дрогнули в холодной ухмылке.
И, будто мало ему было моего ужаса, джинн наклонился еще ниже, почти уткнулся носом в ямочку под ключицей – как назло, легкая кофточка, которую я ношу поверх домашнего платья, расстегнулась и сползла, обнажив плечо, – и втянул ноздрями воздух.
– М-м-м, сладкая невинная зайчишка. Ландыш и яблоки…
Я с трудом сглотнула вязкую слюну.
Ни один мужчина не подходил ко мне так близко. Ни один мужчина не нюхал меня и не произносил таких оскорбительных вещей. Никогда и никто не смел так нагло смотреть и так нагло пахнуть специями! И выставлять напоказ свою голую мускулистую шею!
– Чего ты хочешь? – со страхом выдавила я.
Джинн неожиданно расхохотался. Смех его вовсе не был таким уж веселым, он тоже пугал меня до колик, но джинн хотя бы отодвинулся, и я смогла вздохнуть свободно.
– Чего я хочу? – переспросил он, выделив слово «я». – Чего ты хочешь? Разве не ты моя хозяйка, а я твой смиренный раб?
Вот уж на кого на кого, а на смиренного раба он вовсе не походил.
– Я ничего не хочу, – жалобно произнесла я.
Сама не понимаю, откуда в моем голосе взялись эти просительные ноты.
Джинн отошел на шаг и окинул меня холодным взглядом.
– Жалкие потомки лицемерных лжецов, – произнес он, как плюнул.
Я, дрожа, двинулась вдоль стены в сторону приоткрытой двери. Джинн равнодушно наблюдал за мной.
– Ты ведь понимаешь, что, пока на твоей руке браслет, ты от меня никуда не спрячешься? —поинтересовался он.
Я вцепилась в застежку, но она не поддавалась.
– А пока я вне браслета, снять его невозможно, – так же спокойно добавил джинн.
– Откуда ты только свалился на мою голову! – закричала я.
– Я? – нахально уточнил джинн. – Я раб браслета и того, кто владеет браслетом.
– Убирайся! Уходи! Проваливай! Как еще сказать?
Джинн скрестил руки на груди и изогнул бровь. Я так понимаю, подсказывать мне он не собирался. Я, тяжело дыша, уставилась на ужасного гостя, а он в ответ смотрел на меня. Игра в гляделки могла бы продолжаться бесконечно, но джинну она вдруг наскучила. Он обвел взглядом комнату, подошел к окну и выглянул наружу, не отодвигая занавесок.
– Какой сейчас год? – негромко спросил он.
– Шестьсот сорок пятый от Великого Исхода, – прошептала я.
Джинн на миг прикрыл глаза, лицо его закаменело, словно ему нужна была передышка, чтобы принять эту новость.
И я все сразу поняла: нет там, внутри браслета, никакой золотой комнаты. Пока джинна не призывают, он словно спит, ничего не чувствует, ничего не видит и не слышит. Сколько десятилетий, а то и столетий проносится, пока он заперт внутри?
Почему меня это должно волновать? Он – джинн, волшебное создание, время им безразлично!
Однако джинн вовсе не выглядел так, будто ему плевать.
– Еще полвека, – сказал он тихо, самому себе.
Тряхнул головой и оторвался от вида за окном. На что он там любовался? Там и смотреть-то особо не на что – сад и беседка.
– Что же, зайчишка, заключим договор? Я тебе скажу, как отправить меня обратно в браслет, а ты больше никогда! никогда! никогда меня не призовешь. Иначе пеняй на себя. Тебе говорили, что джинны коварны? Что мы только и ждем подходящего случая, чтобы разделаться с людишками? Так вот – это правда!
Джинн сейчас выглядел грозно. Он распрямился, глаза сияли черным пламенем, волосы развевались, будто от ветра.
Вовсе ни к чему было меня пугать! Я и так была напугана до полусмерти!
– Больше никогда! – пролепетала я.
– Хорошо. Скажи: «Я желаю, чтобы ты вернулся в заточение».
– Я желаю, чтобы ты вернулся в заточение! – выкрикнула я в тот же миг.
И… он исчез, будто не появлялся. Вот только что стоял – грозно сверкал глазами, – а теперь на этом месте пустота, лишь распрямляется примятый ворс ковра.
– Ф-фух… – выдохнула я, проведя трясущейся рукой по лбу, на котором выступили капли пота.
Потом, опомнившись, содрала с руки браслет и закинула его под кровать.
– Точно никогда! Никогда в жизни! – пробормотала я.
Как хрупки иногда бывают наши обещания…
Я выбежала из комнаты, сама не зная, куда бегу и зачем. Наверное, просто хотела увидеть настоящих живых людей и понять, что кошмар закончился.
Немногочисленные горничные, которых я встречала в коридорах, смотрели на меня и поспешно отводили глаза. Не знаю, о чем они думали, повстречав растрепанную, раскрасневшуюся и перепуганную дочь графа.
Правда, спустившись на два лестничных пролета, я почти успокоилась. Из малой гостиной доносились голоса родителей – вот кто мне сейчас нужен! Неважно, что они обсуждают, я не стану вмешиваться, тихонько зайду в комнату и посижу рядом.
Сквозь приоткрытые створки я услышала взволнованный мамин голос.
– Киллиан, значит, король так тебя и не принял! Ты ведь записывался на аудиенцию?
– Записывался, – подтвердил папа уставшим голосом.
Выходит, напрасно он с утра мотался телепортом во дворец, зря только время потратил.
– Мне это не нравится! Очень не нравится!
Сквозь небольшую щель я видела, как мама ходит туда-сюда по комнате, сцепив руки и прижав их к груди. Давно она не была так взволнованна.
– Киллиан, помнишь, я предупреждала, что мальчик еще припомнит обиду, когда вырастет и займет трон?
Папа что-то неразборчиво пробурчал. Была в нашей семейной истории постыдная страница, о которой стараются не упоминать вслух, а если и говорят, то шепотом.
Отца едва не обвинили в заговоре против короны. Правящий король Эдуард II внезапно скончался, а его сыну Карлу едва исполнилось семь лет. Я сама тогда была малышкой и ничего не помню. Как-то Патрик под большим секретом рассказал мне обо всем, что тогда происходило.
Часть аристократии, и в том числе мой отец, хотели видеть на троне не мальчика, а его дядю Альберта, который уже показал себя мудрым и талантливым лидером.
Как водится, свет раскололся на две части – сторонников и противников короля-ребенка. Кого-то убили, кого-то заточили на веки вечные в темницу. Страшные начались времена!
В итоге герцога Альберта захватили в плен и казнили. Многих его сторонников лишили дворянства и сослали вместе с семьями в далекие северные земли. Но нашему папе повезло: кто-то из приближенных юного Карла вступился за него. То ли друг детства, то ли дальний родственник. Папе пришлось отдать в казну фамильные драгоценности и редкие магические артефакты, но это лучше, чем если бы мы остались без имения и титула.
Да только теперь маме всюду мерещится желание Карла отомстить.
– Не волнуйся так, Элинор! Не будем портить
