Все волнения и страхи будут потом – когда они найдут Келемина и спасут Эмму, когда вернутся в Дартмун и сядут у камина с бокалом хорошего вина.
– Да! – Тавиэль отошел к комоду на витых ножках и вернулся с лупой, похожей на ту, что была у доктора Маквея. – Вот, посмотрите. Видите зеленоватые завитки?
Коннор посмотрел на Берту через лупу и увидел пятно, похожее на отпечаток большого пальца, которое медленно кружилось над ее головой.
– Вижу, – ответил он и протянул лупу шефу Брауни; тот взял ее с такой осторожностью, словно лупа могла его ударить. – Получается, Келемин давно работал с наверхниками.
– Получается, что так, – ответил Тавиэль. – Именно он создал Берту как ведьму, до него она такой не была. Поверьте, Коннор, я впервые об этом слышу. Он давно готовился к переселению на поверхность, это точно. Такие вещи не делаются за неделю.
В гостиной было тепло, но Коннора охватило холодом. Получается, что фейери способны наделять людей магией? Тогда понятно, как именно он набрался сил – Эмма богато одарила его, не зная о том. Что, если и она теперь полна магии? Кто возьмет ее силы и куда направит?
«Какие огромные и страшные возможности, – подумал Коннор. – Захотят и сделают волшебником серийного убийцу, например. Вот он тогда наворотит дел – за сотню лет не расхлебать».
– Ты все это по отпечатку видишь? – спросил шеф Брауни. Тавиэль кивнул.
– Да. А для нас важно то, что в Берте сохранилась связь с ее создателем, – ответил он. – Можно попытаться направить ее к нему и выйти на след. Думаю, она приведет нас лучше любой собаки.
– Отлично! – с искренним облегчением воскликнул шеф Брауни. – Скорее бы подняться на поверхность!
Но все оказалось не так просто. Коннор потратил несколько часов на то, чтобы заставить посмертный оттиск Берты двигаться по его приказу, но призрак лишь кружился в воздухе. Лишь иногда, когда Коннор смотрел ей в глаза, Берта вздрагивала и отвечала ему взглядом, полным ненависти.
– Не получается, – разочарованно выдохнул Коннор. – Не могу ее подчинить и направить.
Тавиэль и шеф Брауни, которые сидели на диване, с любопытством наблюдая за тем, как Коннор крутится возле призрака, пытаясь накинуть на него петли заклинаний, озадаченно посмотрели на Берту, что лениво пританцовывала над ковром.
– А если ее сначала прикормить? – задумчиво сказал шеф Брауни. – Как рыбу?
Берта запрокинула голову к потолку и расхохоталась. Коннор мрачно подумал, что возможно все то время, когда он видел ее и считал больным порождением своего разума, она в самом деле была с ним рядом – например, тем вечером, когда он, падая в безумие, напал на Эмму. То-то мертвая ведьма радовалась!
– Кстати, неплохая мысль! – одобрительно воскликнул Тавиэль. – Можно попробовать перебросить ее на вас! Я видел однажды, как такое делали.
«Кровь, – подумал Коннор. – Вряд ли тут есть другой способ».
Он поднял правую руку, и на ногте указательного пальца засветился синий огонек. Коннор осторожно провел пальцем по левому запястью и, когда появились капли крови, резко дернул рукой в сторону призрака. Берта рванулась к летящим каплям, тотчас же изменившись: если мгновение назад это была молодая соблазнительная женщина, то теперь перед Коннором появилось чудовище с оскаленной зубастой пастью – и оно было голодным.
В Берте сейчас не было ни капли того соблазна, который пульсировал в ней раньше. Тварь, алчущая добычи смерть – вот какой ее видели жертвы за минуту до того, как она вгрызалась в них. Коннор почувствовал, как заныли руки, собираясь бросить в нее заклинание и уничтожить, испепелить – в ту же минуту шеф Брауни предостерег:
– Не надо.
Верно, не надо ее бить. Ее надо прикормить, чтобы тварь поняла, кто здесь хозяин. Коннор прикрыл глаза и протянул руку к призраку – в тот же миг Берта присосалась к разрезу, и Коннор понял: пора.
Он швырнул огненную петлю на шею Берты, дернул, затягивая, и Берта издала тоскливый стон хищника, упустившего жертву, и покатилась по ковру, клацая зубами и пытаясь сбросить петлю. Коннор дернул ее на себя; Берта завыла и поползла к нему, уже не пытаясь сражаться. Еще один рывок, и призрак мертвой ведьмы подчинился и смирился.
Коннор ослабил петлю, чувствуя, что вот-вот упадет. Он насквозь промок от пота, перед глазами плыли алые круги, колени сделались ватными. Тавиэль среагировал вовремя: поднялся с дивана, подхватил его под руку. Берта корчилась в ногах Коннора, словно побитая шавка, и на какое-то мгновение Коннору сделалось жаль ее.
Это чувство было настолько несвойственным, настолько чужим, что он удивленно замер, глядя на Берту. Когда-то она была обычным человеком и жила простой жизнью – а потом ей дали магию, и магия сотворила из нее чудовище и привела в допросную.
Что магия сделает с Эммой? Какой будет Эмма, когда Коннор ее увидит снова? Узнает ли она его, или Келемин превратит добрую хорошую девушку в очередного монстра?
– Получилось! – торжествующе воскликнул шеф Брауни. – В пекло меня до самого дна, Коннор! Она ваша!
***
Выходить из комнаты Эмме так и не разрешили. Мартин сказал, что должен обо всем подумать, ушел, и Эмма осталась в одиночестве, которое скрашивали разве что книги да вид из окна. Эмма смотрела на сад и дворец и думала, что раньше и не мечтала о том, чтобы сюда попасть. И вот она здесь, и однажды сможет стать хозяйкой и сада, и статуй, и дворца, если смирится и согласится выйти замуж за принца.
Нет уж. Свой сад в Дартмуне, своя комната с инструментами для цветов на столе, Коннор рядом – вот и все, что ей было нужно. Эмма призналась, что скучает по Коннору. Он, конечно, бывал невыносим, но Эмма знала, что Коннор Осборн хороший человек.
Плохой не бросился бы спасать ее в очередной раз.
Где он сейчас, что с ним?
– Не смешите! – вдруг услышала она энергичный голос из коридора. – Здесь я могу зайти, куда захочу! Кто тут хозяин?
До Эммы донеслось невнятное бормотание, за которым последовала пощечина, и голос взревел:
– Что ты сказал? Запороть эту тварь, немедля! Ты кому запрещать взялся?
В коридоре послышалась возня. Кажется, послушные слуги поспешили выполнить приказание.
Принц Эдвин. Это мог быть только он. Кажется, Эмма дышать перестала от страха – поднялась с кресла, прижала к себе книгу, словно щит, способный закрыть ее от принца. Дверь открылась, и в комнату Эммы вошел молодой человек, которого она видела в газетах и журналах.
Высокий, светловолосый, с привычно презрительным выражением лица, он посмотрел на Эмму со смесью любопытства, почтения и желания присвоить. Эмма подумала, что сейчас его останавливает от насилия только то, что она была наполовину фейери. Да еще и эта непонятная скрытая магия, о которой говорил Мартин – вдруг принц ее тоже чувствует?
– Вот, значит, как вы выглядите! – с улыбкой произнес Эдвин. – Все так, как мне и говорили. Исключительная красавица, как и все фейери!
Эмма опомнилась, отогнала страх. Раз уж она одна из владычиц мира, то и вести себя следует так, как они, а не как перепуганная дочка мельника, у которой владетельный сеньор собирается отобрать невинность.
– Вы ко всем женщинам вламываетесь вот так? – холодно поинтересовалась она. – Выйдите и зайдите, как полагается джентльмену, а не бродяге. К фейери не входят, как в бордель.
Разумеется, принц этого не сделал – он не был бы собой, если бы подчинился требованию женщины. Заложив руки за спину, он принялся неспешно ходить по комнате, рассматривая Эмму так, словно была музейным экспонатом. Противный холодок поселился в животе; Эмма подумала, что они сейчас здесь одни, и даже если она будет кричать, никто все равно не придет на помощь.
Для всех она невеста принца. То, что он захочет предъявить права на нее, никого не испугает и не удивит.
– Строптивая, – заметил Эдвин с неприятной усмешкой. – Мне такие нравятся. Что это за бредни о том, что ты уже замужем?
От него так и веяло опасностью. Перед Эммой был хищник – к тому же безумный хищник. От него катила густая волна силы и власти, которая заставляет жертву падать в траву и закрывать голову в напрасной надежде спастись. Эмма вздохнула: надо было играть свою роль до конца, даже если колени подгибались от страха.
