— И стали в священные ночи землю кровью девственной окроплять, — торжественно возвестил дед.
— Прямо на траве? — пискнул кто-то особо впечатлительный.
— На земле, — многозначительно поправил дед, — "Силой своей делюсь с тобой, силой своей поделись со мной!" — так говорили.
— При всех? — удивление было так велико, что говоривший даже дал петуха.
Дед усмехнулся. Молоды его слушатели, у большинства едва-едва голоса ломаться начали, но мужское любопытство рождается не с первыми усами и басовитым голосом. Оно заложено у каждого с рождения.
— Круг тогда еще узкий был. Несколько десятков храмовников да парочка, которой днем в Храме благословение дали. Тогда еще все прилично было. Считалось, что одной благой ночи в цикл мало, как и полян священных.
Верт посмотрел на раскрывшего в изумлении рот брата и вспомнил реакцию матери на случавшиеся в рощах вакханалии. Она всегда резко негативно высказывалась против этих гуляний, считая их порочными порождениями разгульного островного прошлого, искажавшими истинный смысл ритуалов и церемоний плодородия, принятых на заре времен.
— Это просто какое-то извращение, — говорила она, — для того, чтобы воспевать плодородие не обязательно заниматься любовью на земле. Особенно, с посторонними людьми или даже группами.
Она зябко поводила плечами при этих разговорах, чувствуя себя неуютно. Сын понимал ее, но часто думал, что если бы не отец, она с удовольствием запретила ему бегать в такие места. Закрыла бы в комнате до утра.
С согласия отца Верт уже пару циклов назад приобщился к этой интересной для него стороне жизни. Вместе с несколькими приятелями он веселился в ближайшей к дому ивовой роще, а до рассвета, как и договаривались, вернулся домой, забравшись в комнату через окно.
Потом он весь день зевал и отчаянно хотел спать, но ни на миг не пожалел. Верт усмехнулся, глядя на желторотых юнцов, упоенно внимавших старику. Террин, он взглянул на друга, задумчиво поглаживал ладонью куртку на груди, где, как он знал, был внутренний карман, пришитый недавно его мамой. Он грустно догадался, что Террин уже собрался. Это было очевидно, так как обычно тот не любил "нежности", а нынче крутился рядом с отцом и даже обнял маму.
Верт прислушался к словам старика, вещавшему некие подробности "священных ночей" и с одобрением подумал, что в отношении сестер его мама права. И отец ее в этом поддерживал. Девчонкам надлежит быть скромными и неискушенными, чтобы удачно выйти замуж и создать свои семьи. Не то, что их соседка Талика.
Верт знал, что дрянная девчонка тоже не первый цикл бывает на празднествах. И он подозревал, что младшая ее сестра, подружка Кастии, тоже туда отправится, когда подрастет. Юноша нахмурился, не одобряя ни поведения соседок, ни безразличия в этом вопросе их родителей.
По осторожным и деликатным рассказам матери он знал, что важная для острова церемония плодородия превратилась в разгульную ночь, которая теперь происходила не один, а несколько раз в год. Ночи свободной любви стали устраиваться перед началом каждого земледельческого сезона на островах. Если же учесть, что на островах собирали урожай по три-четыре раза, то такие церемонии становились частым событием.
Нынешние празднества начинались хороводами среди деревьев, которые становились все веселее, разгульнее и фривольнее. Поскольку на них было принято собираться всем жителям, то чем ниже садилось солнце, тем быстрее многие родители старались увести несовершеннолетних детей по домам, чтобы они не были свидетелями того, что начинало происходить после заката солнца.
Многие взрослые, состоявшие в браке мужчины и женщины старались не принимать в этом участие, считая, что гуляния провоцируют супружеские измены. Основными участниками этих ночей стала молодежь.
После обильных возлияний молодые люди, откушавшие различные крепкие или дурманившие головы напитки, которые освобождали их от норм морали и чести, устраивали плотские разнузданные, часто групповые, развлечения. Те, кто не покидал рощи в определенное время, считались добровольными участниками происходящего.
