Повернувшись, он понял, что все остальные тоже улеглись спать. И, судя по их виду, спали довольно долго. Было совершенно темно, Луна стояла высоко в небе, а костер слабо догорал.
Должно быть, было уже за полночь…
— Сколько я проспал?
— Несколько часов. Я не позволила им разбудить тебя, когда ужин был готов, но мы оставили тебе немного мяса.
Он сомневался, что это были «они». Должно быть, это Меревин отложила еду для него.
Девушка начала садиться, но прежде чем она успела это сделать, он снова притянул ее в свои объятия. Ее губы зависли прямо над его губами, когда он взял ее лицо в ладони и уставился на утонченную красоту ее черт. И прежде чем успел одуматься, страстно поцеловал ее. Он не знал почему, но ему необходимо было ощутить вкус этих сладких губ.
Меревин закрыла глаза и наслаждалась ощущением его языка, скользящего по ее языку. Его щетина обжигала ее кожу, а мозолистые руки царапали ее щеки. И когда он отстранился, она была парализована нежностью в этих глубоких зеленых глазах. Не в силах справиться с жаром, который это разожгло в ее теле, она слегка отвела взгляд и заметила небольшой шрам, который тянулся от линии роста волос чуть ниже левого уха. Нахмурившись, она протянула руку, чтобы дотронуться до него. Шрам уходил глубже в его волосы. Должно быть, Вэриан получил серьезную рану.
Вэриан убрал ее руку, и по сильной вспышке боли на его лице она поняла, что это один из шрамов, полученных в тот день, когда Элейн побрила ему голову, потому что он хотел стать благородным рыцарем.
Ее сердце болело за него, она сжала его руку и поднесла к губам, чтобы запечатлеть нежный поцелуй на его покрытых шрамами костяшках пальцев, которые также рассказывали историю бесчисленных сражений, в которых участвовал этот человек. Даже самым закаленным воинам время от времени требовалась помощь. Никто не должен проживать свою жизнь в одиночестве, в окружении врагов.
Вэриан почувствовал, как у него перехватило дыхание, когда ее язык скользнул по его плоти. Все его тело напряглось, умоляя по-настоящему ощутить вкус этой женщины. В паху у него было тяжело и пульсировало, и когда она приоткрыла губы, все, о чем он мог думать, это подмять ее под себя и заниматься любовью весь остаток ночи.
Если бы они были одни, он, вероятно, так бы и сделал. Но он не мог взять ее здесь, не в уединении. Она не была Адони, которая с радостью трахнулась бы с ним в открытую и умоляла остальных присоединиться к ним. Она была принцессой.
И она все еще была леди, которая заслуживала только самого лучшего. Ее жизнь была такой же суровой, как и его. Он никогда бы намеренно не усугубил ее плохие воспоминания или боль.
Отпустив ее, он закрыл глаза и пожелал себе ванну со льдом, чтобы искупаться в ней. Это был бы единственный способ остудить огонь, бушевавший внутри него. Каждая клеточка его тела была напряжена, умоляя о ее прикосновении. Даже соски были чувствительны, когда кожа его куртки терлась о них. Но это была не та кожа, которую он хотел почувствовать там. Он хотел ее прикосновений…
Ее язык…
Черт, прошло слишком много времени с тех пор, как у него в последний раз была женщина. И, в конце концов, он был Адони. Народ его матери обладал либидо неистовых нимфоманок. Они всегда были готовы к любому виду сексуальной стимуляции. И он всегда был таким же похотливым, как и все остальные. Просто был избирателен в том, с кем спать.
Но чем дольше он был рядом с Меревин, когда его тело изнывало от желания, тем больше эта избирательность ставилась под сомнение.
— С тобой все в порядке, Вэриан?
Он открыл глаза и увидел, что она хмуро смотрит на него сверху вниз.
— Не совсем.
— Я могу тебе чем-нибудь помочь?
Он опустил взгляд на ее платье, где шнуровка ослабла настолько, что он мог видеть намек на кожу между грудей. Дай мне облизать их…
— Нет, — произнес он вслух, пытаясь прогнать эту мысль. — Мне просто нужно… — Чтобы ты разделась догола и позволила мне заниматься с тобой любовью до рассвета.
