как у какого-нибудь морского членистоногого, сейчас выпрыгнут из глазниц на гибких стебельках и сунутся к моему экрану.
— Стих, — брякнула я. — Ой, у тебя не затяжка на правой ноге?
Марлена принялась разглядывать свои колготки… нет, чулки — она приподняла подол, демонстрируя кружевную резинку, — но и обо мне не забыла:
— Что за стих? Читай!
— Э-э… "Осень" называется.
Ох, я так не могу — думать двумя параллельными потоками. "Забыл я горькую секунду, когда ушла ты от меня…" Нет, это классика! Ладно, срифмую, как придётся.
— Я тебя не люблю, — слетело с губ, — я тобой не болею, не мечтаю, не плачу, не жду и не смею. Я не верю в надежды и сладкие сны, я закрою глаза и умру до весны.
Пальцы между тем отстукивали: "...клуб "Кроличья нора".
Уф! Стих сочинить легче.
— Мрак, — сказала Марлена.
— Ага, — подтвердила я.
Если бы меня не отвлекали, я бы, наверно, опять струсила и не нажала кнопку "Отправить". Теперь — всё. Мэт не ответит, и я умру… до весны. А весной воскресну и буду жить дальше. Как — не знаю. Но всегда бывает "дальше", верно?
Марлена повертелась передо мной, демонстрируя голую спину и красные туфли на высоченных каблуках, страшно довольная собой.
— Слушай, Симона, платье твоё, конечно, здоровское, скромная элегантность и всё такое. Но у тебя поразвратней ничего нет? Мы же отрываться идём. Чем парней завлекать будешь?
— Тобой, — сказала я.
Марлена польщённо расхохоталась.
А я тискала в руках суб-ком, чувствуя, как потеют ладони, и ругала себя. Кто так пишет? Ни "здравствуй", ни "извини", ни "пожалуйста" или "не мог бы ты, если у тебя найдётся время"...
Но это море лишних слов — до вечера набирать.
Ой… Я же не подписалась! Он просто не поймёт, от кого письмо.
На громогласный смех Марлены из-за перегородки выглянул Харальд, бодрый и даже причёсанный, но в растянутой футболке и широких мятых штанах.
— Марли, зайка, на обратном пути молока купи, тип-топ? — выдал он. — Люблю тебя.
— Ага! — зло фыркнула Марлена, когда за нами захлопнулась дверь квартиры. — Молока ему посреди ночи. Щассс!
Клуб "Кроличья нора" обитал в здании бывшего литейного завода, построенного в те времена, когда даже промышленные сооружения украшались архитектурными излишествами. В лучах прожекторов на стенах выделялись фигурные арки, многоярусные карнизы и прочие рюши с оборочками, увековеченные в кирпиче. Две мощные трубы стремились в ночное небо, подсвеченное вечным городским заревом. Огни на трубах складывались в длинные заячьи уши.
Внутри и правда была нора. Темнотища, рёв, грохот и толпы счастливо скачущих кроликов. Короткие разноцветные вспышки заставляли белое платье Марлены флюоресцировать. Она была, как фонарик в море мрака. На нас обращали внимание, нам ухмылялись, что-то говорили, куда-то звали.
Но подруга проявила недюжинную стойкость. Смеялась, сверкая зубами, но отнекивалась и упорно пробиралась сквозь толчею, волоча меня за собой, как будто… искала кого-то?
Едва эта мысль пришла в голову, как Марлена выпустила мою руку и повисла на шее у незнакомого мужчины с мощной холкой и фигурой типа квадрат. Стоп, почему незнакомого? Это же Мик Пик. Обладатель трёхэтажного дома и мечты о наваристых супах и пятерых детишках.
Марлена, я тебя убью!
Господин Пик отыскал для нас низкий разлапистый диванчик в дальнем зале, где музыка была немного спокойнее, а вспышки не так резали глаза. Правда, втроём мы едва уселись — больно широк оказался наш кавалер. Чтобы не мучиться, Пик утащил Марлену танцевать, по-хозяйски оглаживая её голую спину. Подруга успела послать мне бесстыжую улыбку, крикнув в ухо: "Не скучай!"
Я осталась одна. В темноте и одуряющем грохоте. Злая, как голодная горгулья.
Меня "проветрить", значит? Использовать, как прикрытие для своей интрижки!
И уйти нельзя. Вдруг Мэт всё-таки… Нет. Глупо надеяться. Даже если он здесь, ни за что не найдёт меня в этом бедламе.
Но я не двигалась с места, время от времени проверяла свой суб-ком и таращилась во мрак, где силуэты танцующих колыхались, будто щупальца гигантской актинии.
Внезапно их заслонила крупная мужская фигура. Увы, не та, которую я надеялась увидеть. Лицо со смутно прорисованными чертами тоже было чужим.
Я покачала головой, даже не пытаясь разобрать, что говорит незнакомец. Я не танцую, не желаю что-нибудь выпить и не нуждаюсь в компании. Для вас я госпожа Нет.
Но этого слова он, кажется, не понимал. Наклонился ко мне, хищно блестя белками глаз. Да так и замер в позе холопа перед барыней, косясь на руку с суб-кольцом, опустившуюся ему на плечо. Обладатель кольца заставил господина Холопа выпрямиться. Несколько секунд они сверлили друг друга взглядами, затем господин Холоп отступил и растворился среди теней и вспышек.
Жёсткие лучи веером ударили в спину моему заступнику, на миг обведя его силуэт слепящей каймой.
— Вы не против моей компании, госпожа Бронски-Даймер?
Эти слова я скорее угадала, чем услышала. Приглашающе похлопала по мягкому сиденью дивана — и только когда Мэт опустился рядом, поняла, каким фривольным был мой жест.
— Могу предложить коктейль с ананасовым соком, кокосовым молоком и капелькой росы, — чтобы перебить грохот музыки, ему пришлось кричать. — Веселья у них нет.
На низком столике поджидали два стакана с мутным желтоватым напитком, в каждом соломинка и вишенка на ободке.
То есть он аккуратно поставил коктейли, чтобы освободить руки, и только потом взял господина Холопа за шкирку… Почему-то стало смешно.
— Часто сюда ходишь? — спросил Мэт.
— Нет, что ты! Просто мы с подругой решили…
— И где подруга?
— Пригласили на танец.
— Странно.
Он улыбался. Лицо и тон оставались серьёзными, но я чувствовала его улыбку, как чувствуют солнце сквозь сон.
— Почему странно?
— Потому что из вас двух я бы пригласил тебя.
— Ты же её не видел.
— Зато я видел тебя, — Мэт наклонился к моему уху.
Мы не касались друг друга, но я всем существом ощутила его близость. Сразу всё вернулось: и гостиница в Бежене, и площадка над оврагом, и мой побег, и горячие горькие мысли о том, что случайный любовник, купивший мою ночь за отметку о браке, наглый чужак, которого можно забыть, если очень постараться, превратился… в кого? Не знаю. В человека, без которого мне плохо.
— Мэт, я хотела сказать… Извини, что я тогда убежала. Мне было…
— Стыдно. Я понял.
