— А как ты думаешь сюда доставляется провизия? Конечно, дорогой можно воспользоваться не всегда. В сезон дождей здесь большая грязевая каша, в которой вязнет транспорт.
Дезмонд не гнал лошадь, заботясь об удобстве маленькой наездницы.
Когда показались огни Ольстена, Энни закричала:
— Все, стойте, стойте! Дальше я сама.
— Ты точно дойдешь?
Он натянул поводья, и жеребец остановился, недовольно всхрапнув.
Дезмонд спрыгнул с седла и, подхватив Энни за талию, снял ее с лошади.
— И скажи матери, чтобы больше тебя не отпускала в лес ни одну, ни с ребятами. В лесу не безопасно. Мало ли что может случиться.
Энни кивнула и вдруг заголосила:
— Нет! Нет! Там же моя капуста! Я оставила ее на кухне!
— Грета, не стоит так печалиться из-за какой то капусты.
— Нет! Вы не понимаете. Они мне теперь не поверят. Скажут, что я испугалась.
Дезмонд расхохотался и снял с пальца перстень.
— Это фамильный перстень. На нем мои инициалы. Если вдруг кто-то из этих шалопаев посмеет сказать, что ты врушка, просто покажи им этот перстень и скажи, что ни каких голов герцог Уэйн не хранит.
Энни ошарашено смотрела на массивное кольцо, лежавшее у нее на ладони.
— Я не могу его взять. Оно очень дорогое.
— Если ты делаешь дорогой подарок от души, тебе воздастся сторицей. К тому же когда отпадет надобность кому-то что-то доказывать, ты сможешь мне его вернуть, если захочешь.
Он сжал ее ладонь в кулак, заставляя принять дар.
Энни нашарила в кармане свернутый рисунок и протянула герцогу.
— Я же говорил, что воздастся сторицей, — усмехнулся он, и уже через пару минут до Энни донесся цокот копыт.
Путь до Ольстена лежал среди полей, ощетившихся стерней, и был не так близок, как того хотелось Энни. Со стороны леса и с реки тянулся густой туман, стелился по полям, подбираясь к дороге. От холода в голове Энни начало проясняться. Вернулись страхи. Вдруг с ее друзьями что-то случилось, а она так легко поверила человеку, которого видела впервые в жизни. Кольцо в кулаке запекло, обжигая, будто говоря, что она поступила неправильно. Она представила, как будет рыдать Ханна, потеряв единственного сына, как тетушка Маргарет упадет в обморок от горя, а отец Франца будет смотреть на нее презрительным взглядом, в котором будет ясно читаться: ты предала их всех.
Спотыкаясь и размазывая слезы по щекам, Энни припустила по дороге, надеясь, что ее друзей еще можно спасти.
Добежав до границы селения, она остановилась. Ноги не желали ее слушаться, будто на каждую повесили по огромной железной гире. В боку кололо, дыхание сбивалось, а сердце рвалось наружу, бешено колотясь о ребра.
Почти добредя до поместья, она остановилась. За оградой мелькали огни. Доносились крики. Что там за суматоха? Что произошло? Сейчас она войдет и увидит то, что оставил зверь от ее друзей. Слезы не останавливаемым потоком полились из ее глаз.
Она заставила себя сделать несколько шагов и сдавленно вскрикнула — кто-то схватил ее за руку и потащил в заросли ивняка.
— Ты где была? — напали на нее сразу с трех сторон.
— За головой ходила. Вы куда делись? Вы бросили меня одну!
— Энни, ночью в лесу оставаться опасно, — зашипел Франц. — Мы тебе ничем не смогли бы помочь. А так мы могли бы позвать на подмогу взрослых.
— Могли бы, да не стали, — злобно прищурилась Энни.
— Мы надеялись, что ты вернешься, — Жан виновато улыбнулся. — Но мы уже собирались выходить, а тут ты как раз.
— Как я вовремя!
— Я им давно говорила рассказать дяде, что тебя нужно искать, — затараторила Катарина, — но Франц сказал, что если ты умерла, то тебе уже все равно раньше или позже тебя найдут. А если не умерла, то ты и сама придешь.
— Ну спасибо.
— Сама-то хороша. Не особенно ты и торопилась. Тащилась как кляча, да по сторонам башкой вертела, — буркнул Франц.
Слова Франца резанули Энни по сердцу. Кляча, ага.
