Я перелистнула следующую пластиковую страницу папки. На фотографии крупным планом был запечатлен старинный кувшин из коричневой глины с длинным коническим носиком, отколотым на конце.
— Как думаешь, что это?
— Ночной горшок.
— Это не ночной горшок. Ты можешь относиться к этому серьезно?
— Я отношусь к этому очень серьезно, — буркнул он себе под нос.
Я перевернула ещё одну страницу. Потрепанный кинжал с рукоятью из слоновой кости… Минуточку…
— Я знаю это. — Я постучала по пластиковому файлу пальцем. — Я видела это сегодня в библиотеке. Джамар купил этот нож. Он с Крита, и я не обнаружила его в хранилище.
Я уставилась на нож. В нем не было ничего примечательного, обычное изогнутое лезвие длиной в фут и простенькая рукоять из слоновой кости в удивительно хорошем состоянии.
Рафаэль сосредоточился на клинке.
— Церемониальный.
— Откуда ты знаешь?
— Лезвие никогда не затачивали. — Он провел пальцем по изогнутому краю ножа на фотографии. — Видишь, на металле нет следов. К тому же неправильная форма. Он слишком изогнут, чтобы нанести удар в прямой атаке, и, если бы я попытался им ударить, то было бы трудно протолкнуть его через рану до конца. Чем-то напоминает нож-турне.
— Что это?
— Кухонный нож для чистки. Помнишь, у нас есть такой в нашем мясном блоке.
Когда-нибудь ему придется перестать говорить «наш». Однако упоминание об этом сейчас может прервать этот полезный поток информации о ножах, а мне нужны его опыт и навыки. Я знала все об огнестрельном оружии, но Рафаэль знал все о холодном.
— Если бы он был заостренным и короче, — продолжал он, — это могло быть одной из вариаций керамбита, изогнутого ножа с Филиппин, в форме когтя тигра. Я никогда не видел в них особого смысла — слишком мелкие, мои собственные когти и то больше. Где, говоришь, он был найден?
— Крит.
Рафаэль нахмурился.
— Критские ножи и мечи обычно узкие и заостренные, как греческие копи. — Он перевернул изображение. Затем снова покрутил. — Хм-м.
— Что?
Он поднял картину с ножом и повернул направлением вниз.
— Кирка. Вот что мне это напоминает. Единственный способ добиться максимального эффекта от этого клинка — это ударить кого-то им прямо вниз. — Он поднял сжатый кулак и показал движение молотком. — Прямо как ледорубом.
— Как если бы кого-то связали и били ножом в сердце?
— Возможно. И за это Анапа убил четырех человек? — Голос Рафаэля был полон призрения и ярости.
— Мы не знаем этого наверняка. — Я не могла сдержать охватившего меня волнения. — Все, что мы знаем, это то, что Анапа знал о ноже, и это очень важно. Не ясна лишь причина. — Инструкции к ножу не прилагалось. А неплохо было бы иметь карточку с указанием его названия и особых способностей. — Мы должны начать искать здесь.
Я пролистала папку до конца. Еще больше артефактов. Но никаких знакомых мне предметов не встретилось. Нож должен был стать моим ключом к разгадке.
— Ты важна для меня, — сказал вдруг Рафаэль. — Так было всегда, и не потому, что ты была рыцарем или оборотнем.
Внезапно игра перестала быть забавной.
— Я была так важна для тебя, что вместо того, чтобы подождать, пока я разберусь со своим дерьмом, ты нашел себе другую женщину. Будем честны, Рафаэль, купи надувную куклу, надень на нее светлый парик, и мы с ней будем иметь для тебя одинаковое значение. Черт, надувная кукла могла бы быть даже лучше. Она не будет болтать. — Господи, я прозвучала слишком огорченной.
— Мне надоело играть в это, — он выдержал короткую паузу. — Я люблю тебя.
Больно. Как же это больно. Мгновение, мне казалось, что я онемела.
— Слишком поздно. Ты собираешься обручиться.
— Ребекка не имеет значения, — сказал он.
— Рафаэль, она живая, дышащая женщина. Кто-то, с кем ты решился на серьёзный шаг. Конечно, она имеет значение.
— Ребекка не моя невеста.
Я замерла.
— Постой, что ты сказал?
— Я сказал, Ребекка не моя невеста, — повторил он.
