Вот только улетать, не поговорив с Зеном, я все равно не хочу. О чем и сообщаю Григорию, а минутой позже — младшему Дамианису по телефону.
37 глава
— Сейчас не самое лучшее время для встреч, — говорит Леон, но тем не менее везет меня в город. — Если что, ты сама на этом настояла.
До сих пор не верится, что брат Зена пошел на уступки. Позвонил рано утром и сказал, что через час может за мной заехать. Я собралась за десять минут и оставшиеся пятьдесят караулила его у окна.
— Однажды я это уже слышала, — парирую. — Только подача была другой, но суть та же. Твой брат в итоге не узнал о моей беременности. Так что поговорю с ним лично.
Леон шумно вздыхает.
— Скажи спасибо своей родственнице за помощь. Все эти внезапные изменения еще ни одну жизнь не сделали лучше и проще.
Я начинаю раздражаться и бросаю беглый взгляд на младшего Дамианиса. Смазливый самоуверенный хлыщ. Повернет ситуацию в свою пользу в одно мгновение. Невыносимо вести с ним диалог.
— Сам же знаешь, у брата проблемы. Серьезные. Всем досталось, ясно?
— Проблемыу них из-за того, что кому-то не следовало совать свой нос туда, куда не просили.
Лицо вспыхивает. Хочется спорить, хочется говорить Леону гадости, доказывать свою правоту, убеждать, что они с Зеном ужасно поступают, добивая меня молчанием и неизвестностью. С утра нервозное и воинственное настроение. И тише оно не становится.
— Ладно, — дружелюбно продолжает Дамианис. — Со временем все образуется. Обиды улягутся, отношения возобновятся, жизнь наладится. Если сейчас поступить правильно.
На этот счет есть большие сомнения. Я пыталась поговорить с Никой, но она не ответила на звонок. Альберт же сказал, что времена непростые и каждый сделал свой выбор.
— Куда мы едем? — интересуюсь, глядя на проплывающие за окном пейзажи.
— К Гибсону тебя везу. Хочу обменять на брата, — ерничает Леон.
— Не смешно. Всем было бы проще, если бы вы изначально делились планами.
— Зен был категорически против, хотя я говорил ему то же самое. Делиться планами следует в самом начале, или тогда уж молчать до конца.
— Поэтому я останусь жить в неопределенности и страхе? Не очень обнадеживающие заявления...
— Мои реалии вскоре будут такими же.
Когда мы подъезжаем к больнице, я ощущаю нешуточное волнение.
— Что это значит? — выдыхаю, с трудом владея голосом.
Леон после паузы отвечает:
— Ты хотела увидеть Зена? Ты его увидишь.
— Я хотела с ним поговорить…
— Насчет этого не уверен.
— Что значит не уверен? — натыкаясь на взгляд Леона, лепечу я. — Я думала, Зен в тюрьме из-за смерти Егора…
— Идем.
Меня словно подвели к обрыву. Без предупреждения.
Выхожу на улицу и следую за Леоном, запрещая себе думать о том, что с Зеном произошло что-то плохое. Но, когда в фойе больницы мы встречаемся с Гибсоном, мучительная тревога окутывает с головы до ног.
— Очень рад видеть, — приветствует нас Стив. — Сочувствую, что так вышло с Зеном, — произносит глухо, разглядывая мое лицо.
— Как? — дергаюсь я, не в состоянии сдержать реакции своего тела.
Гибсон поворачивается к Леону:
— Ты ей не сказал?
— Нет, — отвечает тот.
— Что с Зеном? — Голос начинает дрожать. Мне становится очень страшно.
— У него случился сердечный приступ, — как ни в чем не бывало говорит Стив.
Кажется, этому мерзавцу в удовольствие наблюдать за страданиями других людей. Удивительно, что Гибсон тогда захотел помочь и бросился за мной в бассейн.
Не знаю, как удается устоять на ногах. Явно каким-то чудом. Жаль, такое же чудо не уберегло Зена от беды.
— Как это произошло? Все серьезно? — Я часто-часто моргаю, тыльной стороной ладони смахивая слезы со щек.
— Да. Я договариваюсь с нашими врачами, чтобы перевезти его в Грецию, — добивает Леон.
Молчу, хотя сказать хочется очень много. А еще — реветь в голос.
