Сколько раз он убивал, и ему это нравилось? Куда больше раз, чем он желал признавать. Люди были лучшей добычей, и он не знал, как принять это в его жизни.
Букер все еще хотел охотиться на них. Он хотел гнать их до края земли, как делал раньше. Выпустить орлов из татуировок, отправить в погоню тигров. Вместе с волками терзать плоть, пока человек не перестанет бороться.
Больше всего он хотел смотреть, как яд его змеи проникает в их вены, и они думают только о боли.
Он выдохнул.
— Я больше не такой.
Амелия прошла вперед, покачивая бедрами, заставляя его пятиться. Он не хотел, чтобы она его трогала.
— Букер, любимый. Ты такой был, есть и всегда будешь. Ты не можешь сбежать от своего назначения.
Он не хотел задавать вопрос, но слова вылетели изо рта:
— Какого назначения?
Она не говорила, пока не дотянулась до него. Амелия склонилась, ее рот задел его ухо.
— Ты — воплощение демона, Букер. Порть их и посылай ко мне в Ад, а я поиграю.
И сон резко отпустил его.
Букер согнулся, сжал кулаки и ударил по теням в комнате. Когда его колотящееся сердце сообщило, что он не спал, в этот раз точно проснувшись, он выдохнул и сжал голову.
Он все еще ощущал ее влажный язык на ухе. Он все еще слышал ее слова, эхом разносящиеся в голове.
Амелия всегда заставляла его ощущать себя меньше, чем человек, потому что они не смогли сломать его. Букер всегда ощущал укол вины, убивая, даже если видел семью того человека недели спустя на улицах.
Ему не нравилось, что люди боялись его. Он выполнял работу. И лучше многих людей. Так он смотрел на убийства, и хоть остальные считали иначе, его все еще беспокоило, что он не понимал их точку зрения.
Почему люди винили убийц? Он даже не считал их убийцами. Кто-то хотел, чтобы он убил человека. Значит, человек был плохим и заслуживал этого.
Пинкертоны мнили себя богами. Они наказывали, чего не делал даже Всевышний. Точнее, они наказывали раньше него.
Он почти слышал смех Амелии от этой мысли, словно она была в его голове. Та женщина хотела все больше власти, какой бы ни была работа. Убить ребенка? Легко, если от этого люди боялись бы сильнее.
Букер потер рукой лицо и пробормотал:
— Ее тут нет.
Дыхание застыло в груди. Он мог поклясться, что человек касался его спины, если бы не считал это невозможным. Тени подступали к нему. Движение в дальнем углу было иллюзией. Его разум хотел, чтобы он боялся, потому и дал ему жуткий сон.
Ему нужно было выйти из комнаты и проветрить голову.
Букер свесил ноги с края кровати и игнорировал ощущение, что кто-то мог вылезть из-под кровати и поймать его за лодыжки. Призраков не было, даже если Ирен говорила, что видела их. Или, может, он верил в призраков, но не считал, что они могли навредить ему из загробной жизни.
Букер решительно вышел из комнаты. Ему нужно было пойти в единственное место тут, где он ощущал себя лучше. Там его разум подавит мрачные воспоминания, и он глубоко уснет.
Кладбище.
Он вышел из дома и устремился к камням далеко на заднем дворе. Может, это было неправильное любопытство. Все же его мать была похоронена тут, когда он думал, что ее тело отправили ее семье. Еще одна заслуга Пинкертонов. Ее могила была не на виду у всех, а на маленьком кладбище, где ее вряд ли найдут.
Он не спрашивал Фрэнка или странного дядю Фрэнка, который часто навещал их, о могиле. Хотя старик ухаживал за домом годами. Люди не говорили о Пинкертонах, будто они были отродьями дьявола.
Стоило произнести фамилию Пинкертонов, и один из них появлялся. И лучше было дать им работу, или они поджигали дом за трату времени.
Фигура стояла на кладбище, белое платье развевалось вокруг нее, почти белые волосы теребил легкий ветерок.
Букер протер глаза, не веря, что на кладбище стоял призрак. Лунный свет мерцал на призраке, и…
Ох.
Она подвинулась, и он увидел, что изгибы, которые она долго скрывала под платьями, были больше, чем казалось. Но он узнал бы ее всюду, даже в тумане кошмара и отчаянии воспоминаний, которые он не хотел пускать в голову.
Ирен. Крохотная женщина, поразившая его в шоу, которое он создал, чтобы отогнать ее.
Редкие потянулись бы к змее без колебаний. Еще меньше людей стояли бы рядом с Букером, упали бы на колени перед ним и проверили, в порядке ли он, когда он выставил ее на общее обозрение, чтобы получить то, что он хотел.
Он отчаянно хотел, чтобы ее татуировки поднялись над телом, как делали его. Букер не хотел быть одиноким, и только она могла помочь ему с этим. Даже если он сделал ее такой, какой хотел больше всего.
Она стояла в центре кладбища, опустив руки по бокам, хмурилась, глядя на надгробие, которое он отлично знал. Что она делала тут в это время ночи? Он знал, что был час или два ночи, но она была тут.
— Чего именно ты хочешь? — прошипела она.
Хороший вопрос. Он не знал, чего хотел, и не ожидал, что она окажется тут.
А потом он понял, что она говорила не с ним. Она не знала, что он был тут. Она смотрела на надгробие, словно кто-то мог выйти из него и поговорить с ней.
Он замешкался, скрылся за большим надгробием. Он прижался спиной к граниту, уселся на мокрую землю и слушал ее слова.
Она была загадкой для всех них. Ирен заявляла, что видела мертвых, но они не видели, чтобы она использовала силы. Только Клара верила ей, но бородатая леди не говорила о том, что произошло между ними. Порой он задумывался, что Клара просто легко верила в такое.
Но теперь у него был шанс увидеть, что она могла делать. Ему отчасти казалось, что он шпионил за ней. Может, так и было. Было не честно, что он подглядывал, не спросив прямо, что она умела.
Он не выходил из укрытия. Он опустил руки на колени и смотрел в ночь, слушая.
— Я не знаю, чего ты от меня хочешь, — сказала она тихо, голос был легким в ночи. — Да, я вижу, что это твоя могила. Конечно, я это понимаю, но должно быть еще послание, кроме того, что ты тут похоронена. Что же это?
Ирен притихла на пару