— А вдруг меня пытали, пока вы тут в кустах отсиживались?
— По тебе прямо видно, какая ты вся пытанная-презапытанная. Меня вруном называла, а сама отсиделась в укромном закутке и домой неспешно пошла. А мы тут места себе не находим.
— Франц прекрати, — даже Жан заметил, что Франц перегибает палку.
— А вот и не угадал. Та гора, где померещились головы, лишь куча прелой капусты. Я даже взяла один кочан, но забыла его на кухне, пока меня кормили ужином.
— Ну конечно! Еще и ужином ее кормили. Лягуха-брехуха, — не унимался Франц.
— Не веришь? Смотри! — Энни нащупала в кармане кольцо и сунула под нос Францу. — Это перстень герцога Уэйна. Он дал мне его, чтобы дуракам показывала, тем, что сказки про него сочиняют.
— Все конечно очень интересно, но давайте обсудим это потом. Дядя волнуется.
Правоту Катарины признали все, и, не сговариваясь, вылезли из своего укрытия и направились к воротам.
Не доходя до ворот, Франц развернулся в обратную сторону.
— Ну, мне домой пора. Расскажете завтра, как обошлось.
— Месье, вот они! — крикнул кто-то, и тут же с крыльца слетела Ханна, держа в руках полотенце.
— Где вы были? — ее взгляд метался от одного детского лица к другому.
— Мы загулялись в окрестностях, — промямлил Жан.
Ханна скрутила на конце полотенца тугой узел и. размахнувшись как следует, огрела Жана.
— Гуляли они! Ах ты собака приблудная, свинья шелудивая, гуляли они! Месье Шарль с ума сходит, а они гуляли. Я тебе покажу сейчас, как гулять! — она замахнулась снова, но Жан проворно отскочил в сторону и бросился наутек.
Ханна помчалась за ним, стегая его полотенцем по спине.
Мужики одобрительно качали головами, полностью поддерживая методы воспитания Ханны, даже советы давали.
— Дрыном ему ввали.
— Не, хворостиной получше будет.
Переживая за Жана, девочки не заметили, как к ним подошел месье Шарль де Рени.
Его голос звучал холодно и негромко, но на его фоне померкли крики толпы:
— Ничего не могу сказать Катарине, зато могу сказать тебе. Ты разочаровала меня. Неделю будешь сидеть дома. Никаких прогулок, никаких друзей.
Глава 2
Ханна внесла два ведра с нагретой водой в комнату и исчезла за тканевой ширмой, скрывающей деревянную лохань. В камине пылали дрова, но в комнате чувствовались зябкость и сырость. Послышался плеск наливаемой воды, и Энни слезла с подоконника и поплелась к Ханне. Иначе она раскричится.
— Ты что ползешь как гусеница? — Ханна уже включила режим ворчливой старухи.
— Да иду я, иду.
Оказавшись перед строгой кухаркой, Энни, уставившись в пол, принялась спешно развязывать передник. Пальцы не слушались.
— Божечки, передник уделала, платье уделала, — всплеснула руками Ханна, а потом помогла Энни с никак не поддававшимся девочке узлом.
Продолжая ругаться, Ханна сняла передник, ослабила шнурки на вороте платья и, велев Энни поднять руки, сама стащила его.
— Где же вас черти носили, позвольте полюбопытствовать? Этот молчит, та губы дует, хоть от тебя добьюсь ответа?
— Мы гуляли.
— Оно и ежу понятно. Где?
Энни вцепилась тонкими пальцами в борта лохани и залезла внутрь. Села, прижала ноги к подбородку.
— Гуляли где, говорю? — прогромыхал прямо над ухом голос Ханны.
— То там, то сям.
Ханна хмыкнула и стала расплетать жидкую, светлую косу нарочито небрежно.
— Ай, больно же! — вскрикнула Энни.
— А батюшке твоему не больно? За сердце хватался, потом за ружье, потом снова за сердце.
Энни виновато вздохнула.
— Когда сеньора Маргарет приедет, она твоему отцу всю кровь выпьет, если Катарина расскажет ей, чем вы тут занимались. Меня не жалеешь, хоть батюшку пожалей.
Ханна зачерпнула воду и вылила на макушку своей маленькой госпожи. Волосы облепили неприятными сосульками лицо Энни, вода попадала в глаза и нос. А когда Ханна взялась за мыло, Энни не сдержалась и захныкала:
