Мужчина молчит. Смотрит на меня серыми, проницательными глазами и молчит. Лишь нервные движения пальцев, сминающие края расшитой серебряной нитью рубахи, выдают его присутствие.
— Ты на неё похожа… — скрипучим голосом, будто сквозь тонны песка, доносится до меня его голос.
Усилием воли я заставляю себя молчать. Вряд ли сейчас уместно спрашивать: «На кого?». Возможно, он потерял кого-то, кто похож на меня, и так добр исключительно по этому поводу.
Кашлянув в кулак, я спешу перевести разговор в другое русло:
— Простите, у нас нет часов. Вы когда завтра за томатной ягодой приедете? Утром? Днём? Вечером?
Увы, но мою деловую хватку игнорируют:
— Что произошло с твоими ушами?
Э-э-э-э… У меня судьбой предписано, что ли, встречать на своём жизненном пути странных типов и безумцев?
— Можешь не отвечать. Очевидно, что тебе пришлось через многое пройти. — рваный выдох, казалось, доносится колебаниями воздуха до моего лица. — Просто знай, что я готов выполнить долг чести и ответить за содеянное.
Я слышу печаль и тревогу в голосе старосты. Но почему-то это меня не удивляет. Это отзывается где-то глубоко внутри меня горечью, а снаружи — полчищами мурашек, леденящих кожу.
Становится не по себе. Кажется, пора прекратить этот непонятный разговор и прояснить ситуацию. Объяснить мужчине, что он меня с кем-то перепутал, что я не виновата, что на кого-то там похожа. Я практически это делаю. Вздыхаю и приоткрываю рот, выдавив сухое: «Простите…», но появляется Касс. С пустой сковородкой, чтоб его!
— Для обеда сойдёт. — весело рапортует солдат, взмахнув пустой сковородкой в своих руках.
— Вкусновато, но маловато?
— Как?
— Вкусновато, но маловато. — повторяю, покосившись на встрепенувшегося Густэра.
— Нужно будет запомнить. — усмехается эльф, хлопнув свободной рукой по плечу старосты. — Надеюсь, не в обиде?
Густэр качает головой, мазнув по мне грустным взглядом, и мигом подбирается:
— Я прибуду завтра в это же время.
Прощание такое же смазанное и непонятное, как и наш так называемый разговор. Я совершенно не понимаю, что не так с этим мужчиной, но боюсь заострять на этом внимание. Боюсь, что он перестанет приезжать. Боюсь лишиться поставщика и такого партнёра. Боюсь, что Кассиэль, узнав о его странностях, разорвёт со мной все договорённости.
Молчу, смотрю на прожорливого эльфа, искоса поглядывая на то, как неподалёку взбирается в седло Густэр, и не могу придумать, как бы разрядить обстановку и сбросить с себя хотя бы часть послевкусия от непонятного разговора.
— Сковородку кинуть или ты примешь вместе с тачанкой?
Тачанка?
Я перевожу взгляд на гроб на колёсах, оставшийся с той стороны, и киваю.
— Давай вместе с этой тачанкой. Нам всё равно завтра грузить томатную ягоду. Меньше тебя будем дёргать.
Хватаюсь за верёвку со своей стороны и осторожно тяну нашу товарную колесницу.
— Ты понравилась Фарсу. Знаешь? — огорошивает меня солдат, попуская другой конец верёвки со своей стороны.
Фарс? Это тот рыжий, что ли? С топором, который?
— Я думала, он в меня свой топор метнёт. — честно признаюсь я. — Мне кажется, ты ошибаешься.
— Ну да. То-то он к своей Мирлии побежал в деревню, чтоб у неё тебе сапоги выпросить. Конечно, я ошибаюсь.
Справившись с транспортировкой, я быстро наматываю верёвку на колышко, чтоб под ногами у меня не мешалась, и с недоверием поглядываю на явно подобревшего эльфа.
Права была моя мама, получается. Вон как сытый мужик подобрел. Ещё и красноречия добавилось. Чего доброго, так ещё и подружимся.
— Он побежал к своей девушке мне за сапогами? — неверяще уточняю я, выпрямляясь во весь рост. — Звучит не очень.
— Ну, не то чтобы к девушке… — плотоядно усмехается эльф.
— Фу, какая гадость. Пусть боженька отведёт от таких мужчин всех женщин. — бурчу себе под нос. — Ладно, не прощаемся, Кассиэль. — прихватив грязную сковородку, я салютую ей солдату и спешу к своим компаньонам.
