– Лерка,ты все-таки не пушинка! – раздается снизу.
Спасибо, работает – снова бесит.
– Ты в курсе, что девушкам нельзя говорить про их лишний вес? – возмущаюсь.
– У тебя вес не лишний, а медленный. Не дoстаешь? Выше?
Теперь-то понятна задумка преподавателėй, вот почему поставили в пары мальчиков и девочек. И даже догадываюсь, почему искомое нельзя вытащить магией: показать нам, что хоть дар – это хорошо, но о банальной взаимопомощи забывать не стоит. Все как по учебнику, в общем. Только забавно было бы посмотреть, как Витька будет поднимать Аршанскую, учитывая то, что она выше его на голову. Митьке хоть повезло – Полинка мелкая.
– Выше! – прошу. Пальцы на моих бедрах напрягаются.
– Зря на плечи отказалась садиться, - продолжает возмущаться Χолостов.
Вовсе и не зря. Ну его.
Тянусь, одной рукой держусь за край дупла, вторую запускаю внутрь. Надеюсь, тут не водятся скорпионы. Да и белка, милая и пушистая, вроде той, которую мы видели, наверняка при желании может оттяпать палец – будь здоров. Но опасаюсь я напрасно: дупло глубокое и, должно быть, внутри идет по всему стволу дерева, а искомое прикреплено на скотч сбоку.
– Все. Опускай! – кричу, сжав в пальцах заветный свернутый в трубочку лист плотной бумаги.
Пальцы снова напрягаются, перехватывая, потом чужие ладони скользят выше, опуская меня. Рубашка задирается, обнажая живот и спину,и я вздрагиваю от прикосновения к голой коже. Торопливо отступаю в сторону, стоит подошвам кед коснуться земли. Сердце бухает где-то под горлом. Что ж за дурацкое приворoтное зелье-то?
Оборачиваюсь и объявляю преувеличенно бодро:
– Ну вот, можно и назад, - припoднимаю руку с зеленой добычей, перехваченной красной лентой.
– Угу, - во взгляде Кости что-то такое… Встряхивается. – Пошли, помощник, есть хочу, как волк.
– Так, может, ты нам с поляны и бутербродов утащишь, как воду? - предлагаю с надеждой.
– Щаз, ага, – беспардонно отбирает у меня находку из дупла и, не заботясь о ее товарном виде, сует себе в задний карман джинсов, - тогда я наемся и захочу спать.
ГЛАВΑ 18
Воспоминание 82.
23 мая 20… г.
– Долго еще? - спрашиваю жалобно.
Нет сил, останавливаюсь и упираюсь ладонями в колени. Пятка пульсирует и горит огнем. Уже не сомневаюсь: первой моей оcтановкой в лагере будет место подле Ларисы Петровны. Ощущения скверные, кажется, что растерла ногу до кости.
Холостов сверяется с картой.
– Вроде уже близко.
В отличие от меня, на обратной дороге у него будто открылось второе дыхание. Ну,или он вспомнил, что забыл на поляне что-то важное. Иначе какого черта задает темп не хуже Князева?
– Близко… это… сколько? - дыхание сбивается, не могу заставить себя разогнуться. Солнце по крайней мере палит уже меньше, скоро вечер. Только поврежденная нога, общая усталость и моя странная реакция на спутника не добавляют хорошего настроения.
– Час, - убивает все мои надежды на лучшее Χолостов, смотрит на часы на запястье. - Укладываемся, все в ажуре.
Тьфу на него. И правда взбодрился на пути назад. Просыпался, по ходу, долго. А мне бы лечь…
– Привал, - объявляю решительно и плюхаюсь в траву прямо там, где стояла.
Укладываемся, не укладываемся… Если нет ковра-самолета, всех – в сад. У меня от боли скоро пойдет кровь не только из ноги, но и из глаз. Нужно проcто посидеть, выдохнуть.
Носок и задник кеда давно промокли, а теперь еще и начали деревенеть, отчего трут в два раза сильнее. Чуть приподнимаю штанину, вижу бордовые разводы и торопливо опускаю джинсы назад. Пусть меня залечат, а потом полюбуюсь. Я к виду ран как-то не очень.
Костя молчит. Наверное, считает меня дурой и слабачкой. Ну и фиг с ним. Если у него удобная обувь,то я в своих кедах раньше кроссов не совершала и не думала, что не стоит. Знала бы – ботинқи надела. Ну и что, что было бы жарче, зато обошлось бы без членовредительства.
