— Так я учусь. — Игнорируя, тем не менее, еще один кислый взгляд жены, Иво, пойдя конем на ладью Бранда, срубил его. — Шах и мат.
Алейда выпрямилась, раздраженно вздрогнув. Вместе с Брандом они изучали доску.
— Мои извинения, мессир. Боюсь, именно я — та, кто грубо ошибалась все это время. Я должна была увидеть, что конь скачет на Вас.
Хрюкнув, Бранд свалил своего короля на бок и потянулся за элем.
— Как должен был и я. Возможно, я вместо этого должен играть в мерельс[46].
— И, возможно, я должна была бы присоединиться к Вам, — заявила Алейда. — У меня явно нет умственных способностей для шахмат сегодня вечером.
— Не сдавайтесь так быстро, жена, — заметил Иво. Он начал снова расставлять фигуры. — Займите место Бранда. А он может поиграть в мерельс с Беатой.
— Я бы предпочла этого не делать, монсеньор.
Иво только лишь улыбнулся и предложил ей играть белыми. Она явственно запыхтела и непреклонно, предупреждающе посмотрела на Бранда, когда он подвинул ее кресло к столу.
— Ты не можешь заставить меня играть, — пробормотала она, когда Бранд ушел, чтобы сразиться с Беатой.
— Верно. В этот момент. — Он вручил ей белого слона, которого взял.
— Я быстро проиграю и вернусь к своему шитью. — Она поставила слона на место и передала ему черных пешек, захваченных Брандом.
— Замечательно. — Он выстроил своих пешек. — Ты начинаешь.
Она упрямо поджала губы и выдвинула пешку. Он сделал тоже самое, после чего продолжил зеркально отражать каждый ход, который она делала, отказываясь брать любую фигуру, даже когда она пожертвовала своей королевой.
Она сердито уставилась на его точно также предложенную королеву, что, тем не менее, было оскорблением.
— Ты играешь лучше этого, мой лорд.
— Пальцы Господа, я весьма надеюсь, что так.
Приподняв одну бровь, она разглядывала его как покупаемую лошадь.
— Что ты замышляешь?
— Сделать игру как можно длиннее.
— Зачем тебе желать этого?
— Я заключил мир с Уотом. Желаю сделать то же самое с тобой.
— Я не торгую своим расположением за меру семени. — Она поняла двойственное значение того, что заявила, и пояснила. — Зерна.
— Как и Уот. — Иво позволил ошибке пройти мимо ушей, когда она так заманчиво оговорилась, и начал расставлять шахматы на начальные позиции.
— Вы оба перешли черту. Он заплатил своей губой. Я заплатил сегодня зерном и добрым словом перед лицом эконома, который старше его по рангу, и конюшего, приходящемуся ему приятелем. Мы вернулись к должному равновесию в качестве лорда и судьи. А сейчас мы будем обретать доверие друг к другу еще раз.
— Сомневаюсь, что это так просто, мой лорд.
— Просто, так и должно быть, чтобы любой ложный шаг не разрушил все, мы с Уотом поняли это. Он доволен тем, как сейчас обстоят дела. Ты видела его улыбку.
— Он улыбался, потому что ты наделил его семенами.
— Он улыбался, потому что я наделил его тем, что ему причиталось. — Кое — что он был должен и ей, хотя даже и не мог представить, как передать. — Твой ход.
Алейда задумчиво воззрилась на мужа, после чего двинула ту же самую пешку, что и в предыдущей игре. Он ответил с более разумной тактикой, и какое — то время они играли в тишине. Быстро стало ясно, что на этот раз она играет серьезно, она захватила обе его ладьи и угрожала ферзю. Иво направил все свое внимание на игру и ухитрился отразить дюжину ее ходов, но, в конце концов, она загнала его короля в угол.
— Шах и мат, мой лорд. — Она встала, показав тем самым, что победила.
— Еще раз, — настойчиво потребовал он. — Сядь.
С тайным умыслом Иво играл в третью игру, даже еще более не торопясь, тянул время, пока у нее не стали слипаться глаза, и Алейда начала прятать зевки в ладошку. После этого он продержал ее за доской еще чуть дольше, убеждаясь, что она по — настоящему устала и готова ко сну, как и он.
В конце концов, зашёл слуга чтобы сгрести угли в кучу. Иво встал и обошел вокруг стола, чтобы поднять Алейду на руки.
— Мы закончим завтра. Время удалиться на отдых.
При этих словах ее глаза ярко вспыхнули, то ли от предвкушения, то ли от злости, Иво не был уверен, имеет ли это значение. Он не делил с ней супружеское ложе, о чем несколько раз напомнил себе, когда передавал жену ее служанкам.
Бранд поднялся и снял ворона с жердочки. В дверях он повернулся и сурово посмотрел на Иво.
— Ты уверен в этом? — почти беззвучно произнес он на норвежском.
Иво кивнул и громко ответил на французском.
— Увидимся утром.
— Ммм, — с сомнением протянул Бранд. Он склонил голову перед Алейдой. — Доброй ночи, миледи.
— Отдыхайте с Богом, мессир.
Дверь захлопнулась, оставляя Иво разбираться с видом Беаты и Хадвизы, разоблачающих его жену. Что вызвало в его воображении брачную ночь, но в тоже время он не мог позволить себе увеличить возбуждение.
С ним все было в порядке, пока они не начали расплетать косы девушки. Внезапное воспоминание о том, как ее упавшие волосы раскинулись по его коже, отправило пульсирующую кровь к паху с таким неистовством, что он почти застонал. Иво опустился в кресло, борясь за то, чтобы взять свое тело под контроль прежде, чем реакция станет очевидной всем.
Проклятье, но ему необходимо провести редкую ночь с Алейдой для того, чтобы подавить разговоры. Бранд еще раз предупредил его на пути домой, что это не будет легко, но нет, он был уверен в себе, самонадеянно полагая, что те разы за последнюю неделю, когда он получал освобождение от собственной руки, притупят страстное желание. Но он был здесь, и его одежды натянулись спереди так, будто он запихнул мозговую косточку себе в штаны. Он наклонился еще дальше вперед, чтобы скрыть свое состояние, пока женщины заканчивали с Алейдой. Кровать заскрипела, когда девушка заползла на нее, подчеркивая свою наготу в постели, повлекшее следующий прилив возбуждения.
Женщины вышли, оставив его, Алейду и сумасшедшее желание потеряться в ней, не обращая внимания на последствия. Она лежала на кровати, уставясь вверх на балдахин, как будто бы что — то пытаясь решить, после чего перекатилась на бок и приподнялась на одном локте.
— Я сейчас буду, — быстро сказал он до того, как у нее появился шанс сказать что — нибудь, что могло еще сильнее осложнить ситуацию. — Мне многое нужно обдумать перед сном.
Она сжала губы, чтобы не дать вырваться своему мнению, плюхнулась на подушку и стала лежать там, молча, следя за мужем. Он пережидал, изучая доску до тех пор, пока расположение каждой фигурки не запылало у него в мозгу, пока он не прекратил быть напряженным, пока ее глаза не закрылись, и она, в конечном счете, не начала благословенно похрапывать.
