Тело девушки стало меняться. Я еще видела ее за кружащейся тьмой, но тьма становилась все прочнее с каждым мигом. Времени было мало. Я должна была решить. Сейчас. Если я сильнее сломаю хватку бабули на себе, сделка между нами будет нарушена. И каким будет наказание? Моя жизнь?
Не важно. Я остановлю это. Будь, что будет.
— Holrad worlorda, ir resta norlorda… — скандировала бабуля, откинув голову, вытянув руки, одна ладонь еще сжимала хрустальный графин. Тьма лилась из нее лентами. Она не видела, как я подходила сзади.
Два оборотня видели. Они смотрели на меня пристально. Но не сообщили госпоже. Они знали, что я хотела сделать? Возможно… и, может, они хотели, чтобы это случилось. Они не могли перечить госпоже, но в сердцах желали бороться.
Я сделала еще шаг. Другой. Каждый шаг ощущался как путешествие. Я стиснула зубы, вытянула руку…
И забрала графин из рук бабули.
Звериный рев вырвался из горла ведьмы, сотряс комнату. Магия, морок и прочее трескалось. Мир вокруг меня вдруг искажался, стал кошмарным, не давался пониманию. Я ощущала безумие, пробивающееся ко мне. Но я отпрянула на несколько шагов, прижала графин к груди.
Бабуля повернулась ко мне. Темное облако вокруг девушки рассеялось. Она обмякла в руках оборотней, потеряв сознание. Бабуля завизжала, ее заклинание разваливалось вокруг нее, и на миг я увидела правду о ведьме — уродливую каргу за красивым мороком. Темная магия кипела под ее белой кожи, живая и злобная.
— На колени, девчонка! — взревела она, указывая на меня. Я ощущала силу приказа, идущую от нее. — На колени! Моли о пощаде!
Я посмотрела ей в глаза.
Я подняла графин над головой и, пока она визжала «Нет!», бросила на пол.
Стекло разбилось. Жидкость растеклась.
Тьма кружилась, ослепляя меня, наполняя искаженную комнату. Я ничего не видела, ничего не чувствовала. Была лишь тьма, запах серы лился в глаза, ноздри, поры кожи.
Тьма расступилась. Бабуля, искаженная от гнева и злобы, появилась передо мной.
— Мелкая гадина! — рычала она. — Ты и твой бунт! Ты — ничто, слышишь? Не достойна крови моей дочери. Ты мне не внучка.
Я не знала, как. Не знала, почему. Но смех вдруг поднялся по горлу и вырвался из меня.
— Не внучка? — завопила я. — Признай, бабуля, мы не выбираем семью. Может, я не одарена магией, но я все еще наполовину Доррел, нравится это тебе или нет!
— Ни за что, — бабуля прошла ко мне. Я видела только ее голову, будто призрак летел ко мне без тела. — Я могла сделать из тебя нечто, но ты это испортила. Все испортила. Ты — не Доррел. Я от тебя отказываюсь. Я от всего в тебе отказываюсь!
Она говорила, и тьма сгущалась вокруг нее, становилась плотной. Я видела силуэты ее старых ладоней, они крутились. Она лепила заклинание.
Меня мутило. Я повернулась и попыталась бежать. Через два шага я врезалась в стену, которую не видела. Я колотила по ней кулаками, пыталась найти выход. Я не могла. Я была в ловушке.
Я оглянулась… и бабуля бросила собранную магию в меня. Она ударила меня по лицу, и я закричала, упала на колени.
И тогда началась боль.
Кости ломались.
Когти прорезались.
Плоть рвалась.
Боль, боль, так много боли, а потом…
Все перед глазами стало красным.
24
Дир
Я несся по лесу. Бездумно. В ярости от осознания.
Мне нужна была кровь. Горячая текущая кровь.
Я бежал с одним именем, пульсирующем в голове: «Элората! Элората!».
Но порой оно становилось другим: «Бриэль… Бриэль…».
Но эти имена, мысли мне не принадлежали. Это были мысли человека, а я не был человеком. Я был зверем. Я хотел рвать и ломать. Я хотел вонзиться зубам в плоть, ощутить, как ломаются кости в моей пасти.
«Элората… Бриэль…».
Я замер, лапы впились в землю, голова была низко опущена, пена капала из пасти. Все инстинкты говорили мне развернуться, отыскать ее запах, выследить ее. Она могла убить меня меткой стрелой, но я не мог заставить себя переживать. Я хотел… хотел…
«Это была не ее вина».
Я зарычал, мотая головой. Но часть меня все еще держалась за человечность.
«Это была не ее вина. Она не хотела. Это сделала ведьма».
Я с ревом понесся по лесу изо всех сил, стараясь сбежать от этого голоса. Я не знал, была ли охотница рядом. Я не учуял ее поблизости. Но инстинкт говорил мне уходить глубже, оторваться сильнее. Когда солнце достигло зенита, я снова был зверем. Все имена, гнев и обвинения или возражения пропали. Я не мог думать о таком. Я был голоден. Я погрузился в это чувство, наслаждался свободой зверя.
Пришло время охоты.
* * *
Когда я очнулся, я был над трупом молодой лани. Всюду были кровь, кости и куски шкуры, во рту была теплая плоть. Сначала я пытался уйти в безопасность разума зверя, но человечность продвигалась все дальше, и я уже не мог игнорировать то, кем был и что делал.
Я сел на корточки, смотрел на резню перед собой. Это была хотя бы просто лань. Жестокая смерть для такого нежного существа, но быстрая. Я знал, что был хорошим охотником.
Я вздохнул и посмотрел на свое тело в шерсти, уже начинающее меняться. Я был в крови. Я мог попытаться вылизать шерсть, но не смог себя заставить. В другие дни я не мешкал бы. Двадцать лет в таком виде притупили чувство приличия.
Но после прошлой ночи, после сладости в облике человека, я не мог позволить себе снова погрузиться в зверя. Не пока у меня был выбор.
— Боги! — прорычал я, встал и отвернулся от лани. Запах ручья донесся до моего носа, и я пошел за ним. Ледяная вода не могла пробиться сквозь мою шкуру, но смыла почти всю кровь. Когда я выбрался, я еще больше напоминал человека, почти мог стоять прямо. Я осмотрел два пореза от ножа Бриэль. Раны не были глубокими, к счастью, ведь мне было нечем их перевязать. Они заживут сами, и я мог лишь надеяться, что заражения не будет.
Я сел у ручья и смотрел на свое отражение в бегущей воде, на наполовину человека. А потом я закрыл глаза…
И я увидел Бриэль. Лежащую рядом со мной в кровати. Ее тело было теплым, рот — приоткрыт. Глаза были полными желания.
Каким я был глупым! Она не пришла бы ко мне так, не пошла бы на такое соблазнение! Я знал лучше. Я знал, что Бриэль была не такой. Наш поцелуй прошлой ночью… был другим. Невинным, хотя все еще страстным. Тот поцелуй манил, он не был жадным желанием. Одержимостью.
