Я засмеялась.
— Кто же тогда вы?
— Стоит подумать. — Он отстранился и посмотрел на меня с высоты своего роста, раздвинув губы в ухмылке. — Быть королем, вероятно, ужасно скучно. Я бы лучше согласился стать… консортом[19] королевы.
Мои щеки пылали, а дыхание то и дело прерывалось. Его губы скользнули с моего виска на щеку, медленно проторили путь к уху и лениво двинулись дальше, к шее. Моей спине сделалось горячо от набегавших вибраций, но мне хотелось большего. Я готова была очертя голову ринуться в омут ощущений. И плевать на последствия! Молодой человек, словно угадав мое нетерпение, прижимал меня к себе все крепче, а я не противилась и с готовностью подставляла ему шею.
Мы кружились по залу, и у меня все больше пересыхало во рту. Краем сознания я понимала, что события развиваются чересчур странно и стремительно, но расписной плафон зала и огни, сливающиеся в непрерывный красочный калейдоскоп, не давали мне сосредоточиться.
Молодой человек сжал меня в объятиях и покрыл мою шею легчайшими мелкими поцелуями, обдавая ее горячим дыханием. У меня сразу подкосились колени, глаза закатились, и я едва не завалилась назад. Музыка, болтовня и смех отступили куда-то на задний план. Не чуя ног, я плыла по залу, и передо мною то там, то сям вспыхивали случайные, фривольные образы: женщины и мужчины в масках, склоненные к шеям своих партнеров, парочки вдоль стен, поцелуи, сладострастные вздохи… Я выделила среди прочих темноволосую пару; он приник губами к горлу своей партнерши, а она, запрокинув голову и сомкнув веки, прижималась спиной к стене.
Мы описали еще круг. У меня в ушах грохотало от прилива крови, и я уже не слышала музыки, вяло и нехотя что-то отвечая своему партнеру. Внутри меня бушевал пламень. Вновь оказавшись напротив темноволосой целующейся парочки, я невольно скосила на них глаза… О боже! Тот мужчина ощерился, его клыки на глазах удлинились и вонзились в подставленную шейку девушки. В тот же самый момент мой партнер легонько пощекотал языком у меня за ухом. Черными накрашенными ноготками я впилась ему в плечо, увидев, как девушка раскрыла рот и, кажется, застонала от удовольствия. Впрочем, возможно, мне это просто померещилось, но ее всхлип громко отдался у меня в ушах. Сердце у меня стучало оглушительно, внутри все переворачивалось, и я была не в силах вздохнуть. Взор у меня туманился, и все вокруг вертелось каруселью… Неожиданно я спиной почувствовала опору. Мой партнер прижал меня к стене в глубине зала и зубами легонько покусывал мне шею. Я гибла и ничуть не жалела об этом, ведь я уже была не я, а девушка в маске, любимая и желанная. Да…
И вдруг он отодвинулся. Меня обдало холодным сквозняком. Я растерянно замигала, недоумевая одурманенным разумом и жалея только, что нам помешали.
— Оставь ее в покое, Габриель, — произнес рядом знакомый голос.
Опьянение не отступало, но я адским усилием воли заставила себя собраться в кучу, подозревая, что что-то и в самом деле пошло наперекосяк, да и сама я, кажется, порядком окосела.
— Она не хочет, чтобы ее оставляли в покое, — возразил мой партнер. — Спроси у нее сам.
Зал по-прежнему вращался вокруг меня, но уже понемногу прорезалась музыка и голоса звучали громче. Вперед выдвинулось чье-то лицо в незатейливой черной маске. Человек поднял ее, и меня словно окатили ледяной водой.
— Себастьян?
Я спешно поморгала, и оба собеседника передо мной разом вошли в фокус. Тогда, разобравшись, что к чему и что я едва не натворила, я заалела, словно раскаленное солнце. Вот идиотка! В тот момент меня одолевало единственное желание: просто исчезнуть, испариться, подобно удушливой гари.
Здесь меня окружали одни вампиры, кровососы, беззастенчиво насыщавшиеся за счет тех, кто готов был подставить им свои ослепительно-белые шеи. Ввергнутые в подобие гипнотического транса, они жаждали только утоления своей чувственности новизной ощущений. И не вмешайся вовремя Себастьян, я могла примкнуть к их числу.
Неужели я оказалась такой слабой, что готова была ответить на желание Габриеля?
— Ари, как ты? — обратился ко мне Себастьян.
Я наконец-то отлипла от стенки.
— Распрекрасно.
Но я до ужаса досадовала на собственную наивность и легковерие, меня злил и мой неостывший пока телесный жар, и излишне тесный корсаж. Хорошо еще, что на мне была маска: она хотя бы частично скрывала мое пылающее лицо. Как старательно я ни прятала глаза, от меня не укрылось, что бал продолжался и что одни пары в зале танцевали и перешептывались, а другие разбрелись обниматься по затемненным углам и вдоль стен.
— И ты такой же, Себастьян?
Он стиснул зубы, а Габриель рассмеялся, сощурив глаза в прорезях золотой маски.
— Себастьян будет отпираться, но он ничем от меня не отличается.
Глаза Себастьяна потемнели от гнева. Дернув подбородком, он огрызнулся:
— Пошел ты, Батист! Никогда в жизни я не буду таким, как ты и вся ваша братия! — После столь резкой отповеди он не менее решительно схватил меня за руку и потянул за собой, — Всё, пошли отсюда!
— Даже тебе, Ламарльер, негоже так обращаться с дамой. Не мешало бы спросить у нее, желает ли она идти с тобой?
Мне не терпелось убраться отсюда подальше, пока эти двое не поссорились и не наломали дров.
— Спасибо за танец, — едва не поперхнувшись, поблагодарила я Габриеля, показывая тем самым, что разговор окончен.
Он сразу подтянулся и с величайшей церемонностью поклонился мне.
— Благодарю вас, Дама Лунного Света!
С этими словами он удалился. Себастьян же потащил меня в противоположную сторону, проталкиваясь зигзагами сквозь плотную массу танцующих, пока не вывел на свободный пятачок у балконной двери по фасаду. От уличной прохлады, проникающей через распахнутые створки, у меня в голове разом просветлело.
— Что, черт возьми, здесь творится? И где все остальные? Где Виолетта?
— Что творится? Творится то, что мы все ищем тебя со вчерашнего вечера, когда ты куда-то испарилась с рынка, вот что!
Себастьян полоснул меня сердитым взглядом, порывисто надвинул маску на лицо и, раздувая ноздри, ушел на балкон. Вцепившись одной рукой в железные перила, он запустил другую пятерню в шевелюру, с шумом выдохнул и сделал вид, что разглядывает веселое карнавальное шествие внизу, но его профиль даже под маской показался мне угрюмым. Иссиня-черные волосы, длинными прядями спадавшие по обеим сторонам черной атласной маски, придавали ему сходство с хищной птицей. На нем были белая рубашка и черные слаксы, и по контрасту с черной маской губы на его бледном лице казались еще краснее. Возможно, впрочем, причиной этому послужил обычный гнев.