– Думаю ты понял, что я не драться пришла, – призналась я.
– Понял.
Он поцеловал плечо – совсем не ритуально. После этого я не ушла, не сказала ему остановиться, не прогнала. Он не торопился, так и дышал над плечом. Молчал и тянул почему-то. Может, просто наслаждался моей близостью – мы совсем рядом.
– Ты же говорила, иларианки не спят с иноземцами, – прямолинейно, как у них принято, напомнил генерал.
– Передумала, – наконец я сумела поймать его взгляд. – С этой ночи с тобой буду спать.
Шад одной рукой вложил кинжал в ножны – задвинул с тихим шорохом, не прерывая со мной зрительный контакт. И я тоже на него смотрела. Сердце так ровно билось, словно я бесстрашная. Я дала ему увлечь себя на кровать, оставив урок владения кинжалом для другого вечера.
Глава 29
Я лежала в теплой постели, в его объятьях и смотрела в потолок.
Говорить не хотелось. К счастью, григорианцы после близости не слишком болтливы. В голову лезли упрямые мысли о том, где мой муж успел познакомится с иларианками. О том, что они были он сам признался. А теперь я лично убедилась в этом. Есть детали, которые можно только почувствовать: так вот, у Шада с нашими девушками точно был опыт.
Наверное, это было до Эдетт.
С девушками, не отягощенными принципами морали. Или с теми, кто не мог выбирать – ведь рабынь не спрашивают, где они хотят работать. Не хотелось думать, что Шад мог спать с рабынями, но спрашивать об этом точно не буду.
Я тихонько вздохнула.
Так рада, что это случилось… С начала брака я страшилась этого момента и знала, что он неизбежен. Хорошо, что он дал мне привыкнуть – к его внешности, к мысли, что придется спать с иноземцем. И все так хорошо прошло… Момент интима, пожалуй, давил на меня сильней всего.
Одним камнем на душе меньше.
Я взглянула на него.
Шад лежал на спине, обвив меня одной рукой. Узловатые пальцы задумчиво пощипывали мой локон. Янтарный взгляд генерала был устремлен в потолок, грудь мерно поднималась. Выглядел он настолько расслабленным, насколько это возможно для григорианца.
– Что с ней стало? – спросила я. – С той девушкой, осужденной за смерть командира?
Шад глубоко вздохнул. Воспоминания расстраивали его, но, разнеженный моим вниманием, он стал податливей, и ответил:
– Ничего хорошего. Пропала без вести, я давно о ней не слышал.
– Вы были близки?
Я не личный смысл вкладывала. В конце концов, у Шада была невеста, она бы не потерпела соперницы. Но они могли быть близки по-товарищески, как друзья, мало ли.
Но Шад покачал головой.
– Мы были спарринг-партнерами. Она была бешеной, как дикарка, но расчетливой и бесстрашной. Редкие качества, бесценные в рукопашной. Высадку должны были отменить. Ее командир проигнорировал данные разведки. Они попали в засаду, было много погибших. Ниара обвинила его, навязала драку…
– Разве она не имела права вызвать его на поединок?
– Это был не личный вопрос, Рива. Она не вызывала его – в драке пырнула кинжалом. Рассвирепела сильно. У нее брат погиб. Но это война.
– Жаль, – вздохнула я.
Мне искренне стало жаль свирепую девушку, которая потеряла члена семьи из-за ошибки старшего по званию. И знала ведь, на что шла: григорианке быть осужденной – навсегда проститься со многими привилегиями.
– Я защищал ее на суде. Ее не оправдали. Ниара сбежала, когда ее переправляли в тюрьму. Позор на родных… хотя я ее понимаю. Из-за этого случая мне пришла идея назваться Изгоем. Хорошее прикрытие.
– И грустная история, – призналась я.
– Развеселить? – Шад склонился надо мной.
Неулыбчивое лицо с хищными желтыми глазами заставили усомниться, что он на это способен.
– Попробуй, – заинтригованная, согласилась я.
Ночью я внезапно проснулась от странного чувства: холодно. Я одна в постели.
Перевернулась, сонно оглядываясь: Шад сидел с краю, накрыв голову мозолистыми ладонями. Несколько секунд я смотрела в спину, привыкая к тому, что между нами недавно произошло. Затем подползла на коленках и взяла за плечо.
– Что случилось?
Ему как будто кошмар приснился.