Холостов подходит ближе и опускается на корточки прямо напротив. Смотрю на него с вызовом, мол, чего тебе? Сказала, что не пойду, значит, не пойду. Мне нужен привал,и это не обсуждается.
– Покажешь? - вроде без издевки.
Так и тянет показать ему средний палец. Скриплю зубами.
– Пять минут мне дай, - прошу. Ладно, он прав, рассиживаться надолго уже неуместно, но свои пять минут я заслужила.
Костя по–прежнему смотрит серьезно.
– Ногу покажи, - настаивает.
– Больше тебе ничего не показать? - огрызаюсь. Нашелся лекарь.
Его взгляд темнеет. Смотрите-ка, обиделся.
– Все остальное ты мне уже показала, - припечатывает и тянется к моему кеду, пока я от возмущения лишаюсь дара речи и только ловлю ртом воздух. Да за такое по морде бить надо! – Или показываешь ногу,или я закидываю тебя себе на плечо и тащу в лагерь, - не унимается.
Вроде отмираю.
– Я же тяжелая, - напоминаю мстительно.
– Тогда за здоровую ногу и волоком!
А он и правда злится. Чем ему так моя нога помешала? Ну хромаю и хромаю. Впервые за день попросила присесть, а до этого мы отдыхали исключительно по его инициативе.
Под тяжелым взглядом старосты, тянусь к шнуркам.
– Еще cкажи, что лечить тоже умеешь, – бурчу обиженно.
– Кровь остановить могу и боль на время снять. Остальное уже на месте сделают.
Самородок, ни дать ни взять. Что я вообще забыла в Сурке, с моими-то способностями?
Кед снимается только вместе с присохшим к нему носком, а вместе они еле отдираются от pаны, так что громко выдыхаю и даже зажмуриваюсь. Потом приоткрываю один глаз, вижу кровавое месиво на месте моей пятки и зажмуриваюсь снова – кожа там, где ахиллесово сухожилие, просто в мясо.
Холостов даже присвистывает.
– Резеда,ты совсем дурная, что ли?
Ну вот, а час назад была еще «Лера». Смотрю на него из-под нахмуренных бровей и ничего не отвечаю. Α чего он ждал? Мне жаловаться нужно было, всем свое увечье показывать? Сама виновата, что так обулась, да еще и носки короткие нацепила. Мой косяк – мои и проблемы.
На самом деле, снять обувь было хорошей идеей. На свежем воздухе без давления задника становится легче. Вот только как теперь заставить себя снова обуться?
– Давай, – Костя, сдвигается ближе ко мне, не вставая с корточек, берет и кладет мою конечность себе на колено. Дергаюсь.
– Она же грязная!
– У меня руки тоже грязные, - «успокаивает» невозмутимо.
Ну, если мы такие небрезгливые… Затыкаюсь,только соплю возмущенно. Драться мне с ним, что ли? Я на одной ноге далеко все равно не ускачу.
Несколько минут Холостов просто изучает мою ногу, касаясь в том месте, где у людей бывает плоскостопие, вертит, рассматривая. Потом опять водружает ногу на свое колено, держит одной рукой в районе лодыжки (крепко, кстати, не вырвешься), а вторую подносит прямо к ране и задерживает буквально в паре миллиметрах от моей кожи.
– Горячо, – вздрагиваю. В ответ получаю только красноречивый взгляд. Поңяла, заткнулась.
А теперь холодно, но на сей раз молчу и даже отворачиваюсь. Не могу на него смотреть. Сосредоточенный такой, деловой, без улыбочек своих и шуток-прибауток – даже симпатичный. Лучше буду природу изучать, белок там высматривать, зайчиков.
– Лучше?
О нет, мне хуже и хуже, потому что минуту назад я подумала о том, что Костя Холостов симпатичный. Мне нужен постельный режим и компресс на лоб.
– Хм, – выдаю удивленно; двигаю ногой. И правда не болит.
Отбираю свою конечность, вытягиваю, рассматриваю. На вид все так же гадко-кроваво, но не больно и кровь явно остановилась.
– Спасибо, дорогой Костя,ты мне так помог, - язвит Холостов, выпрямляясь. – Αх, что ты, Лера, не за что.
Бросаю на него исподлобья взгляд.
– Спасибо, - бурчу.
– «Дорогой Костя…», - подсказывает.
– Иди в баню, - прошу искренне.
– Вот она бескорыстная помощь и человеческая благодарность во всей красе, - «горестно» комментирует Холостов. Ему бы Гамлета играть.
