— Мне кажется, что-то такое мне когда-то попадалось, — щурится Азамат. — На память не помню. Но что-то это было… Не знаю, не очень весёлое, что ли? Скорее всего, упоминалось в балладе, а они в принципе грустные. Не знаю, пока не могу ничего сказать, надо поискать по источникам.
Я пытаюсь вызвать перед глазами образ Камышинки и её детей. Дети как дети, а сама она — помимо того, что действительно глаз не отвести, — примечательна разве что уж очень большим животом.
— Интересно, на каком она сроке, — бормочу я. — А то как бы не пришлось ночью к ней срываться принимать роды.
— Я вот ещё о чём подумал, — снова заговаривает Азамат. — И мать, и жена о Чаче очень пекутся. Но дарёной одежды я на нём ни разу не видел.
— Думаешь, она шить не умеет?
— Думаю, что он её очень хорошо прячет.
19. Арай
Сыновья Камышинки, похоже, нечасто встречали незнакомых людей. В Доме целителей они жались к матери и старушке, что выглядело странно для мальчишек их возраста, но Арай помнила себя в детстве: после смерти матери отец практически не выпускал её за ворота своего тщательно огороженного дома, и когда она впервые смогла перелезть забор, вид чужих людей на улице едва не загнал её обратно.
— Идите погуляйте хоть, — посоветовала им мать Чачи на второй день, когда всё семейство закончило завтракать.
Поскольку Исар стал давать Арай деньги на повседневные нужды, она теперь и вовсе не пыталась готовить, а заказывала завтрак и ужин из ближайшего трактира. Старушке, кажется, это не очень понравилось. Она всю жизнь прожила в деревне и привыкла полагаться на то, что вырастила сама или собрала в лесу, ну в крайнем случае купила в виде исходных продуктов. Еда же, приготовленная какими-то чужими людьми за деньги, вызывала у неё подозрения. Но в чужом доме, куда её пригласили по доброте душевной, она держала своё недовольство при себе, только спросила, не будет ли Арай против, если она сварит чего-нибудь на обед и ужин.
Арай не возражала, вот только она не хранила дома продукты, а потому достала несколько монет и выдала их старшему мальчику.
— Пойди на рынок и купи, что бабуле нужно, — проинструктировала она, надеясь, что старушка не обидится на такое слово. Мальчишки, скорее всего, называли её по имени, но Арай его не знала, а спрашивать было неловко.
Мальчик отпрянул от неё, глядя в пол, но деньги взял.
— Я не знаю, где рынок, — тихо признался он.
— Из дома выйдешь и налево, по большой улице прямо пока в рынок не упрёшься, — объяснила Арай. — Но если что, спросишь любого прохожего, все покажут. — Она подумала и добавила: — Я когда только сюда приехала, тоже боялась к чужим людям подходить с вопросами. У меня дома все всех знали, а чужаков обходили стороной. Но тут столица, людей много, всех знать невозможно, и можно с кем угодно поговорить, никто не удивится. Пойдёмте со мной, я на учёбу, выйдем вместе.
Старушка дала детям ещё денег и стала диктовать список покупок. Арай пошла переодеться в форму и собрать себе остатки завтрака на обед. На протяжении всего разговора Камышинка сидела с отсутствующим видом, глядя в окно, и бездумно поглаживая свой огромный живот. Арай за год в Доме целителей повидала беременных, но Камышинка явно лидировала в размерах.
Пока мальчишки обувались, старушка смотрела на Камышинку каким-то печальным взглядом, который заставил Арай насторожиться.
— С ней всё хорошо? — спросила она тихонечко.
— Да-а, — отмахнулась старушка. — Кто её знает, что у неё в голове. Спасибо, что хоть такая есть. Сынок-то у меня с детства, ну, странненький. Ты видела его, нет?
Арай кивнула. Пока Чача первый раз лежал в Доме целителей, она пару раз перекинулась с ним словом и примерно понимала, о чём говорит женщина.
— Ну вот, — продолжила та. — Сама видела, значит. Но это он ещё получше стал, раньше-то совсем был… Слова внятного не добьёшься. А потом как-то раз привёл вот её. Откуда взял — так и не признался. Жена, говорит, моя, и всё тут. Повёл сразу к духовнику, тот их и поженил, а мне уж после того показал её. Я на другой день к духовнику пошла, спросить, что за барышня такая, да с чего вдруг за моего дурачка пошла. А тот лежит в кровати околевший.
