Странно было думать о нем «Александер». Такое пафосное имя… Кэл ему куда больше подходит.
— Конечно, — ответила миссис Каснофф, снова приняв деловитый вид. — Я думаю, мы обойдемся без него два-три месяца, хотя, разумеется, без его целительских способностей расходы на перевязочные материалы значительно возрастут.
Я спросила:
— А зачем ты хочешь взять Кэла с собой?
Папина рука снова потянулась к карману.
— Главным образом, по делам Совета. У Александера уникальные способности. Хотелось бы с ним побеседовать… Может быть, провести кое-какие исследования.
Мне это совсем не понравилось, и что-то подсказывало, что Кэл тоже не будет в восторге.
— К тому же для вас это хороший случай получше узнать друг друга, — продолжал папа.
У меня по хребту поползли мурашки.
— Мы и так неплохо знакомы! Зачем мне еще ближе его узнавать?
Папа наконец-то посмотрел мне в глаза.
— Затем, что вы с ним помолвлены.
Прошло, наверное, полчаса, пока я нашла Кэла. Да оно и к лучшему — я, по крайней мере, успела придумать, что ему скажу, чтобы не было совсем уж нецензурно.
Естественно, ведьмы и колдуны занимаются разными стремными делами, но самая жуткая гадость — женитьба по сговору. Когда ведьме исполняется тринадцать лет, родители подбирают ей подходящего жениха-волшебника на основе родственных связей, совместимости магических способностей и прочей ерунды в том же духе. Средневековье какое-то.
Я в бешенстве шагала, не разбирая дороги, а перед глазами стояла картинка: папочка и Кэл в строго обставленном кабинете с кожаными креслами и рогами убитых оленей по стенам, покуривая сигары, официально решают мою судьбу. Небось, еще и по рукам ударили!
Ладно, допустим, сигары и битье по рукам — не их стиль, но все-таки.
Кэл нашелся в сарае за теплицами, где у нас обычно проходили занятия по самообороне. Целительские таланты Кэла действовали и на растения. Когда я распахнула дверь, он как раз водил руками над побуревшей и поникшей азалией.
Кэл прищурился, стараясь разглядеть меня в лучах заходящего солнца.
Я спросила с порога:
— Ты знал, что я твоя невеста?
Кэл что-то буркнул себе под нос и вернулся к прерванному занятию.
— Знал? — повторила я, хотя ответ был ясен.
— Да.
Я ждала, что Кэл еще что-нибудь скажет, но продолжения не последовало.
— Так вот, я за тебя не выйду! По-моему, брак по сговору — это гадость и варварство!
— Ладно.
У двери стоял мешок с почвой для растений. Я зачерпнула горсть и швырнула Кэлу в спину. Он, не оглядываясь, поднял руку. Земля зависла в воздухе, повисела немного и неторопливо спланировала обратно в мешок.
— Поверить не могу, что ты знал и ничего мне не сказал! — выпалила я, усаживаясь на другой мешок, еще не открытый.
— А какой смысл?
— Что значит — какой смысл?!
Кэл отряхнул руки о джинсы и повернулся ко мне. Пот с него тек ручьями, влажная футболка облепила тело. Смотреть на это было бы очень увлекательно, не будь я так зла. Как обычно, Кэл с виду больше напоминал не волшебника, а полузащитника из юниорской сборной Соединенных Штатов.
Лицо его ничего не выражало — ну, да он и вообще себе на уме.
— Ты же выросла не в волшебной семье. Ясно, что с твоей точки зрения браки по сговору — как ты их назвала?
— Гадость и варварство!
— Вот-вот. И какой смысл зря тебя пугать и злить?
— Я не злюсь! — Кэл многозначительно указал глазами на мешок с почвой, и я поморщилась. — Ну, допустим, злюсь, но только из-за того, что ты молчал, а не из-за того, что мы… помолвлены. Черт, даже выговорить язык не поворачивается! Звучит по-идиотски.
— Софи, все это ничего не значит. — Кэл сгорбился, опираясь локтями о колени. — Просто нечто вроде делового контракта. Неужели тебе никто не объяснил?
Как же, Арчер объяснял. Он был помолвлен с Холли — той, что потом умерла, бывшей соседкой Дженны по комнате. Конечно, зная, что он состоит в «Оке Божьем», я сильно сомневаюсь, что та помолвка была настоящей. Не хочу об этом думать!
Я сказала:
— Угу, мне объяснили. И потом, ее ведь можно и разорвать, правда? Это же не окончательно и бесповоротно?
— Вот именно. Ну что, мир?
Я принялась рисовать узоры в пыли носком кроссовки.
— Мир.
— Отлично! — сказал Кэл. — И смущаться тут совсем незачем.
Я ответила:
— Конечно.
Какое-то время после этого мы сидели и смущенно молчали.
Потом я спохватилась:
— О, совсем забыла: папа хочет, чтобы ты поехал с нами на лето в Англию.
Я в двух словах пересказала, что произошло в кабинете миссис Каснофф. Когда речь пошла о Ванди, Кэл заметно удивился, а когда я упомянула, что для него на каникулы запланированы какие-то «исследования», нахмурился — правда, не перебивал, пока я не закончила. Потом сказал:
— Н-да, кисло.
— Не то слово, — поддержала я.
Он встал и вернулся к азалии — явный намек, что мне пора уходить. Но я не ушла, а сказала:
— Извини, что бросала в тебя землей.
— Все нормально.
Я подождала — вдруг он скажет что-нибудь еще. Не сказал.
Тогда я встала с мешка и отправилась восвояси. В дверях буркнула:
— Увидимся дома, милый.
Он издал какой-то непонятный звук — можно было принять за смех, но это же Кэл, так что вряд ли.
Солнце уже клонилось к закату, когда я поднялась по ступеням парадного входа в безумное здание Геката-Холла — наполовину бревенчатые стены, наполовину официозного вида штукатурка. Стрекотали сверчки, у пруда квакали лягушки. Легкий ветерок, пахнущий жимолостью и морем, шевелил листья плюща, оплетавшего стены школы. Я остановилась, глядя на раскинувшуюся передо мной лужайку. Поначалу я возненавидела школу, а вот поди ж ты — в каникулы мне будет ее не хватать. Столько всего случилось с тех пор, как мы с мамой приехали сюда на взятой напрокат машине… Геката-Холл почти стал мне родным домом, хоть это и казалось невозможным.
Мою руку задело что-то мохнатое. Это была Бет — девочка-оборотень, мы с ней познакомились в мой первый вечер в «Гекате».
— Полнолуние, — прорычала она, задрав морду к темнеющему небу.
— Угу.
В полнолуние оборы становились полновластными хозяевами школы и ее окрестностей. Оглянувшись, я увидела, что они уже собираются кучками в вестибюле.
— Скоро учебному году конец… Даже не верится.
Голос Бет звучал, как будто она наелась битого стекла, перемешанного с гайками и шурупами.
— И не говори, — согласилась я.
Ее желтые глаза горели, и все-таки выражение у них было дружелюбное.
