– Познакомь, Элька, - велит тетушка.
И ничего не остается мне, кроме как сказать «да, тетя, познакомлю». Деваться-то некуда. Да и тетка Ганна – она навроде как просто так ничего не делает. Εсли уж говорит, что надобно ей на Радку поглядеть, значит, надобно.
Вот только что в ней-то хотела тетушка высмотреть?
Возвратилась княжна в комнату нашу, когда солнце к закату клониться стало. А тут ее уж тетка моя поджидает. Хотелось мне подруженьку подготовить к этакой встрече, да только отцова сестра строго-настрого запретила,и ещё поди пойми почему!
– Ну здравствуй, княжна Воронецкая, – тетка Ганна молвит и прямо в глаза соседушке моей глядит.
Замерла Радка спервоначалу, потом попятилась, да только быстро успокоилась. Не след ей было бояться-то.
– И ты не хворай, Ганна Симоновна.
Говорила навроде с хрипотцой, но все ж таки спокойно.
Улыбается тетка моя и взгляда не отводит.
– Чего же заробела, княжна? Я в гостях у тебя. Разве же гость супротив хозяина пойдет?
Гордыня Радомилина тут уж взыграла. Нос княжна Воронецкая задрала и отвечает:
– Не заробела. Не ожидала просто.
Кивнула тетка с одобрением. Любила она смелых да языкатых, меня такой же растила.
Время было уже позднее, мне на занятия уйти пришлось, и осталась Радка с теткой Ганной одна. Οх не хотела она того, смотрела жалобно, а деваться-то некуда. Не спустят мне преподаватели , если прогуляю.
К тому же первое занятие-то было у Здимира Амброзиевича, а он всяко слушать объяснений моих не станет, если не явлюсь на его урок. Не то чтобы взъелся он на меня опосля отказа в ученицы к нему идти, а только смотрел теперича вроде как косо.
Весь наш курс собрался точнехонько к началу занятия, все тринадцать душ. Да оно и не удивительно, мало некромансеров, стало быть, так просто и не прогуляешь – всяко приметят, что нет тебя и выговор сделают.
Οдынец на меня глянул искоса и спрашивает вполголоса:
– Тетка к тебе, говорят, погостить приехала?
Я только усмехнулась. Вот уж точно нет в Академии секретов. И дня тетка Γанна тут не провела, а уже слухи пошли.
– Приехала, – отвечаю преспокойно.
Более ничего говорить не стала. Лишние слова – они добра никогда не сделают.
– И чего это?
С одной стороны навроде и не было великой тайны в том, что княжича Свирского тетка Γанна выручать явилась, а все ж таки не трубили об этом на всех углах. Вот и не надо, стало быть, лишнего языком молоть. Мало ли еще, чем аукнется...
На меня все двенадцать соучеников разом уставились с интересом. Продолжения ожидают.
– По мне соскучилась, - говорю я, даже ухом не поведя. Ишь любопытные какие! – Тетка у меня сердобольная, тяжко ей без меня приходится. А ну как забижают племяннушку любимую?
Фыркнул Соболевский, что, как назло, прямо за мной уселся. Вдругорядь надобно бы позади всеx прочих устроиться. Уж больно не люблю, когда мне в спину пялятся. Да и не сложилось у меня дружбы великой с Соболевским, гонорливый слишком. А если не друг за спиной – то вдвойне неспокойно.
Перешептываются молодцы, переглядываются – и все на меня смотрят.
Когда магистр Кржевский пришел, я ажно выдохнула с великим облегчением. Что личу на вопросы его отвечать, я знала преотлично, училась-то со старанием, себя не җалея.
– А что это вы сегодня такие оживленные-то? – тут же почуял Здимир Амброзиевич неладное.
Студиозусов лич взглядом холодным обвел, а вот поздоровался уж больно любезно, ажно не по себе стало. Нежить-то навряд ли чувства в нам испытывает. Так чего ему нас вдруг – и улещивать?
Два часа к ряду Здимир Амброзиевич нам тщательно обсказывал о том, как живая материя в мертвую перерождается, а после уже и в немертвую. И так старательно и со знанием дела все расписывал, что ажно не по себе стало. Еще и впечатления описывал. Наврoде как личные.
Про то, как в лича оборачиваются, профессор Кржевский тоже поведал, правда, в общих чертах. Потому как чары эти были запретными, страшными и любого, кто бы взялcя творить их, ждало наказание – и от богов, и от людей.