– Ничего. Не спится. На Григе назревают междоусобицы, – мрачно сказал он.
Я ждала продолжения, но Шад молчал.
Понимаю, почему. Его страна летит в тот же хаос, что и моя. И если давно побежденному это не так больно, то для победителя – позор. Ничего странного, что от бессонницы страдает.
– Когда ты сбежала, многое изменилось, – признался он. – Монарх ушел на покой, как должно, началась борьба за власть. Когда улетел за тобой, решил не возвращаться, Рива.
Я это и сама понимала.
В тот момент поняла, когда увидела, что он прилетел на малом корабле один. Когда сказал, что найдет нам тихое место для жизни. Новое. От счастливого будущего в забытом богами мире не прячутся.
– Что нам угрожает?
– Мне не нравилось происходящее. Было предчувствие, что все развернется не в нашу пользу… В этом и моя вина есть. Я не убил Лиама. Неудивительно, что риторика критической стала. Когда в стране шаткое положение, виноватых ищут всегда.
И не всегда справедливо – на своей шкуре узнала.
– Ты не волнуйся, Рива, – он повернулся, сверкнув желтыми глазами в полутьме. – Я исправлю ошибку. Отдохнем, обживемся. О нас забудут. И через время, когда все успокоится, я выслежу Лиама и убью его без всякого вызова. Как полагается казнить военного преступника, раз уж тот трибунала избежал.
Слушая тихий голос мужа, я вдыхала запахи летней ночи – спокойной и чарующей. Ни о чем не думала. Устала бояться.
– Я не волнуюсь… – призналась я. – Верю в тебя.
И теперь верю в наше будущее. Мы легли рядом, чувствуя под затылком жилистый бицепс мужа, я смотрела в потолок. Легкость летней ночи передалась и мне. И к Шаду не испытывала предубеждения. Волосы разметались по подушке. Лежать рядом с григорианцем не страшно, табу на межрасовые браки растворилось без остатка.
Может он и прав.
Может, я, как и он, надену корону – как его супруга. А может, не повезет и нас ждет тюрьма. Что бы ни случилось, я не пожалею об этом. Летняя ночь была прекрасна, а мне было так хорошо, что я решила не жалеть ни о чем.
Утро выдалось знойным. Мы проснулись на рассвете – вместе, как и засыпали.
– Хоть в чем-то убедил несогласную, – усмехнулся Шад.
С ночи осталось сентиментальное настроение. Хотелось думать о грустном и мечтательно смотреть в окно.
– Тебе не грустно, что у нас не будет детей? – спросила я.
Шад долго молчал.
Как на этот вопрос ответить? Я пожалела, что спросила.
– Жизнь долгая, – неопределенно ответил он. – Кто знает, что будет дальше.
– Да…
Я не ответила, но подумала, что он дольше меня проживет. Григорианцы действительно долго живут и медицина у них неплохая. Он может успеть завести детей, когда меня не станет от старости. Гарантий никто не даст, но кто знает.
– Не думай об этом. После войны сирот много. Будет тебе кого воспитать.
Я вновь грустно вздохнула. Под окнами раздался хрустальный звон – колокольчик просил полива, взволнованный наступающей жарой.
Шад прав.
Я привыкну к нему, точно справлюсь. И война многих осиротила – на Григе, где служат оба родителя, тем более. Без малютки не останусь, а там будет видно… Я взглянула на него и неожиданно улыбнулась.
– Сегодня ярмарка, сходим на площадь, – сказал Шад, вставая.
– Зачем? – насторожилась я. – Только не говори, что тебя товары заинтересовали.
– Встречаюсь там кое с кем, по делу. А ты товары посмотришь.
Шад направился за плащом, вновь припадая на больную ногу.
– Что у тебя с коленом?
Мы более чем близки для таких вопросов. Подтвердив это, генерал ответил:
– Последствия осколочного ранения. В военном госпитале сказали, это навсегда, к сожалению. Я уже привык, Рива.
Завернувшись в плащ, он вышел, оставив меня одну. Я откинулась на спину, собираясь понежиться еще минутку, а затем начала неторопливо одеваться. Между нами исчезли остатки напряжения. На полу валялся мой кинжал, и я его подобрала. Вложила в ножны, уже привычно обращаясь с оружием, помня о нем. Я видела, как с оружием обходятся профессиональные солдаты – всегда неосознанно помнят о нем, и хорош, что у меня тоже появляются эти рефлексы.