— Тебе нужно?
— Ничего. Я в порядке.
Она склонила голову набок и хмуро посмотрела на него сверху вниз.
— Ты что покраснел?
Прежде чем он успел ответить, ее взгляд опустился вниз, туда, где его желание было более чем очевидным. Ее рот сложился в маленькую букву «о» при виде его эрекции. Теперь ее лицо сильно покраснело.
Вэриан стиснул зубы, пытаясь придумать что-нибудь, что угодно, что могло бы успокоить его тело.
А Меревин все еще не отводила взгляда. Она смотрела на него с любопытством, что только усилило его желание, когда он задумался, каково это — чувствовать, как она нежно прикасается к нему. Или, еще лучше, губами…
— Тебе больно, когда это происходит?
Черт бы побрал ее любопытство, которое ему совсем не помогало. Все, о чем он мог думать, будет ли она такой смелой, когда они оба будут обнажены.
— Если я не использую его, да.
Меревин знала, что ей следует отвести взгляд, но она не могла. Она видела больше, чем следовало, эрегированных мужчин, как одетых, так и раздетых, когда они обслуживали Наришку, Моргану и других в Камелоте. Но ни один мужчина никогда не был тверд для нее. Она никогда не вызывала желания. На нее смотрели только с презрением и гневом. Но Вэриан так на нее не смотрел. Он не презирал ее, даже когда она была отвратительной.
Она чувствовала себя странно могущественной из-за того, что могла так повлиять на такого мужчину, как Вэриан. Что он хотел ее, по крайней мере, физически.
Более того, ей было интересно, каково это — переспать с ним. Чувствовать, как он проникает глубоко в нее. От других она знала, насколько это может быть приятно. Во время праздников и оргий крики оргазмов наполняли залы замка.
Но у нее самой никогда такого не было.
Теперь ее тело молило попробовать его на вкус, в то время как разум жаждал узнать, каково это — получить полное наслаждение. Глубоко в центре ее существа пульсировал голод, который не хотел, чтобы ему отказывали. Он хотел Вэриана. Он жаждал его.
Отвернись, Меревин.
Но она не могла. Она была более чем готова отдать свою девственность, чтобы обрести свободу. И теперь, когда она получила ее, казалось правильным, что она должна облегчить часть страданий, которые причинила ему.
Прежде чем Меревин смогла остановить себя, она протянула руку, чтобы дотронуться до него.
У Вэриана перехватило дыхание, когда он понял, куда направляется ее рука… прямо к его набухшему члену. Он дернулся в ожидании, но как раз в тот момент, когда она хотела прикоснуться к нему, он схватил ее за запястье и отдернул руку, хотя на самом деле ему хотелось засунуть ее к себе в штаны и позволить ей гладить его, пока он снова не обретет покой.
Девушка испуганно посмотрела на него.
— Я хотела бы знать, как… — Ее голос затих, как будто она была слишком смущена, чтобы закончить.
Это было все, чего он хотел. Чувствовать, как ее рука ласкает его. Чувствовать, как ее мягкая ладонь обхватывает его. Но он не мог. Взять ее было бы величайшей глупостью, и он знал это.
Он не мог доверять ей, и он чертовски уверен, что не доверял себе. Ему нравилось жить своей жизнью, свободной от сложностей и эмоций. Это был единственный известный ему способ пережить бесконечные дни. И он был слишком тверд в своих убеждениях, чтобы менять их сейчас.
— Прости, любовь моя. Я не сплю со знакомыми женщинами. Никогда.
Она напряглась так сильно, что он действительно почувствовал это до самого запястья.
— Что прости? — Она вырвала свою руку из его хватки.
— Это слишком сложно. У знакомых есть ожидания.
— Значит, ты предпочел бы иметь близость с незнакомкой?
Он кивнул.
— Они не возражают, когда ты встаешь и уходишь после этого, и не ожидают ничего большего, чем оргазм или два.
Она скривила лицо в отвращении.
— Ты настоящий Адони.
Он не мог бы оскорбиться сильнее, если бы она дала ему пощечину, но он лучше даст себя выпотрошить, прежде чем даст ей это понять. Кроме того, она говорила лишь правду. Он был сыном своей матери.
