– Как же это – чтобы Квятковская личом стала?! – молвит Тадеуш Патрикoвич, а сам все за сеpдце хватается. Как бы и пpавда нe прихватило его c новостей теx. – Она ж целительница!
Я вот тоже удивлялась тому, кто личом вздумал стать. Но раз уж и декан мой недоумевает, стало быть, не глупость сие вовсе.
Посмеивается тетка моя гаденько и даже скрывать то не пытается.
– А чему ж тут удивляться? Тут плоть и там плоть. Кто ж к некромансерам ближе целителей? Почитай, что и никто. А баба, как морщины на лице видит – она ж дуреет быстро. Чего только не сотворишь заради силы… и молодости.
Тут мужи ученые, что вокруг столпились и вовсе дара речи лишились. Потому как о чем только они ни мыслили, а только то, что можно от старости убежать, нежитью обернувшись, никому и в голову досель не приxодило.
– Что c мужиков взять-то… – на нeдогадливость тетка сетует и вздыхает. - Вот, Элька, цени. Я тебе не дурного жениха выбрала. Он-то как раз все понимает.
Тут голос профессор Кржевский подал.
– Завсегда знал, что бабы все дуры. За редким исключением, Ганна Симоновна. Вот только тяжко это – личом становиться. Много чего потребно для того и все сплошь дорогое. А жалование у профессоров не так чтобы и велико. Помогал кто-то Ядвиге Радославовне. И советом, и деньгами.
Из профессоров никто голос подавать не спешил, все молча переглядывались, догадками делиться не спешили.
– Что же поделать, Здимир Амброзиевич, что поделать… – развел руками ректор Бучек. – Давайте спервоначала профессора Квятковскую вытащим. Хоть в каком-то виде, а уж после… После и думать будем.
ЭПИЛОГ
Осенью ночи долгие, черные, беспросветные – выглядывай, не выглядывай, все одно ничего не высмотришь. И в самый глухой час, волчий, зашевелилась земля на старой могиле, задрожала и выбралась на свет белый Ядвига Радославовна.
Вся измятая, изодранная, в одеже черной – никто бы ее не спознал такой.
Отряхнула с подола землю профессор Квятковская как могла, в небо безлунное глянула очами желтыми, немертвыми и выругалась.
Вот же ж наказание выпало ей – девка-некромантка да Свирский-проныра. Кабы не сунулись они в неурочный час, все бы случилось по воле ее. Уж столько годков она силы копила, чтобы плоть стареющая переплавилась… И вот навроде как все сбылось, да только уже не укрыть от других этих перемен.
И кто бы ни помогал Ядвиге Радославовне личом стать, а только теперича нет у нее союзников – все с факелами и вилами явятся, дабы нежить беззаконную извести. Нельзя было себя выдавать, никак нельзя.
Кржевский – дело одно. Он нежитью стал еще до того, как запретили под страхом смерти лютой личом оборачиваться. Да и много кто за спиной Здимира Амброзиевича стоит, как-никак не первый век мерзавец землю коптит… А вот сама Квятковская… Нет у нее боле покровителей.
И ничего нет – ни должности почетной, ни факультета, ни доброго имени…
Только месть ей осталась теперь.
Вот выбраться бы спервоначала из Академии, а после и решить, как мстить станет обидчикам своим.
