Небо за окном медленно начинало сереть. Нужно было вставать.
Три простые задачи, и ты не должен их завалить.
Я медленно встал с кровати и так же медленно начал приводить себя в порядок: холодная ванная, чтоб даже кости оледенели; вытереться докрасна, растирая себя полотенцем.
Затем костюм. Жесткое накрахмаленное белье, врезавшееся в кожу. Одеяние из такой же жесткой белой рубашки, застегнутой под горло, и черных брюк с мундиром. Обязательно галстук, затянутый под самый кадык. Ни одного выбивающегося волоска из прически. Выбритость до синевы. Ногти подстрижены под мясо.
Протокол, заученный с самого детства. Принц идеален во всем, или его не должно существовать.
Ленард уже ждал меня у выхода из анфилады. Я придирчиво осмотрел его форму и внешний вид, сказав:
— Манжеты проглажены неровно. Стрелка на брюках под кривым углом. Ты вообще куда собрался? На рынок?
Свенн все с таким же безразличным видом отвечал мне:
— В следующий раз обязательно учту все ваши замечания, мой принц.
— Следующего раза у тебя может не быть, — рыкнул я.
Отец не одобрил бы столь быструю смену сквайра, узнав, что принц не может управиться с одним туповатым слугой. Нужно было потерпеть его хоть полгода.
Мы вышли в главный двор, где уже собрались все приглашенные журналисты, жаждавшие последнего комментария короля перед отправкой сына в «новый этап его жизни». Отец уже стоял там, под прицелами стереокамер. Он подозвал меня выученным ласковым кивком головы.
Я гордо выпрямился и подошел к нему. Мы встали в знаменитую позу дома Нилиона: его рука на плече, выправка, легкая улыбка и прицельный жесткий взгляд в объектив стереокамеры.
— Разумеется, все мы не сомневаемся в том, что принц Алан пройдет все испытания, ниспосланные Благодетелем, — величавым тоном вещал отец на камеру. — Он преисполнен уверенности и готов с честью выдержать все испытания. Верно, мой принц?
Его рука сжала мое плечо до боли. Стоял недостаточно прямо.
Никакой жалости к себе. Ты преисполнен уверенности и готов вынести все испытания, что ниспослал Благодетель.
Почему ты родил меня таким? Я не спал и почти не ел. Моя плоть слабее духа.
— Верно, мой принц? — повторил вопрос Эйл.
— Верно, мой король, — с холодной гордостью ответил я.
Трудности и неожиданности первого учебного дня
Когда мы вышли из межпространственного портала и оказались прямо у главных ворот Тинтагеля, то с огромным трудом смогли протолкнуться между толпами таких же поступающих, сновавшими в разные стороны.
— Они правда хотят опозориться! — ворчал я на Высшем наречии, языке нашего королевского двора, чтоб нас никто не мог подслушать. — Благодетель, зачем устраивать конкурс для студентов со всех миров Измерения! Еще и женщин решили принимать! Как они собираются обучить эту ораву?
Ленард закатил глаза. И я уже готов был высказать ему все, что о нем думаю, но он успел принять достойный вид и спросил:
— Мой принц, когда мне идти готовить вашу комнату?
— А распределение ты проходить не собираешься? — приподнял я бровь.
— Но я не подавал документы.
— Мы за тебя подали. Ты будешь учиться вместе со мной.
Сквайр остолбенел. Я щелкнул пальцами у его носа и объяснил:
— В мотивационном письме ты написал, что мечтаешь стать Целителем. Мы решили дать тебе шанс, когда истечет мой срок обучения. В конце концов, долг обществу должен отдавать не я один.
— Но ведь… Это мечта! Не было шанса… — Свен разом растерял всю свою бесстрастность. — Мой принц, я…
Эмоции меня раздражали. Я считал, что сдержанность должна стоять во главе. Даже улыбался я по стандарту, указанному в протоколе: уголки губ подняты ровно на этот угол, легкая россыпь складок на лбу, небольшие морщинки в уголках глаз. Искренно, но не слишком. А придыхания и слезы действовали мне на нервы.
— Теперь есть. Мне нужен образованный сквайр. И, пожалуйста, не реагируй на все как девица.
