Ноги не слушались, дыхание сбивалось, но я неслась следом, как в последний раз в жизни под звуки холодящего душу рыка, нарастающего за нашими спинами. Вот так и сходили за камушками… Но что-то подсказывало, братишка пришел бы за Деймом куда угодно, просто уж вышло так, что он застал нас в подвале с сокровищами.
– Ты же знаешь, что тебе не убежать, – гремел вслед зловещий голос, не скрывая раздражения.
– А я и не убегаю, – огрызался Дейм досадливо, сворачивая в нужном направлении на темной развилке, – я провожаю Катю до выхода…
Да, без него я бы точно заблудилась. Погоди-ка, что?? Но потребовать объяснений не хватало ни сил, ни дыхания. Еще совсем немного, мы будем наверху, и тогда…
Второе дыхание не открылось и крылья за спиной не выросли, но чужое инфернальное присутствие, дышавшее в затылок ледяной жутью, подгоняло лучше любого допинга. К концу пути я буквально не чувствовала ног, но завидев заветную дверь, едва не застонала от облегчения. Правда, чувство это длилось недолго.
Стоило нам добежать до выхода, как Дейм, захлопнув подвальную дверь и подперев ее своим телом, развернул меня к себе.
– Я вернусь, – выдохнул он, гладя мое лицо чуть подрагивающими пальцами, – дождись. Моя защита теперь с тобой.
Я ничего не понимала. Вернется откуда? Куда он собрался?! Но Дейм уже касался моих губ своими в жадном, собственническом поцелуе.
– Ты моя, помни об этом! – припечатал он, отсраняясь, – теперь только моя!
Я приоткрыла было рот, с ужасом наблюдая, как, проникнув сквозь полотно деревянной двери, к его плечам тянутся полупрозрачные когтистые пальцы… Но Дейм легонько оттолкнул меня от себя. И не успела я не то что опомниться, но даже моргнуть, как мужчина исчез, осыпавшись невесомой пылью на каменные ступени возле моих ног.
***
Я никогда не замечала прихода весны. Таял снег, солнце становилось ярче, птицы – громче, но эти факты никак не отражались на моём самочувствии. Вот и сейчас она вторглась в заледеневшее городское пространство словно сама по себе, не спросив ничьего разрешения. В воздухе что-то неуловимо изменилось, стало чуть легче дышать и уменьшилась традиционная зимняя тревожность. Но глубоко внутри всё осталось прежним, и на душе царил привычный хаос.
Я потерянно брела по темнеющей улице, не замечая луж и капели, не видя ничего вокруг. В голове образовалась странная звенящая пустота. У меня совершенно не получалось вспомнить большинство событий прошедших дней, словно бы я только что очнулась от долговременной спячки и всё никак не могла прийти в себя, изо всех сил пытаясь сосредоточиться на одной единственно важной мысли, но не могла. Они разлетались от меня испуганными птицами, как не пытайся – не поймаешь.
Отвлекали звуки шагов по хрусткому влажному снегу, шум проезжающих машин и что-то ещё, что я никак не могла определить. Это было похоже на похмельное утро после большой гулянки. Но вроде бы никакой гулянки не было. Ведь не было же? Не помню...
Наконец я увидела перед собой дверь в знакомый подъезд, возле которого на коврике приютилась уличная кошка, и меня вдруг осенило: приют! Точно! Я должна была отвезти кошек в приют! Но только где они, эти кошки? Хм… Совершенно выветрилась из головы. Я беспомощно огляделась и поймала на себе подозрительный взгляд случайного прохожего. Что-то же я должна была туда отвезти? Да что со мной творится такое?!
В полной прострации поднялась по ступеням, зашла в квартиру и скинула обувь, после чего уселась на пол и уставилась в стену. Всего час назад я обнаружила себя, стоящей возле Камелота, полуослепшей от яркого уличного света и с дырой в памяти размером с целую планету. Может, я случайно стукнулась головой и не помню об этом? Но она совершенно не болела… Странно всё это, очень странно.
Батон подошел, внимательно оглядел меня, сидящую на полу и начал осторожно обнюхивать мои ноги.
– Ты что, не узнал? Это же я, твоя хозяйка, – легонько хлопнув ладонью по груди, чтобы указать коту, кого именно имею ввиду, я ощутила нечто чужеродно твердое за тонкой тканью куртки.
