Внезапно створчатые двери растворяются, и в покои входит царица в сопровождении с десятка служанок. Сигюн недоверчиво интересуется:
— В чем дело?
Ее мать отвечает, что планы меняются. Какие планы? — для Сигюн все еще щекотливый вопрос. Нертус говорит:
— Молодец, — она делает акцент на упреке, — ты все-таки выйдешь замуж за царя Йотунхейма.
Подготовка к свадьбе остается для Сигюн не самым счастливым воспоминанием. Хотя бы потому, что ее мать смотрит лишь с неприкрытой озлобленностью и осуждением, а прислуга — с сочувствием и каким-то тайным злорадством. И Сигюн искренне не понимает, почему ее правильное (правильное же? — она уже сомневается) решение так неистово тяготит. Почему родной Ванахейм так неистово тяготит. Почему сейчас единственным, с кем хочется поделиться невзгодами, является царь Йотунхейма. Почему-то она уверена: он один на сто процентов понимает, что вообще происходит.
***
Утро перед церемонией начинается для Сигюн тщательными сборами. Облачением в лучшие ткани Ванахейма, лучшие украшения. Созданием прически из витых локонов, которую поистине можно назвать шедевром. Прислуга вплетает в рыжие пряди золотую диадему с тонкими цепочками, спускающимися по всей длине волос. Нертус с рвением надзирателя следит за всеми служанками, дабы не пропустить из виду ни единый момент. Не оставить ни единого изъяна. И Сигюн это немало так настораживает. Она чувствует, как вокруг нее — из парчи и каменьев, из золота — сплетается заговор, пока еще ей непонятный. Но точно направленный против царя Йотунхейма. И она в этом заговоре — главное, если не единственно важное звено.
Никто из родителей не заговаривает с ней и не дает ей благословляющего напутствия. Ни мать — во время приготовлений, ни отец — пока ведет ее по дорожке к будущему супругу под взорами тысячной толпы. И от этого в сердце занозой врезается обида. Она всегда была им верной и послушной дочерью. И что же теперь?..
— Выглядите воистину прекрасно, леди Сигюн, — с преувеличенной важностью шепчет ее без пяти минут муж с какой-то хитроватой полуулыбкой.
Она недоуменно скашивает на него взгляд, но благодарно кивает. Вкладывает свои руки в его, как подобает обычаю. Его потаенное озорное настроение переходит в неприкрыто изучающий взгляд. И от этого ей становится не по себе. Что?.. Что со вчерашнего дня изменилось?..
— Согласен.
Его властный голос заставляет Сигюн вздрогнуть и вернуться из забытья своих мыслей. Царь Йотунхейма чуть приподнимает бровь в немом насмешливом вопросе. Чувство накрывшего с головой стыда заставляет пропустить мимо ушей и свою клятву. Сигюн лишь отвечает своему отцу, когда его речь подходит к концу:
— Согласна.
И происходит первая ступень того самого, от мыслей о котором еще со вчерашнего вечера у нее трясутся поджилки. Царь Йотунхейма наклоняется к ней для церемониального поцелуя. Кладет чисто собственнически руки на ее талию и шею. Притягивает к себе. Его губы обжигают Сигюн огнем невиданных ранее ощущений. И где-то на периферии сознания она говорит себе: «Теплые…»
***
Бесконечный шквал волнения накрывает Сигюн все новыми и новыми волнами паники. Так что за трапезным столом ни крошки не лезет в горло. Все ее мысли крутятся только вокруг предстоящей брачной ночи. Они бросают молодую девушку в пучину липкого ужаса. Она даже целуется сегодня впервые. Что уж говорить о том, чтобы отдать себя и свое тело абсолютно незнакомому мужчине. На ее руку внезапно ложится холодная ладонь. Сигюн буквально подскакивает. Поднимая глаза, она встречается с насмешливыми изумрудами.
— Ты за весь вечер совсем не притронулась к еде, дорогая.
— Мне… не очень хочется есть.
Локи протяжно хмыкает, с лукавой улыбкой что-то про себя отмечая. Он говорит:
— В таком случае нам больше незачем здесь оставаться. Гостям мы уже вряд ли нужны… — Он скашивает взор на разбушевавшегося Тора. Даже свадьбу его умудрился превратить в балаган. Сиф на него нет!