Не терпится закопаться в привезённые старостой мешки. Любопытство разбирает, жуть как. Да и масло хочу понюхать! Выглядит оно, конечно, как вполне обычное — подсолнечное, нерафинированное, но то вид, а вот запах…
— Будьте осторожны, госпожа. — опасливо озираясь по сторонам, Энлии цепляется в сковородку и тянет её на себя. — Густэру нельзя доверять. Как бы он ни отравил масло и остальное…
Крепче сжимаю пальцы на сковородке и не позволяю эльфийке вырвать её из своих рук:
— Ты о чём? Вы знакомы?
Бледное лицо Энлии идёт красными пятнами, а пышная грудь часто вздымается.
— Ты его знаешь, Энлии?
— Это правая рука почившего Владыки Светлых. Страж моей первой госпожи! Он предатель, госпожа. За земли и свою жизнь он предал своего господина. Впустил в Светлые Леса наёмников, положил начало кровопролитию и трагедии, окутавших это место, он…
— Спокойнее, Энлии! — чувствуя, что проигрываю в борьбе за грязную сковородку, я разжимаю пальцы и обрываю речь эльфийки. — Хорошо. Я буду осторожна. Как-то проверим масло и… всё. Успокойся, пожалуйста!
Прижав сковородку к груди, как родную, женщина часто кивает и пучит глаза.
Господи, мне вот только копания в чужом прошлом не хватает.
Да и странно как-то. Предательств такого масштаба и… староста в деревне? Даже не города, не какой-то там страны…
Совсем торговаться не умеет, что ли?
— Я думала, он сгинул, а он всё живёхонький… — причитает раскрасневшаяся Энлии. — Как его до сих пор не убили, не понимаю.
…так-с, кажется, в мой список нужностей теперь стоит внести успокаивающий чаёк и закрепить его на первых позициях.
Глава 33
Ничего не понимаю… Где моя картошка?!
— А где Минк со сковородкой? — вернувшись с экскурсии в обновившийся туалет, я крепче сжимаю руку дочери и обвожу всех собравшихся непонимающим взглядом.
Что происходит? Я наконец-то осуществила свою мечту — самую большую сковородку картошки пожарила на масле, привезённом старостой, а она… А где она?!
— Минк понёс её Гиральфу. — разумеется, отвечает Клинвар.
Все вообще как-то подозрительно на него косятся, но меня больше удивляют взгляды Дэя и Энлии. Дракон ошарашен, а эльфийка взирает на собравшихся с таким видом, будто участвует в каком-то заговоре. Более того, Энлии так серьёзна и напыщена, словно этот заговор возглавляет.
Я в шаге от того, чтобы кого-нибудь хорошенько треснуть. Одна драконья рожа прямо сегодня весь день об этом просит., вот, кажется, выпросит сейчас.
— Я жарила её на всех! Ты ополоумел?!
Моему негодованию нет предела. Я ведь на самом деле старалась, чтоб почти все попробовали диво дивное — жареную картошку.
— Ты должна быть мне благодарна. Тот, кто опоил и отравил стражей Светлого Владыки, очень даже может отправить на тот свет нас. Тем же способом. — карие глаза впиваются в меня требовательным взглядом, а лицо Клинвара застывает холодной маской. — Я избавил нас от опасности. Избавил тебя от необходимости делать выбор. Кому-то нужно было проверить то масло, на котором ты готовила. Ты бы предпочла, чтоб это была твоя дочь или кто-то из нас?
Да ничего бы я не предпочла! Я же эту картошку собственными расчудесными руками вырастила! Я её сама жарила, согнувшись в три погибели над костром, дышала парами и умопомрачительным запахом… Ммм…
От воспоминаний аж аскомой зубья сводит.
— Я бы уже померла, будь масло отправлено, боже. Я ведь готовила! Была в прямом контакте… Я тебя сейчас придушить хочу! — злость мешает достойно аргументировать свою позицию.
Да и вообще, что они к Густэру пристали?! На кой чёрт мы ему сдались? Мы ни Владыки, ни короли и ничем ему не мешаем! Зачем ему нас травить? Нет, я искренне этого не понимаю. Они считают, что он какой-то маньяк-отравитель? Ни дня без чьего-либо отравления, или как? Или где?