Верт вскинулся при неожиданно серьезном тоне друга, который уточнил, скептически приподняв брови:
— Поэтому у нас столько календ в цикл теперь? Отчего-то мне думается, это мужчины придумали. Почаще и побольше — явно наш девиз на все, что нравится.
Слушатели громко захохотали, друг перед другом изображая бывалых в этом вопросе. Верт, Террин и еще несколько их сверстников сочувственно взглянули на "малышню". Кому они это рассказывают?
— Скорее всего, — согласился Порта, — женщины-то все сдержаннее в этом вопросе.
— А как же…, — попытался возразить очередной юнец, припомнив, что ночью в порту бывают не слишком сдержанные представительницы женского пола. Он точно знает, что есть. Сам видел. Но его перебили и отодвинули подальше от рассказчика:
— Цыц, молчи!
— Приличные девицы туда не ходят! — почти по слогам сообщил дед малолеткам, — уже в мою юность там не было ни одной такой из почтенных семей. Старые рода следят за своими дочерьми строго. Честь семьи сохраняется девицами, а сыновья, пусть Боги их от срамных болезней хранят, туда ходят. Будущие жены дома себя блюдут! Так было и так будет во веки веков. Иначе, как добросовестный муж будет детей своих растить, ежели на их рождении пятно такое? А? Чего притихли, петушки? — Порта обвел всех взглядом.
Те, кто постарше фыркнули: Как не знать? Наши сестры дома в такие ночи сидят.
— Со временем уж и забыли, зачем собираются наши жители в те ночи в рощах, — подытожил свой рассказ дедок, — проведут для видимости хоровод или два, попрыгают через костер и по кустам. Молодежи-то оно радостно да только нравы портятся, а земля не родить больше прежнего. Пользуйтесь этим, пока молоды и не женаты, — так мой отец говорил мне и братьям. И я вам это говорю.
— Женатых туда не пускают? — протянул разочарованно мальчишка, обиженный, что, оказывается, такому счастью ограничение есть.
— Чего ж не пускают, — возразил Порта, — женись и иди. Только, когда дети твои подрастут, поймешь сам. Дочерей твоих в жены не захотят, а сыновей на порог к приличным невестам не пустят. Вдруг у тебя семя порченое!
Мальчишки дружно ахнули. Террин приподнял брови и, привлекая внимание друга, мотнул головой в сторону: Пошли.
Верт согласно кивнул, да, пора отсюда уходить. Юноши осторожно отодвинулись и отползли от интересного рассказчика подальше. Затем поднявшись, направились в сторону рыночной площади, где веселились островитяне.
— Террин, ты сегодня хочешь уехать? — наконец правильно расшифровал странное поведение друга Верт и нарушил тишину. Тот согласно покивал и задумчиво ответил:
— Сегодня. Я много думал — другой такой возможности не будет. Еще до рассвета, чтобы успеть с отливом, уйдут корабли наших гостей. Проберусь тайком на корабль и уплыву. И ночка сегодня будет "Та самая".
— Не собираешься ею воспользоваться? — спросил Верт, жалея, что друг так быстро решился покинуть остров.
— И чего там я не видел, — протянул будущий скиталец, — Знаешь, оно от меня не уйдет, а вот дело.
Верт вздохнул, не представляя, как бы сам поступил. Он бы и не решился сбежать из дома ради мечты. В отличие от друга у Верта была обычная для островитянина мечта — стать главой артели, завести свой дом, как его отец и деды, и другие до них. А может даже до главы гильдии дорасти или поселка. Нет, городская жизнь не для него. Ему здесь хорошо.
— Жемчуг у нас такой не растет, — грустно протянул Террин, — и я по-всякому эти жемчужницы на дне устраивал и камешки подкладывал… Нет, или раковины не те, или я не то делаю. Понимаешь, Верт, — с жаром заговорил он, — я хочу сам вырастить такие, как те. Они…, — юноша мечтательно вздохнул, — необыкновенные. Нежные, искристые и великолепные.
— Такой и на материке не добывают, — напомнил Верт результат всех их совместных вылазок по крупному портовому городу и окрестностях. Им удалось все обследовать настолько полно, насколько хватило времени, пока их отцы сдавали скупщикам рыбу и делали покупки по заказам жен. Террин отмахнулся:
