— Я думаю, у вас есть какие-нибудь свои средства убеждения.
— Но никто из нас не смог бы ими воспользоваться здесь, посреди толпы народа, а вы все устроили тихо и без шума. Вы молодец, с какого боку не посмотри.
Теперь она уже улыбнулась широко и открыто.
— Спасибо, дон Лодовико. Ваше мнение очень лестно для меня, правда. Особенно зная то, что вы мне очень долго не доверяли.
— Еще бы! А вы, похоже, вообще никому не доверяете. Сидите в своем кабинете, как в бастионе, и отстреливаете случайных прохожих. И, как магнитом, притягиваете всяких разных, которым так и хочется вас из этого бастиона вытащить. Начиная от наших ребят и заканчивая уродом Анджерри. Не говоря уже о Себастьяно. Как случилось, что вы сегодня без брони и без оружия?
— Сама не поняла. Случилось.
— Было очень… познавательно увидеть такую сторону вашей натуры. Спасибо за доверие.
— Но я была бы вам очень признательна, если бы это знание осталось при вас и дальше не пошло, — серьезно сказала она.
— Не вопрос. Все имеют право жить, как им хочется.
— Благодарю.
Музыка закончилась, он церемонно ей поклонился, отвел к столу и усадил.
— Я правильно думаю, что обсуждать будем потом, не здесь и не сейчас? — спросил он у Марни.
— Абсолютно правильно, — кивнул тот.
— Ну тогда на сегодня всё, я, как и собирался — пить и спать. Кто-нибудь со мной? Нет? Тогда до завтра, — Лодовико махнул им и отправился в номер.
* 20 *
— Донна Эла, Себастьяно — я тоже вас покидаю, — Карло сунул телефон в карман и поднялся. — До завтра, — он подмигнул им обоим и направился к выходу.
Элоиза подняла глаза на Себастьена. Он смотрел на нее, и она не могла прочитать по его лицу абсолютно ничего. Решилась и спросила:
— Вы не пожалели, что привезли меня сюда?
Он как будто очнулся.
— Я? Пожалел? Да о чем вы, Элоиза, я, может быть, счастлив впервые за бог весть сколько лет! Что может пожелать героиня сегодняшнего вечера? Вина? Сладостей? Фруктов? Или, может быть, вы не откажетесь потанцевать ещё и со мной?
— Не откажусь, — просияла она.
И вот третий за сегодняшний вечер мужчина ведет ее в танце. Сколько лет она уже ни с кем никак не танцевала, кроме зеркала? А тут вдруг раз — и полная корзинка кавалеров, да каких!
— Я пытаюсь прочесть ваш взгляд, но не понимаю до конца, — заметил он. — Ведь все хорошо?
— Да, просто замечательно! Я давно не танцевала просто так, не на тренировке, и совсем давно не танцевала с такими замечательными кавалерами. Никогда бы не подумала, что, например, господин Лодовико умеет и любит танцевать.
— Он на самом деле умеет и любит, они у меня вообще способные. И каковы ваши впечатления от танцев с моими друзьями?
— Если что — они ушли, а я осталась.
— Я заметил, спасибо. Мне на самом деле интересно, что вы о них думаете.
— Карло в танце — как карусель. Всё вертится, крутится, переливается и сияет, с ветерком и с куражом. Лодовико — это такая, знаете, скала, он не теряет ног, не сбивается с ритма, и за этой скалой вполне можно переждать небольшой ураган.
— А я?
— А вы… такая странная субстанция, в которой смешались глоток хорошего вина, очень легкий запах парфюма, сияние алмазных граней, невозможная уверенность, неодолимая сила, бархат голоса, две полных ложки искушения и три капли эйфории сверху, — говорила она негромко, как бы неспешно нанизывая на нить цепочку своих ассоциаций. Замолчала, сбилась с ноги, прикрыла рот ладонью, расширенные глаза смотрели прямо на него. — Ничего себе высказалась…
— Сразу видно философа, субстанцией меня еще не называли, — он говорил, а его глаза сияли. — Вам бы не отчёты со справками писать, а стихи, честное слово!
— А почему вы считаете, что я их никогда не писала? — возразила она.
— Хотел бы я послушать или почитать, — серьезно сказал он.
— Я… подумаю об этом, — кивнула она.
