и уже сейчас приходилось одевать их в подростковых или взрослых магазинах: для своего возраста они были слишком высокими и плечистыми, в отца.
Я так увлеклась, что не заметила, как стемнело. Включив свет, выставила в коридор несколько пакетов с вещами на отдачу и в мусор (главное — не перепутать!) и развалилась на диване с книжкой.
Поздний звонок в дверь застал врасплох. Поплотнее запахнув домашний шёлковый халат, я открыла соседу и случайно впустила его в квартиру до того, как поняла, что он пьян. И это в четверг! За воротник Марк закладывал довольно основательно и регулярно, но вроде бы особо не дебоширил, поэтому я просто поджала губы и сказала:
— Марк, привет. Ты извини, что побеспокоила, мне просто нужна была помощь с машиной. Но сейчас уже поздно, давай завтра?
— Э?
— Давай завтра. Приходи завтра.
— Ань, ну я всё сделаю, — заплетающимся языком проговорила жертва алкогольной невоздержанности.
— Спасибо, но сегодня уже не надо. Давай завтра, — спокойно настаивала я на своём.
— Ань, ну чё ты какая сложная, а? Вот ты позвала, я пришёл. Я к тебе всегда бегу по первому зову, но тебе плевать, — Марк исподлобья смотрел пьяными злыми глазами.
Ситуация из неприятной становилась откровенно мерзкой.
— Марк, я тебе очень благодарна за всю помощь. Но давай завтра? Я уже спать ложусь.
— А я лягу с тобой, раз ты так благодарна, — гаденько ухмыльнулся сосед.
— Нет, спасибо, не нужно. Давай поговорим завтра.
— Слушай, в чём проблема, а? Чё те не хватает? Я нормальный мужик или где?
— Или где! Уходи, Марк, — я попыталась выпихнуть его за дверь, но весовая категория была не та.
Попытка выставить его из квартиры соседу категорически не понравилась, поэтому он поймал меня за запястья, завёл руки мне за спину и обдал лицо перегаром. Хоть речь и выдавала сильную степень нетрезвости, на ногах он стоял вполне твёрдо и был раза в два крупнее меня.
— Перестань, Марк! Ты не в моём вкусе!
— А на вкус надо сначала попробовать, тебе понравится, — пьяно прорычал он мне в лицо.
Попыталась вырвать руки, но клеймо обожгло болью, лишая и без того невеликих сил к сопротивлению. Я закричала, но Марк лишь лягнул ногой дверь и отрезал нас от спасительного подъезда. А затем принялся стаскивать с меня халат.
Вот теперь стало по-настоящему страшно, и в мозгу вспыхнула непрошеная мысль, что большинство жертв хорошо знают своих насильников. Я с ужасом смотрела на такого знакомого соседа и едва не выла от пылающей боли в руке.
Забилась в его хватке, попыталась достать коленом, но Марк прижал меня к стене и дышал в шею вонью перегара.
— Хватит из себя недотрогу строить! — рявкнул он.
— Марк, отвали! Остановись! — заорала я, но тщетно.
Он лишь сильнее вдавил меня в стену. От страха и боли в руке перед глазами поплыли круги. Я вырывалась изо всех сил, но бесполезно…
Алексис
— Какие планы на завтра? Останешься на охоту или вернёшься домой? — спросил Эртанис.
— Пожалуй, останусь ещё на денёк. Ты последний, с кем мне нужно было встретиться, — ответил я. — Со всеми остальными договора уже перезаключены.
— Тянул до самого конца?
— Оставил приятное на десерт, — ухмыльнулся я, глядя на неунывающего кудрявого Эртаниса.
Каким бы задом ни поворачивалась к нему жизнь, он всегда улыбался, и этой нахалке так или иначе приходилось вставать к нему лицом, чтоб посмотреть, чему он так радуется.
— Эй, полегче с такими намёками, я вообще-то женат, — рассмеялся друг.
— Хм, с одной стороны женат, а с другой — можешь и развестись, тебе же хватило мозгов не проходить через Обряд, — пожал плечами я.
Друг сразу стал серьёзным. Зря я коснулся этой темы, проклятая метка тускло чернела на руке, доползая почти до самой ключицы. Эту метку я ненавидел так, словно она — само воплощение зла. Хотя для меня всё так и было, потому что я не знал, с какой женщиной связал себя нерушимыми узами Обряда Единения Душ. Поэтому не мог её убить и наконец обрести свободу.
— Никаких новостей о ней?
— Нет, она всё также скрыта от поиска. Надежды, что она сгинет в войне или сдохнет от голода, не оправдались. Я искал её всеми возможными способами, даже отца привлёк, хотя ты знаешь, что я предпочту себе ногу отгрызать, сидя в костре, чем обращаться к нему за помощью, — я откинулся в кресле и сделал большой глоток вирраля.
Напиток в этом году получился отменный, в меру терпкий и сладкий, с ярким послевкусием.
— Ты по-прежнему уверен, что она повстанка? — спросил друг.
— У меня по-прежнему нет других версий. Смотри, после взрыва Капитолия меня нашли в месте, откуда активировали бомбы, так?
— Так.
— Раненого и без памяти, но в положении, которое предполагало, что меня вытащили из-под обломков стены, кровавые следы вели к ней, так?
— Так.
Эртанис достал листок и принялся рисовать место, где меня обнаружили шесть годин назад.
— И память я потерял ровно с момента, когда поссорился с отцом. То есть две с лишним годины жизни. В течении этого времени я не выходил на связь, не поддавался магическому поиску, не оставлял вообще никаких следов… Как ни прискорбно это признавать, но чем больше я ищу, тем больше убеждаюсь, что я всё-таки связался с повстанцами. Не знаю, чем они меня зацепили, не знаю, чем меня зацепила она, но другого объяснения просто нет.
— Но метка была ярко-белой и кайма тоже. И до самой ключицы, Алексис. Ты сам знаешь, это означает очень сильные взаимные чувства. Ладно, оставим взаимность. Это были очень сильные чувства с её стороны. Кроме того, тебя проверяли на приворотные зелья и магию, никаких следов. Ментальные проверки тоже ничего не дали.
— Хотелось бы посмотреть на её метку. Знаешь, что самое странное? За все эти годины лишь пару раз были слабые отголоски реакции. Ни ранений, ни болезней, ни романов с другими мужчинами. Только тот раз через полгодины после падения Капитолия, когда я сам был пустой и не мог прийти на зов. Только один раз за шесть годин! Кем она может быть?
— Вопрос на миллион эргов, Алекс. И каков план, если ты её всё-таки найдёшь?
— Убью. За свою свободу, за то, что мне приходится до сих пор отмываться от всей этой грязи, связанной с повстанцами, и за то, что она меня там оставила, раненого.
— Уверен, что она там была? — с сомнением спросил Эртанис.
— Скорее всего, это она активировала взрыватели и оставила меня в качестве козара отпущения на