Арай вздрогнула. Спокойный, будничный тон старушки не предвещал такой развязки истории.
— Как… как так вышло? — прозапиналась она. Очень хотелось спросить, неужели Чача что-то такое сделал с духовником, что тот умер, но Арай понимала, что мать Чачи не обрадуется такому вопросу.
— Кто его знает, — безразлично пожала плечами старушка. — Он старый был довольно.
— Мы готовы! — возвестил младший мальчик, и Арай автоматически пошла на выход, раздумывая, что ей уже не так нравится идея оставаться с этой семейкой одной в доме, и что, может быть, стоило попросить Исара задержаться на пару дней в столице. Впрочем, она ещё не знала, что он скажет, когда услышит, что она в его доме расположила чужих людей.
Работы в Доме целителей сегодня было мало, поэтому после лекций и практикума по гистологии Арай могла идти домой. Другой вопрос, что она не очень-то хотела туда возвращаться. Сам дом ей не очень нравился, большой, тёмный и полупустой. Исар обставлял его на свой вкус собственноручно изготовленной мебелью и расположил каждый предмет так, будто выставил композицию на витрине, а не пространство для жизни организовывал. Он честно спрашивал у Арай, всё ли её устраивает, и она заверяла его, что ей всё нравится, потому что не чувствовала себя вправе перебирать подарками. Но уюта эти постановки для мебельного каталога вовсе не добавляли. А теперь ещё Арай сама пригласила боязливых детей, их странноватую мать и критически настроенную старушку.
Раньше, пока Арай снимала свою лачугу, она часто засиживалась в Доме целителей допоздна, потому что здесь можно было работать на казённом буке, да и что толку уходить, если вечером всё равно возвращаться, чтобы принять душ? Но теперь у Арай был свой бук, удобнее и мощнее, чем выдавали студентам, да и пользоваться общественной душевой стало незачем.
Арай посидела в ординаторской, растягивая свой небольшой обед на как можно дольше, потом принялась наводить порядок, прикидывая, насколько странным покажется целителям, если она решит ещё раз обойти всех больных и посмотреть, не нужно ли кому-нибудь чего-нибудь. Остальные студенты уже ушли — в свои комнаты или на рынок, Арай не знала, да и не очень интересовалась.
Она обернулась на звук шагов и увидела Чикира, замершего в двери. Он, похоже, не ожидал её встретить и теперь замялся.
— Привет, — наконец вымучал он, хотя она с ним уже здоровалась утром. Арай кивнула и продолжила убирать в сушилку свою вымытую чашку.
Чикир зашёл и закрыл дверь, но по-прежнему не приступил ни к какому занятию, ради которого сюда явился.
— Сегодня Репья судят, — сказал он, осторожно поднимая взгляд на Арай.
Арай нахмурилась. Ей никто ничего не говорил.
— Мне надо там быть?
Чикир пожал плечами.
— Твой муж там. Он же истец. Наверное, не надо. Он бы тебе сказал, наверное?
Арай неуверенно склонила голову. Конечно, часть украденных драгоценностей принадлежала ей, а не Исару, но для суда над вором это было не так уж важно.
— Меня тоже… должны были судить, — помедлив, сообщил Чикир. — Ну или я так думал. Но они меня только допросили как свидетеля. — Он склонил голову на бок, глядя на Арай вопросительно. — Я не думал, что они поверят моему слову против Репья.
— Я его видела в тот день, — пояснила Арай. — Он знал, что меня не будет дома. Специально спросил. И потом, наверное, у него деньги нашли?
— А, — нахмурился Чикир. — Точно. Я об этом не подумал. Я подумал… Я видел, что ты говорила с Хотон-хон…
Он замолчал, и Арай нетерпеливо вздохнула.
— Да, я ей сказала, что ты бы не стал у меня красть. Это ведь правда? — она наконец развернулась, чтобы смотреть на Чикира прямо. — Ты бы не стал?
Он мотнул головой.
— Нет. Я понимал, конечно, что Репей кого-то обокрал, но я думал… Кого-то из пациентов, кто побогаче. Он прямо не говорил, но намекнул, что никто ничего не заметит. А я… Дома крышу ураганом сдуло, а в том году урожай был еле-еле… Но если бы я знал, что это твои, я бы не стал, клянусь! Я знал, что ты из дома сбежала, видел твоего папаню тогда…