— Что ты имеешь в виду под «она не моя невеста»? Я говорю о твоей невесте.
Рафаэль пожал плечами.
— Она просто какая-то охотница за деньгами, которую я подобрал на деловой встрече. Должно быть, кто-то подсказал ей обратить на меня внимание, поэтому она пристала ко мне. Моя мать продолжала трепать мне нервы своими махинациями, поэтому я решил пойти в дом клана на барбекю, взяв с собой Ребекку. После того, как она сказала нам, что это было очень забавно, что мы все превращаемся в волков, я предупредил мать, что если она не оставит меня в покое, то кто-то вроде Ребекки станет моей следующей подругой. Ребекка, должно быть, подслушала нас.
Этого не может быть.
— Ты бросила меня, — сказал Рафаэль. — Без каких-либо объяснений. Мы поссорились, потом началось сражение с Эррой, и после того, как она всех нас поджарила, ты исчезла. Я думал, ты умерла. Я оббежал все больницы. Часами сидел в залах ожидания. Каждый раз, когда они приносили новое обугленное тело, я переставал дышать, потому что думал, что это ты под всем этим покрытым коркой мясом. И что я получил после всего этого? Записка по почте. Пять дней спустя. Пять долбаных дней спустя, Андреа! «Не ищи меня, я должна кое-что сделать для Ордена, скоро вернусь». Чертова записка. Никаких объяснений, ничего. Ты вычеркнула меня из своей жизни и отправилась в свой крестовый поход. Теперь, через несколько недель, ты вдруг решилась позвонить мне, как будто я просто какая-то собачонка, которая всегда будет тебя ждать.
От шока я разинула рот.
— Я привел ее, потому что хотел, чтобы ты узнала, каково это. Ты следуешь по жизни, помогая другим людям, которых едва знаешь, но причиняешь боль тем, кому на самом деле не все равно. Хочешь правду о Ребекке? Отлично. Я ее едва знаю. Она была лишь средством для достижения цели. Я даже не спал с ней. Хотя и думал сделать это.
Слишком много слов мне хотелось сказать сразу.
— Назло, — добавил Рафаэль. — Она поцеловала меня, но ничего не последовало.
В моей голове наконец-то появился правильный ответ. Я попыталась пошевелить ртом:
— Ненавижу тебя.
Он развел руками.
— Может скажешь что-то новенькое.
Все, что вертелось внутри меня, все, что болело и сжимало изнутри, как вихрь разбитого стекла в моей груди, вырвалось, разломав мои храбрые укрепления.
— Ты разбил мне сердце, Рафаэль! — я сорвалась на крик. — Я рыдала всю ночь, когда вернулась вчера домой. Мне казалось, что моя жизнь кончена, эгоистичный ты сукин-сын. И ты, ты заставил меня пройти через это, чтобы преподать мне урок? Кем ты, черт возьми, себя возомнил? Ты хоть представляешь, как это больно?
— О, да, — сказал он. — Я точно знаю, насколько это больно.
— Есть разница! Я была одним из тех обугленных тел на больничной койке. Я отсутствовала три дня и проснулась в военном госпитале прикованная к кровати. Рядом со мной сидел представитель Ордена. У меня не было выбора: либо я поеду с ним, либо Орден возьмет меня под стражу и доставит в штаб в кандалах. Я успела написать только две записки, зайти домой на десять минут, чтобы забрать одежду, и мы уехали. У меня даже не было возможности пристроить Гренделя. Мне пришлось взять собаку с собой. Хотя они согласились на это только потому, что я предпочла бы драться, чем позволить умереть собаке с голода у себя в квартире. Я не намеренно причинила тебе вред, но ты умышленно сделал мне больно. Я для тебя игрушка?
Его глаза вспыхнули красным.
— Я мог бы спросить тебя о том же.
— Ты… ты засранец! Ты испорченный ребенок!
— Эгоцентричная дура.
— Маменькин сынок!
— Надменная самодовольная гарпия.
— Меня тошнит от тебя, — сказала я сквозь зубы.
— Думаю, я устал делать все по-твоему, — лениво произнес Рафаэль. — Не жди, что я покорно прибегу среди ночи только потому, что ты попросила.
Мой голос мог прорезать сталь.
— Если не заткнешься, я тебя пристрелю.
Он щелкнул зубами.