— Готов служить Великой Германии и его Фюреру всюду, куда меня пошлют, господин генерал,— за тем подумав, добавил, — если произошло что-то особенное, то хоть сейчас готов отправиться в траншеи к товарищам.
Глаза генерала потеплели, по усталому, худощавому лицу пробежала легкая улыбка. Он поднялся с кресла и, подойдя вплотную к адъютанту, произнес:
— Похвально, Рэмек. Достойный ответ. Порадовали,— и похлопал фамильярно подчиненного по плечу. — В траншеи вы еще успеете. Вы нужны пока здесь. У нас дел воз и маленькая тележка. Но, гранатами, майор, запаситесь. Это мое вам пожелание, — генерал вновь улыбнулся, но это была уже недобрая, злорадная улыбка.
Тем не менее, адъютант с облегчением вздохнул. Его щеки начали постепенно розоветь. Ему понравилась шутка шефа.
— Какие будут указания, господин генерал,— отошедший от психического удара адъютант лихо щелкнул каблуками до глянца начищенных сапог.
— Первое, — глаза генерала были вновь суровы, — соедините меня с командующим армией. Немедленно.
— Будет выполнено, господин генерал.
— Второе, где командир разведывательного батальона капитан Ольбрихт? На 12 часов он должен быть у меня.
— Ольбрихт офицер слова, господин генерал. Прибудет без опозданий. Если что-то не случилось в дороге.
— Вы что-то скрываете от меня, Рэмек?
— Ни как нет, господин генерал. Правда...
— Говорите,— генерал насторожился и был весь во внимании.
— Он бывает иногда рассеян. Но это видимо после ранения и контузии под Курском.
— Это все?
— Последнее время он замкнут, господин генерал, хотя я знал его веселым парнем.
— Это сказывается в деле? — Вейдлинг в упор смотрел на подчиненного. Рэмека это не смутило. Он знал, что Франца в самом начале войны с русскими опекал тогда еще полковник Вейдлинг. Поэтому все, что касалось Ольбрихта, тот выслушивал с особой щепетильностью.
— Никак нет, господин генерал,— искренне доложил он.— В деле гауптман Ольбрихт безупречный, даже бесстрашный.
— Ваш ответ меня удовлетворил, майор. Вы свободны.
Майор Рэмек четко развернулся и вышел.
Генерал посмотрел на настенные часы. Было половина двенадцатого.
— Франц Ольбрихт..., Франц Ольбрихт ...— негромко дважды проговорил он вслух фамилию капитана, командира танкового разведбатальона, — вы для меня загадка. А ведь я вас знаю с пеленок...
Генерал прихрамывая, подошел к секретеру, достал распечатанную бутылку выдержанного французского коньяка и налил золотистой жидкости в бокал. Вдохнул необыкновенно гармоничный тонкий коньячный букет и сделал несколько незначительных глотков.
— Прекрасно,— глаза его заблестели. Генерал разбирался в коньяках и любил этот напиток. Отпив еще несколько глотков из бокала, он сел в кресло и впал в легкое раздумье:
"Что же случилось с вами Франц тогда в сорок первом? Почему вы отказались от штабной карьеры, ушли на передовую? Почему подставляли себя под пули? Позже переучились на новые танки и стали мужественным командиром. Получили два ранения. Дослужились до рыцарского креста....Почти герой Вермахта. Это не каждому дано. А вернувшись в строй после госпиталя, вас вообще не узнать. Это же надо такое надумать. Немыслимо, чтобы такое могло возникнуть в голове капитана Вермахта. Странно. Очень странно.
Вон, трусишка Рэмек, вспотел бедняга. Боится траншей. Наверное, и гранату толком не бросит. Но как вывернулся, шельмец...", — генерал саркастически усмехнулся.
Вдруг резко зазвонил телефон. Так могли соединять только с командующим армией. Вейдлинг вздрогнул, весь напрягся. Его воспоминания стали быстро улетучиваться. В глазах вновь появился холодный блеск. Он наклонился и, сняв телефонную трубку, начал говорить:
— Господин генерал танковых войск, генерал Вейдлинг, с докладом.
— Гельмут? Слушаю вас! Надеюсь, вы звоните, чтобы пригласить меня на день своего рождения?
Командующий 9-ой армией Вермахта генерал танковых войск Йозеф Харпе с благодушием воспринял звонок боевого товарища и некогда друга по совместной учебе в кадетском училище и тепло повел разговор.
— А может, Гельмут, вы мне предложите сыграть несколько партий в преферанс, как в молодые годы за кружкой доброго пива и с "актрисками"...Кхе-кхе-кхе-кхе-е, — мелко закудахтал полнеющий Харпе. Он был в хорошем расположении духа.
Звонок Вейдлинга застал его после проведенного позднего завтрака в загородном доме, бывшем до войны санаторием красных офицеров под Бобруйском на берегу реки Березина. Съев пару яиц всмятку, и выпив чашку крепкого кофе с булочкой с маслом и джемом, он сидел в кресле, размышляя о предстоящей поездке в Берлин. Ему намекнули, что его вызывают с хорошими намерениями. Харпе в этот солнечный апрельский день мечтательно строил для себя самые радужные планы.
— С удовольствием, господин генерал, я приглашу вас на свой день рождения, — без энтузиазма ответил Вейдлинг. — Но это будет 2 ноября. Тогда же мы сбросимся и в преферанс.
Я звоню вам по другому поводу. Я стал плохо спать, Йозеф. И я знаю почему.
— Почему, Гельмут? Вы не здоровы? Все беспокоит нога?
— Нет, со здоровьем как раз, слава Богу, все в порядке. А нога? — Вейдлинг скривился, одно напоминание о ней были неприятны, она саднила и мешала в работе. Он сделал глоток коньяка, кашлянул и продолжил:
— Как русские говорят: " До венчания заживет", а драпать придется, так и здоровая нога не поможет.
— Я смотрю, Гельмут, у вас хорошо с чувством юмора. Так чем вы озабочены дружище?
— Мне не нравится наш южный сосед, Йозеф,— крайне раздражено признался тот. — Он хочет, чтобы мы таскали из огня для него жареные каштаны.
— Я понимаю вашу озабоченность, Гельмут, — Харпе посмотрел по сторонам, как бы проверяя, не подслушивает ли кто его, и затем вновь заговорил: — Но вы знаете не хуже меня, что в Генеральном штабе доминирующей остается точка зрения, предполагающая нанесение русскими основного удара на фронте группы армий "Северная Украина".
— Это предательство, генерал! — резко парировал Вейдлинг и вскочил из-за стола, да так неаккуратно, что случайно рукой задел за коньячный бокал. — О, черт! — выругался командир корпуса, когда тот со звоном рассыпался, ударившись об пол.
Командующий армией молчал, в эту минуту он спокойно и с удовольствием сделал новую затяжку гаванской сигары.
— Мало того, что у меня отняли недавно 16 танковую дивизию для решения проблем "Черкасского котла",— вновь резко заговорил Вейдлинг,— так еще выводят единственную 35 мотодивизию. У меня в танковом корпусе нет ни одной бронированной боевой машины, кроме самоходных артиллерийских установок. Это возмутительно! Вы понимаете мою ситуацию, Иозеф? Замечу, это на участке обороны в 82 километра. Без наличия в должном количестве танковых резервов и тяжелой артиллерии танки генерала Батова разрежут меня по частям. Вы понимаете, что с нами будет? — Вейдлинг тяжело дышал в трубку.