В маленьком кармашке обнаружились прозрачные камешки. Они таинственно мерцали, перекатываясь по ладони, и я никак не могла вспомнить, откуда те взялись. Это уже даже начинало слегка напрягать. Ссыпав камешки в шкатулку с украшениями возле зеркала в прихожей, я постаралась об этом забыть. Почему-то нестерпимо хотелось плакать. От этой странной мысли отвлёк телефонный звонок.
– Ты куда пропала, у тебя все хорошо? – интересовалась Нина, стоило только взять трубку, и я совершенно не знала, что ей ответить. – Как там поживает Князев? – не унималась девушка.
Князев? Тот самый мафиози, угрожавший мне под Новый год? Я нахмурилась. А при чём тут Князев?
Нина тяжело вздохнула, так и не дождавшись внятного ответа. Пообещав скоро приехать, она отсоединилась. Я задумчиво побрела в душ.
Одно из достоинств моей подруги, наверное, оттого мы и дружили так долго – она никогда не лезла в душу без спроса. Поэтому, ввалившись ко мне через час и водрузив на стол бутылку вина и коробку с тортом, она не стала выспрашивать в подробностях моих новостей, а начала в красках рассказывать свои. О покупке новой мебели, ссоре с мужем и о недавней поездке в санаторий, где ей приглянулся один молоденький симпатичный врач…
А у меня не было ничего, чем можно было бы поделиться с лучшей подругой. Разве что пожаловаться на потерю памяти… В любом случае, она прекрасно знала, я расскажу, когда буду готова. И потому не торопила. Мы ели творожный торт, запивали вином, смеялись над её конфузом с тем самым врачом, и я чувствовала себя почти счастливой, кабы не одно но. Вместе с куском памяти исчезло что-то невероятно, жизненно важное, но я не имела ни малейшего понятия, как это объяснить даже самой себе. Оставалось лишь оставить всё как есть и продолжать жить дальше. Авось всё придет в норму когда-нибудь.
Тем не менее, в один момент, когда между нами повисло закономерное молчание, слёзы ни с того ни с сего вдруг решили взять верх над остальными эмоциями. И пол ночи я провела на чужом плече, отчаянно выплакивая накопившуюся грусть.
– Мужики козлы, – угрюмо констатировала Нина, гладя меня по голове.
И я не могла ни подтвердить, ни опровергнуть это утверждение.
***
Хороши родственнички, подсуетились нажаловаться Мудрейшему. С какой, спрашивается, стати? Хотя понятно с какой… Выяснили-таки причину его побега и посчитали, что для него одного слишком много подобного счастья. Как будто кто-то спрашивал их бесценного мнения…
– Ты знаешь, зависть – это очень плохое чувство, брат.
Прикованный к скале всеми конечностями, с крепко связанными крыльями, демон не утратил присущего ему цинизма. Мрачно наблюдая, как родственник возводит вокруг него непроницаемый хрустальный купол, Дейм думал о Кате, и о том, как скоро сможет снова её увидеть и обнять, в глубине души всё же опасаясь, что не успеет… Человеческий век катастрофически короток, а неизвестно насколько ему придется здесь застрять благодаря этим завистливым энтузиастам.
Брат хмуро молчал, делая свою работу. Из его напряженных пальцев струились невесомые серебристые потоки, и над головой Демона неумолимо росла, постепенно отделяя его от мира, непроницаемая полупрозрачная стена, за которой, словно насмешка, простирался прекрасный вид на земли Запретного мира. Но вид сейчас интересовал его меньше всего. Цепи жестоко сдавливали запястья и лодыжки, немилосердно врезаясь в кожу. Братья расстарались как никогда, приводя в исполнение наказание, о котором сами же и просили Мудрейшего. Ну, что сказать… Это поубавило желание общаться с семьёй в ближайшие несколько веков, которые он точно планировал провести на Земле рядом со своей Светлой. Но для начала следовало избавиться от этих оков.
Демон с силой дернул рукой, натягивая цепь. Прочна, ничего не скажешь. Но никаким цепям не удержать первородного Высшего демона надолго. Затем и возводилась эта хрустальная стена… Но что ему стена, когда в груди горит отчаянное желание поскорее оказаться рядом с ней.
