветка для него ничего и не было. Память, надежды, вера в счастье. Мысли о цветке заставили приложить ладонь к карману, где лежало сокровище.
Как по волшебству дикая боль исчезла. Дознаватели старались изо всех сил, разве что не пыхтели, приближали ладони все ближе к нему, Лихой молча смотрел на них и мечтал о встрече с Меддой. Единственное, до чего он додумался, их союз был чем-то вопиющим в этом мире, противоестественным и потому требующим уничтожения. Найти бы того, кто все это растолкует ему. Не этих же спрашивать. Лопнут сейчас от усердия. Дед подошел ближе, удивленный не меньше дознавателей. Калечить внука он не позволит. И так понятно, что Дэн истинный волк.
— Не надоело? — Лихой нарочито громко зевнул. — Может, перекусить хотите, уважаемые, силенок поднабраться. А то слабо вам волка завалить.
— Эй! Одного кольца достаточно для признания.