— А я ведь напомню, — улыбнулся он и закружил ее. — И просто запомню эту вашу фразу, буду ее вспоминать в тяжелые моменты жизни. Никто и никогда не говорил мне ничего подобного.
— Я рада, что смогла вас удивить, не уверена, что еще когда-нибудь соберусь с духом, — она улыбалась, он снова закружил ее…
Вдруг в глазах потемнело, и она рефлекторно схватилась за него. Остановилась.
— Элоиза? — он тоже остановился, не выпуская, впрочем, ее из рук.
— Голова кружится. Ничего серьезного, со мной так время от времени случается.
— Вернемся за стол? Или уже пойдем отсюда?
— Наверное, пойдем.
— Тоже хорошо.
Наверху он пропустил ее внутрь и запер дверь. Она сбросила сандалии и села в кресло, терла виски пальцами.
— Ничего, сейчас пройдет, правда, — то есть, ей очень этого хотелось.
— Элоиза, скажите откровенно — вы в порядке? Или что-то не так? — он присел на подлокотник кресла и наклонился к ней.
Она посмотрела на него, коснулась щеки кончиками пальцев.
— Я в принципе не в порядке и со мной всегда всё не так, но сегодня это нам не помешает, правда.
5.5 О том, что выходные закончились, но жизнь продолжается
* 21 *
На следующий день спали долго. Элоиза проснулась первая, не открывала глаза, вспоминала день вчерашний. И сомневалась — а может быть, она неправа? Может быть, на самом деле все в порядке, она глупа, как пробка, придаёт много значения тому, что на самом деле несущественно, и можно снова пробовать жить, как нормальный человек, а не как существо в броне и в башне, по меткому вчерашнему выражению Лодовико?
Она открыла глаза и обнаружила, что слишком громко думала. Объект ее мыслей сначала поцеловал ее, а потом уже заговорил.
— Доброе утро, Элоиза. Как ваша голова?
— Доброе утро, Себастьен. Я отлично выспалась и думаю, что все хорошо. Какие планы на сегодня?
— Да какие тут планы, возвращаться нужно, вот какие, — вздохнул он.
— Это точно, нужно. Теперь я готова спокойно поговорить с Шарлем и принять любое его решение.
— Не думайте лишнего, Элоиза. С Шарлем поговорим, конечно, но я бы не переживал на вашем месте. Хотите, я позвоню Бруно и спрошу, как там у них поживает ваша жертва?
— Не особенно хочу, но мне кажется, что это необходимо.
Себастьен нашел телефон и набрал нужный номер.
— Доброе утро… как говоришь, день уже? Это у тебя день, а у меня утро. Скажи, как там поживает наш справедливо придушенный? Правда? Ну, я что-то такое и предполагал. Ладно, вечером вернемся, тогда уже и доложишь подробно. До вечера, — отключился, отложил телефон. — Как я и думал, все в порядке. У объекта имеются синяки неопределённой формы на шее, но в целом он в порядке, отпущен в свои комнаты и не кажет оттуда носа.
— Ну и ладно. Должна вам сказать, что вы были правы, когда увезли меня с собой. Если бы я осталась, то все время думала бы, жалела о разном и вообще, а получилось так, что мне оказалось не до того. И я благодарна вам за это.
— Я рад, что вам понравилось. Могу я еще что-нибудь сделать для вас? Только намекните.
— Я не знаю, но если возникнет необходимость, я непременно скажу. И я рада, что смогла вам помочь.
— Про это лучше по возвращению, хорошо? Не нужно о делах, пока мы еще не встали, — он потянулся и погладил ее косу. — Да, самое сильное впечатление выходных — это ваша коса. Вы и просто так неотразимы, а теперь особенно. Скажите честно, Элоиза, вы хотите есть?
— Я хочу кофе. А про поесть потом уже можно будет подумать.
— Уговорили. Пара поцелуев — и пойдем пить кофе. Согласны?
— Вы удивитесь, наверное, но — да, согласна.
* 22 *
Четверо путешественников вернулись в палаццо д’Эпиналь под вечер. Их встретила Анна, полная любопытства.
— Ну как? Хорошо съездили?
— Знаешь, да. Господа обо мне всячески заботились и развлекали, — кивнула Элоиза.
— О, вижу. Лодовико, ты тоже развлекал? Или только пил?