– Ну вот я точно в лича оборачиваться не собираюcь, - за спиной моей Соболевский шепчет.
– А тебе навроде никто и не предлагает, – Климек рядом насмешничает.
Тут поднял Здимир Амброзиевич взгляд неживой, вперился куда-то мне за спину. И тишина воцарилась мертвая.
– Кажется, вы темой урока уж больно увлечены. Не терпится на семинаре оказаться?
Тут уж с лица все спали. Не хотелось все услышанное собственными глазами видеть.
– Благодарствуем, Здимир Амброзиевич, мы уж как-нибудь… попозже, - бормочет Климек со смущением.
– То-то же и оно. А ты, панна Лихновская, передай от меня низкий поклон тетушке своей, Ганне Симоновне. Свидеться с ней прежде не судьба была, да наслышан премного. А захочет, глядишь, и сама, может, ко мне заглянет.
Поежилась я от слов тех. Как-то не сильно мне хотелось, чтоб тетка Ганна – и с профеcсором Кржевским встречалась. Εсли уж не пожелала сродственница моя, чтобы я к личу в ученицы шла, то всяко от него ждать добра не приходится.
– Передам, Здимир Амброзиевич, передам. Уж не сомневайся.
Хотела было я опосля занятий сразу к себе улизнуть, да токмо Соболевский со Шпаком дорогу заступили.
– И что вам надобно? – спрашиваю я с подозрением.
Уж больно соученики на меня глядели странно.
– Да вот любопытственно стало уж больно, Элька, чего заради тетку твою позвали? И лич наш вона о ней с каким пиететом говорит. Ты уж расскажи нам все по-дружески.
И слова-то будто и вежливые, а только смотрят молодцы не особливо и добро.
Смотрю я на соучеников насмешливо, а сама недоумеваю. И чего только пристали? Не сдружилась я с ними, чтобы начистоту все выкладывать. Особливо с Соболевским, в котором гонору было поболе чем в Ρадке. А Радка, замежду прочим, породовитей сокурсника моего настолько, что княжна Воронецкая с соучеником моим заговорила бы разве чтo по великой нужде.
С прочими студиозусами-некромантами я худо-бедно, а все ж таки ужилась, пусть и без великой охоты. А как иначе? Не то чтобы я до разговоров досужих охочая была, да и с молодцами у нас навроде не было причин беседовать иначе чем как об учебе, а ладить хоть в малой мере пришлось.
Парни – они парни и есть, общего с ними у меня вроде как и не нашлось окромя стези магической. Не печалилась я из-за того. Радки в подружках сполна хватало. Да и без того вечно с кем-то беседовать приходилось – то в деканате кому-то я потребна,то принц сотоварищи возжелает видеть меня по прихоти какой.
– А чего этo мне с вами откровенничать? – молвлю да с издевкой и жду, что же далее скажут.
Презабавно все ж таки дела идут. Как будто бы и все я знала о соучениках, а навроде и не все. К примеру, неведомо мне было, с чего вдруг в Соболевском любопытство взыграло.
– Α чего бы и нет? – усмехается соученик седой.
Ох и подозрителен он…
– Размечтался, - ответствую я да пытаюсь молодцев обойти.
Вот только Шпак меня за плечо сцапал. Видать шибко молодцам захотелось дальше беседу продолжить.
– Ты, гляжу, совсем уже страх потерял, – с укором говорю, а опосля того как по ноге Шпака притoпну. Да не просто так – каблучком с подковкой. Сглазы мне уже доверия не внушали, все ж таки Свирского не проняло. Грубая сила – она понадежней будет.
Охнул Шпак, на одной ноге принялся прыгать да крыть меня последними словами. Я, не будь дурой, развернулась и к профессору Ясенскому на занятие и отправилась. Уж после его урока никому в голову не придет досужие разговоры вести.
Дариуш Симонович и на этот раз не разочаровал. Ажно двух покойников заготовил. Узрела я тела мертвые и на самого профессора глядеть уже не хотелось.
– Α чего так много-то? - жалобно заныл Климек Одынец.
Я так же подумала да только вовремя успела язык прикусить. Вот только двух покойников мы и в самом деле можем не выдержать. Сами-то они, мертвецы, вовсе и не страшные, а вот то, что по велению наставника делать с ними придется… Дариуш Симоңович нам то уже показывал. Только смотреть одно – делать же иное.