Лифт, коридор, дорога до реанимации — все как в тумане. Я едва шевелю ногами и, кажется, вот-вот свалюсь в обморок. На автомате вцепляюсь в руку Леона. Он обнимает за талию и помогает идти. Картинки в голове крутятся ужасные. Я потеряла родителей, а если лишусь и Зена, не знаю, как это переживу. А мой сын… Мы ведь только недавно выяснили, что у него есть отец… Разве это справедливо?
Оставив нас с Гибсоном, Леон уходит за разрешением пройти в реанимацию. Стараюсь держаться, но новость о приступе Зена буквально сокрушила. Словно кто-то сверху ударил огромным молотом, и я рассыпалась осколками.
Сажусь на стул возле двери и смотрю на нее, не в состоянии поверить в происходящее.
Младший Дамианис возвращается через пять минут.
— Врач разрешил зайти ненадолго. Но Зен без сознания.
Шумно втягиваю носом воздух, мечтая отхлестать Леона по щекам.
— Поговорить привез, да?
— Время, Даша, — дает он понять, что оно ограничено.
Пытаюсь подняться, но ничего не получается. Я под наблюдением двух пар глаз. Теперь понимаю, почему Гибсон здесь. Подонку оказалось мало проверки, спровоцировавшей мой отъезд? Может, этой сволочи в режиссеры податься? Гребаный вершитель судеб!
Леон помогает встать, доводит до двери, накидывает на мои плечи свой халат и говорит, чтобы заходила.
Ноги не слушаются, тем не менее шагаю. Мне не просто страшно, я испытываю ужас. Краем уха слышу, как дверь за спиной закрывается.
Это будто плохой сон. Зен в проводах. Датчики пикают. Он не двигается, хотя еще недавно был полон сил и планов, не давал мне продыху в постели и трахал, трахал, трахал...
Приближаюсь и трогаю его руку. Слезы текут по лицу ручьем. Перед глазами один за другим проносятся флешбэки, как Зен впервые берет сына на руки, как играет с ним в саду, как укладывает спать. Что если Дамианис не выживет и мой мальчик будет расти без отца? А как же я? Как мне потом жить с разбитым вдребезги сердцем? А малышке Лее?
Не могу сдержать всхлипа. Шепчу, что хочу отмотать время назад и никуда не ехать, а еще лучше не встречать Дамианисов. Слезы капают на ладонь Зена, и он вдруг сжимает мою в ответ, открывает глаза и смотрит осознанным, ясным взглядом. Такого не бывает у людей, которые находятся в реанимации в тяжелом состоянии, на грани жизни и смерти. Я это точно знаю!
— Тише, Даша. Душа в клочья от твоих слез. Живой я. Чего ты меня раньше времени хоронишь?
Во мне растут непонимание и возмущение.
Зен берет мою руку и прижимает к своей груди, где яростно стучит его сердце.
— Здоров я.
— А я после таких потрясений нет... — шепчу обескураженно. — Что все это значит?..
— Объяснить всего не успею. Летите с сыном и Леей домой. Я тоже скоро вернусь.
Смотрит он так пронзительно, что на мгновение я забываю о страхе, как жить, если Зен не выкарабкается.
— Вы… Ты… Господи, как же это жестоко… — Опять начинаю плакать.
— Даша, никому не нужны факты, что ты не причастна к махинациям Калиничева, хотя удалось их найти. Леон выводит меня из общего дела. Пока я здесь, ответственность за тебя и Эмиля на нем, поняла?
Ничего я не поняла, кроме того, что как-то надо идти. До конца. И это первая ясная мысль в голове за последние несколько часов. Истерики оставлю на потом. И вот это все, что братья устроили, обязательно им припомню.
— Ну все, не плачь.
— Придется. — Я нервно сглатываю и сжимаю руку Зена. — За дверью ваш злодей. Ради него это представление устроено?
— Мракобесие, согласен. На что только не пойдешь, чтобы загнать подлеца в угол.
Судорожно выдыхаю, глядя на Дамианиса, в его красивые глаза. Так хочется обнять Зена! Что я и делаю. Как раз в тот момент, когда появляется медсестра и говорит, что больше нельзя находиться в реанимации. Ругает меня, что трогала больного и пыталась его обнять, отчитывает уже в коридоре, словно маленькую девочку. На глазах у Гибсона.
Стараюсь не фокусироваться на нем и никак не подать вида, что на самом деле было в реанимации. Подхожу к Леону и, уткнувшись в его грудь, плачу навзрыд. Причем по-настоящему. Но уже от облегчения, что с Зеном все хорошо.
