может вернуть человека в мир живых.
– Зачем ей помогать тебе?
– Я говорил с ней в ту ночь, под ледником. Она гарцевала на белой кобылице вокруг повозки и смеялась. "Какая красивая кобылка!", – восклицала она, – "И какой славный родится жеребёнок!" К седлу был приторочен мешок, она поглаживала его и весело смотрела мне в глаза. Ты понимаешь? Родится! Она сказала, как её спасти!
– Брат, ты безумен! – Бьярки схватил его за плечо и развернул к себе. В синих глазах старшего брата прыгали языки пламени от костра, а больше в них ничего не было.
– Не более, чем ты, Медвежонок, – спокойно ответил Асмундур и вернулся к своему занятию. – Принеси мне мешок, в котором мы храним припасы и клубок ниток, которыми мы чиним одежду.
Асмундур положил мешок у ног Торгунны.
– В мешке – проход в мир мёртвых. – пояснил он. – Рианнон может забрать душу, или наоборот вдохнуть её в тело.
– Хель не понравится, что ты просишь чужого бога, – сказал Бьярки с сомнением.
– Хель уже отказала мне в помощи.
– Почему мешок?
Асмундур пожал плечами.
– Никто не должен видеть, как душа покидает тело, или влетает в него. Когда я завяжу мешок, в его дне откроется проход в мир мёртвых. Мешок должен быть завязан, чтобы души умерших не вылетели в мир живых. Когда проход закроется, я развяжу мешок, и Торгунна выйдет из него живой.
Он отрезал от мотка несколько длинных нитей и обвязал ими шею, лодыжки и запястья Торгунны.
– А это зачем? – спросил Бьярки.
– Помнишь Бакуна, воина из Гардарики? – спросил Асмундур.
Бьярки покачал головой.
– В их стране люди живут в тесных деревнях, где много-много домов стоят рядом друг с другом, как будто земли им мало. Их мёртвых забирает Моргана. Она держит в своих руках нити, на которых подвешены все, кто живёт в Гарде. Когда она хочет забрать человека, то просто перерезает его нить. Я дам ей много нитей, и она сможет подвесить ещё много русов, а взамен пусть отдаст жизнь моей Торгунны.
– Рианнон не будет рада, что ты призовёшь богиню из Годхейма.
– Годхейм далеко, – ответил Асмундур. – Когда ещё она доберётся до Скаульхольта. Если не выйдет у Рианнон, поможет Моргана.
– Ты безумен, брат, – повторил Бьярки.
– Пусть так, Медвежонок, – ответил он.
Асмундур натянул мешок на Торгунну и завязал горловину, воины встали полукругом. Пальцы у всех нервно поглаживали рукояти мечей. Подул холодный ветер, и огонь костра пригнулся к земле. Его языки почти доставали до мешковины. Порыв ветра взметнул в воздух ворох искр, и они задымились на грубой ткани. Испуганно заржали лошади. Ветер шумел в ушах, шептал ехидным женским голосом:
– Глупец! Ты поднимешь драугра, живого мертвеца, и он родит другого драугра. Мёртвое превратит живое в мёртвое, никогда наоборот… Никогда.
Бьярки не вынес, он выхватил меч и взрезал ткань мешка, открывая лицо Торгунны. Бывшее спокойным теперь оно было искажено яростью, застывшей в одеревеневших мышцах. Асмундур выхватил меч, но три меча встретили его и выбили из рук. Хаки и Фроди поставили безумца на колени, Бьярки нагнулся, чтобы снять с запястий Торгунны нити, а его брат, потерявший силы и разом постаревший смотрел на свою мёртвую жену глазами, полными слёз. Задух холодный ветер с востока, и пламя костра отклонилось в другую сторону. Стужа забралась под одежду воинов, тьма сгустилась, тучи закрыли луну и все звёзды, погасли огни в деревне за холмом. Тишина настала, мёртвая и беззвучная, будто всё живое кругом погибло в один миг, только четыре воина рядом с телом мёртвой женщины, забывшие от страха, как дышать. Бьярки протянул трясущуюся руку, и все посмотрели туда, куда он указывал. На вершине холма появилась бледная тень, она медленно поплыла вниз по склону.
– Глупые чужаки, – шептала она, но в наступившей тишине воины слышали каждое её слово. – Мне не нужна ваша нить, моей нити хватит на весь мир. Я могу подвесить вас и смотреть, как вы будете вечно задыхаться в моих нитях, я могу перерезать нить, и вы будете вечно падать, мёртвые в мёртвое. Живой может лишить жизни, живой может подарить жизнь, но не вернуть того, кто уже мёртв.
Асмундур взял моток с живота Торгунны и протянул Моргане, но она только рассмеялась слабым, холодным, как кожа мертвеца смехом. Бьярки, не сводя глаз с наваждения, ножом перепиливал нити, навязанные на теле Торгунны его братом. Когда лопнула последняя нить, Моргана исчезла. Мир наполнился звуками, засияли звёзды, и луна залила холмы Скаульхольта светом.
Зарыдал Асмундур, сбросил руки ближников с плечей и ножом на груди любимой вырезал руну Эйваз. Потом лёг рядом с ней, как ложился, когда зачал своего неродившегося сына и прижал к себе.
– Я найду тебя, – шептал он ей в ухо, – когда придёт время. Тебе не придётся долго ждать.