Сигюн с затаенным страхом кивает. Ее взгляд вдруг натыкается на нетронутые яства на стороне мужа. Она говорит потрясенно и виновато, чуть понижая голос:
— Вы не должны были из-за меня…
— Как я могу наслаждаться пиршеством, когда мою дорогую супругу снедают волнения? — он вопросительно изгибает брови и получает в ответ смущенную неуверенную улыбку. Он сжимает миниатюрную руку в своей и говорит, поднимаясь из-за стола: — Идем.
***
Нертус вылавливает молодоженов на выходе из залы, заводя словесную вереницу о подготовке дочери к первой брачной ночи. Локи даже не хочет пытаться вдаваться во все эти женские детали и просто отпускает новоявленную жену, направляясь прямиком в отведенные им покои. И Сигюн явственно чувствует, наблюдая за удаляющейся широкой спиной, его откровенное недовольство. Она одновременно и благодарна матери за временную отсрочку, и насторожена ее действиями. Понимание того, что что-то нечисто, приходит практически сразу. Но она предпочитает отложить свои опасения до закрытых дверей своих прежних апартаментов. В которые Сигюн, вероятно, ступает последний раз. Ведь уже завтра с Ванахеймом придется навсегда распрощаться.
Стоит царицам разных миров скрыться за двойными дверьми, как Нертус хватает дочь и тащит ее силком в середину покоев. Подальше от тонких стен, у которых всегда и при любом раскладе есть уши. Сигюн не выдерживает и вырывается. Она возмущается:
— В чем дело, мама? Что ты задумала? — Какая подготовка к первой брачной ночи, если все уже было исполнено вчера?
Мать бросает на нее хмурый взгляд и всовывает ей в руки флакон.
— Мы с отцом хотели сделать все сами. Но у нас не вышло. Когда вы останетесь с Локи наедине, поднеси ему кубок с вином. Неважно как. Просто сделай. А это, — она указывает на склянку, — добавь так, чтобы он не заметил.
— Это что, яд?! — потрясенно округляет глаза Сигюн.
Она не может поверить, что ее родители помыслили опуститься так низко.
— Да, яд, — Нертус на удивление спокойно кивает. — Если бы этот йотун не был так хитер и предусмотрителен, до всего бы этого не дошло. Он отдал бы концы еще вчера. Но, нет. Ни к одному поданному яству он не притронулся.
Сигюн в шоке приоткрывает рот. Так это ее мать имеет в виду, когда говорит, что они с отцом найдут решение проблемы?!
— Еще и ты сегодня на пиру не съела ни крошки, чем посеяла лишние подозрения! Так что выкручивайся теперь сама!
— Ты винишь меня в том, что я помешала тебе отравить моего мужа?.. — она отступает на шаг, сжимая злополучный флакон в руках.
— Он не муж тебе!
— Я дала клятву, как и он. Отец сам скрепил ее. И ты была там! Весь народ Ванахейма был там! Царь Асгарда был там! Вы хотите отравить его брата и развязать войну с асами?! Это политический брак, мама! Вы заключили договор, так придерживайтесь его!
— Ты не понимаешь, что несешь! — огрызается Нертус. — Мы с отцом хотим как лучше! Да, ты станешь вдовой, но останешься царицей! И тебе не обязательно будет жить в этом мертвом мире! Можно будет выбрать наместника. А ты сможешь остаться дома и помогать своему отцу в…
— Я не буду этого делать, — прямой и уверенный взгляд упирается в раздраженный материнский.
— Сигюн!..
— Я сказала: я не буду этого делать! — она с размаху бьет склянку о пол.
Сигюн, тяжело дыша, разворачивается спиной к женщине, которую пару дней назад с гордостью называла своей матерью. Сейчас же она вообще не уверена, что знает эту вероломную ванийку. То, что ей предлагают ее же родители, — отвратительно. Низко. И омерзительно. Щеки опаляют жгучие слезы. Когда ладонь касается резной ручки двери, в спину ударяются болезненные слова:
— Ты еще пожалеешь об этом, глупая девчонка. Но будет поздно! Не проси тогда у нас с отцом помощи!
— Если я и пожалею, это будет только моя проблема, — твердо и как-то непривычно холодно проговаривает Сигюн.
Она невесело хмыкает, едва ступает за порог своих старых покоев. Кажется, она заражается надменностью у своего мужа.
