я крыл весь мир матом, но на лице не отражалось никаких эмоций. Единственное, чего мне хотелось — уехать в какую-нибудь глушь с Эни и нашим будущим ребенком, бросив здесь все к черту.
— Ник, — позвала она, — мне лучше уехать. Твоя семья должна жить в этом доме. Вместе с тобой.
— Замолчи. Моя семья — ты.
— Нет. Твой сын и его мать — вот твои родные люди. Я могу жить с Оскаром и Викторией, я уже говорила…
— Замолчи, Эни! — крикнул я и снес со стола всю посуду и еду. Все это со звоном упало на пол, разбиваясь и разливаясь некрасивыми подтеками. Меня трясло от гнева, от страха, что она правда уйдет от меня. — Просто заткнись! Я больше не хочу слышать этот бред. Ты вообще понимаешь, что несешь? Как я могу жить со шлюхой?
— Но сделать ей ребенка ты очень даже смог! — разозлилась она. — Так будь мужчиной, бери на себя ответственность за жизни этих двух людей!
Меня просто колотило от гнева. Я был зол. Слишком зол. По-звериному. Хотелось разнести все к черту, убить кого-нибудь. Я не сразу понял, что тяжело дышу и сжимаю кулаки. Из горла вырвался какой-то инородный рык.
— Ник, — обеспокоенно позвала Эни, а потом ахнула. — Боже, тебя же Джейк укусил… Как я могла об этом забыть!
Она вдруг подошла и положила ладони мне на грудь. Заглянула в глаза. Я резко притянул ее к себе и уткнулся лицом в ее волосы. Ее аромат успокоил меня. Не сразу, но я начал приходить в себя. Взгляд будто прояснился, мысли очистились.
— Ты как? — спросила Эни, продолжая обнимать меня.
— Лучше. Благодаря тебе.
Я не сказал, но она будто была моим маяком. Тем, что помогает вернуться к себе, вновь стать собой, стать человеком.
— Эни. Я сам себе не важен, — неожиданно выпалил я, прижимая ее к себе. — Лишь бы с тобой все было в порядке. И с нашим ребенком.
Она посмотрела на меня так, будто увидела впервые. Неужели она ничего не замечала? Не понимала, как я к ней отношусь? Я уже начал задыхаться в этом мраке безответного чувства, название которого не мог произнести вслух. Но она была рядом, и это помогало жить. Ее близость приносила смысл в мое существование, наполненное постоянной борьбой за выживание, за власть и силу, наполненное жестокостью к любому, кто пытался бороться со мной или причинить вред моей семье.
Ребенка назвали Аароном. Он прожил со своей матерью первые три месяца только начавшейся жизни, после чего я забрал его в свой дом. Нанял двух женщин, которые сменяли друг друга и следили за ним. Мать Аарона вернулась к своему излюбленному делу — начала водить домой мужиков, хотя я обеспечил ее всем необходимым. Когда мне сообщили об этом, я тут же забрал ребенка, не желая, чтобы он жил в борделе.
Все это время между нами с Эни были странные отношения. Она будто впервые встретила меня. Приглядывалась, молча о чем-то размышляла, гладя совсем маленький аккуратный живот. Она ждала дочку. У меня будет дочь. Я все никак не мог поверить в то, что происходило со мной за последние месяцы.
Когда сын стал жить в моем доме, я начал что-то чувствовать к нему. Сначала это была жалость. Он казался мне одиноким и никому не нужным. Да, няньки не оставляли его одного, но он все равно казался мне всеми покинутым, забытым. Как и я когда-то. А однажды я вошел в его комнату и увидел, что Эни держит его на руках, тихонько что-то бормоча, а он смотрел на нее и улыбался, изредка взмахивая мелкими кулачками.
— Привет, — хрипло сказал я, а сам не мог отвести взгляд от своей беременной жены, баюкающей на руках моего сына.
— Привет. Аарон похож на тебя. Еще один блондин растет.
Я не знал, что ответить на это и просто улыбнулся.
— А где его нянька?
— Ищет соску. Малыш не может без нее заснуть. А еще завтра придет Виктория. Нужно сделать прививку.
— Ладно. Хорошо. С ним все в порядке?
— Да, это плановая вакцинация.
— Тебе не тяжело? — спохватился я.
Она пожала плечами и передала мне сына. Он испуганно взглянул на меня и даже захныкал, но вскоре успокоился, увидев рядом со мной Эни. Она стояла вплотную ко мне и улыбалась ребенку, размахивая погремушкой. И вот тогда я понял, что люблю его. Люблю своего сына. И что не смогу жить, если с Эни и нашей дочерью что-то случится. Я не сказал этого вслух, и оказалось, что очень сложно держать такие сильные чувства в себе. Они рвут тебя на части, но и произнести их сложно, раз раньше никогда этого не делал.
Эни
Едва уловимый запах табака. Поцелуй в плечо. Кожу чуть колет щетина. Горячее дыхание, учащающееся от нетерпения и долгой разлуки. Ник точно знал, что ему нужно, а я сопротивлялась до последнего. Как повелось у нас с самого начала.
Я любила Алекса, он навсегда остался в моем сердце, и я не забывала о нем ни секунды. Казалось, он просто куда-то уехал, казалось, что он где-то есть, только не со мной. Он обещал быть осторожным, обещал вернуться ко мне, но этого не случилось, и от этого было больно и горько.
Идея Престона со свадьбой изначально была провальной, но как-то так выходило, что… Это каким-то образом сработало. Он бы не стал претворяться. Не стал бы играть и делать вид, что я ему дорога, а мне именно так и стало казаться. Иначе зачем бы ему постоянно спрашивать о моем самочувствии, целовать мой живот, гладить его и смотреть так, будто я и есть весь его мир? Но вот его навязчивая мысль о том, что ребенок, которого я ношу под сердцем, его — действительно пугала меня. Мне казалось, что он был в этом уверен, да и все его поведение свидетельствовало о том же.
Алекс не мог иметь детей… Но я беременна. И почему я часто вспоминаю ту ночь, когда Алекс вел себя странно? И легкий запах табака… Только одно слово: «спи». Было темно, я совсем не видела его лица, но он вел себя не как обычно. Появление Престона в Монстерран тоже вызывало много вопросов. Откуда он узнал, где я? И мог ли приехать в тот город раньше? Мог бы, конечно. Но почему он не говорит об этом? Если он в ту ночь был со