Мы оба были одеты в форменные мундиры нилионских высших чиновников, потому привлекали взгляды окружающих. Трудно было не узнать парня, чье фото мелькает чуть ли не на каждой обложке журнала «Королевская кровь». Я делал вид, что не происходит ровным счетом ничего особенного, взял карту кампуса и расписание распределения и даже спросил у распорядителя, где находится главная аудитория.
Однако, не обошлось без инцидента. Стоило мне приняться за изучение бумаг, как раздался громкий щелчок. Я заморгал, ослепленный яркой вспышкой. Разумеется, писаки прибыли и сюда. Я ко всему этому давно привык. Как и к вопросам, сыпавшимся на меня со всех сторон.
Я мысленно построил между собой и ними толстейшую стену. Их пошлость ударялась о стену моей невозмутимости. Когда мне уже почти удалось прорвать эту стену, Ленард выскочил вперед, загораживая меня, и заорал:
— Господа журналисты, за каждый вопрос его Высочество берет пару тысяч маджикпоинтов! А за ответ — пять тысяч! Вся вырученная сумма, само собой, пойдет на благотворительность! Есть желающие? Нет? Тогда покиньте площадку перед школой!
Писаки испарились, как Лефарийские запасы достоинства. Ленард гордо подбоченился:
— Как я их?
— Провокационно, бездумно, эпатажно, — показал я ему три пальца, — поздравляю, ты только что создал по меньшей мере два скандальных заголовка: «Отмывание денег на благотворительность: неужели Нилион способен на вымогательство?» Или как тебе: «Скандальный сквайр: серый кардинал принца Алана или просто его пешка?»
Ленард посмотрел на меня исподлобья и вдруг изрек:
— Кажется, вы голодный.
Поспорить с ним было трудно. Желудок ныл от резей и уже давно подташнивало. Но я не делился постыдными слабостями с прислугой:
— С чего ты взял? Я прекрасно себя чувствую.
Ленард вытащил батончик из кармана мундира и решительно протянул мне:
— Ешь.
— Какого Пекла ты носишь еду в карманах мундира, который стоит, как храм Централа?! Сейчас начнется церемония! — прошипел я.
— Мундир можно выстирать, а твой обморок нам точно не нужен! Жуй, говорю!
Я аккуратно надкусил батончик, хотя хотелось просто вцепиться в него зубами и проглотить в один момент. И хоть в глубине душе расцветало желание выговорить сквайру за панибратство (с каких пор он вздумал мне тыкать?) и за ношение еды в дорогущем парадном мундире, его быстро вытеснило совсем другое чувство.
Благодарность.
***
Экзамен на распределение проходил в огромном просторном светлом зале. Когда все расселись за одноместные крохотные парты, на трибуну взошел седенький сгорбленный старичок в светлой мантии, опирающийся на посох. За ним следовал мужчина лет сорока, одетый в синий жилет и светлые брюки. Он помог старичку устроиться поудобнее и приказал:
— Поступающие, приветствие!
— Доброго здравия, рыцарь Персиваль! — громогласным эхом отозвались все.
Я не сводил восхищенного взгляда со старика. Не каждый день живая легенда поколения стоит перед тобой! Это был он, член союза Познания, Персиваль, величайший рыцарь во всем Измерении! Он заставлял ужаснейших порождений Зверя бежать без оглядки, только лишь подходя к ним и произнося особое слово, которое никто не знает до сих пор! Он приручал самых диких зверей и владел всеми видами оружия! Я с огромным трудом заставил себя сидеть смирно, хлопая четко в такт, хотя порывался вскочить с места и орать на всю аудиторию от восхищения.
Директор заговорил тихо, но клянусь, каждое его слово было слышно даже в самом дальнем углу аудитории:
— Здравствуйте, смелые юные умы. Я рад видеть вас всех в этот прекрасный день. Знаю, прямо сейчас вас раздирают волнение и стремление узнать, к какому мастерству у вас есть предрасположенность. Вы талантливый инженер? Или же непревзойденный разведчик? Или же спасающий жизни лекарь? Ни один ваш талант не пропадет незамеченным. Однако же помните, что все свои силы и все свои таланты и навыки вы должны отдать на благо команды, которая станет для вас второй семьей. Единство и братство — вот ради чего существует школа рыцарей Тинтагель. И вот чему здесь в первую очередь здесь научат вас. А теперь откройте буклеты с заданиями и приступайте к вашему первому испытанию в этих стенах.
