придумала делать из кожи торбы, для походов в горы и леса. А так же маленькие, расшитые узелки для монет.
Стеклянник я покупала на окраине городка, у пожилой вдовы. Её муж при жизни много наделал. Мы с ней немного подружились и она делала мне хорошую скидку. Обещала более никому свой товар, кроме меня не отдавать.
Прошло ещё пару квадр и я щеголяла в куртке, расшитой темно зелёными и белыми бусами и в высоких сапогах на зависть всем парням. У нас уже одевались половина города, а мы с мастером наняли двух помощников.
А ещё мы переехали в другой дом! Находился он правда на отшибе, но имел большую пристройку для мастерской, отдельную кухню и три комнаты. Для меня, мастера и двоих наших помощников. И приобрели повозку, возить на ярмарку наш товар.
Я теперь занималась только вышивкой. И уже придумала делать безрукавки и даже кожаные штаны. А так же фартуки и наручи. Про запас у меня теперь имелась не только серебрушку, но и золотой кругляш, с дыркой посередине, который я носила под рубашкой на тоненьком, кожаном шнурке. Я планировала накопить таких и купить себе маленький домик. Когда в Жаву переедет Малик, нам будет где жить.
С такими счастливыми мыслями, я засыпала и ни разу не вспомнила о своей семье. Даже о маленьком братишке, который подрастая, постепенно к своим шести, заразился от остальных ненавистью ко мне.
Здесь я обрела счастье, доброе отношение, уважение о котором даже не знала, благосостояние, понимание и относительную свободу. Но главное надежду, на лучшее будущее. Я постаралась простить своих не путевых родных и забыть о них, вычеркнув из своих мыслей и жизни.
А ещё у меня появился законный выходной. В один из таких дней приехал Малик.
— Килли, да ты теперь красавец, каких свет не видывал — засмеялся он, крепко сжав меня в объятиях. Но тут же отпустил, всё таки для всех я считалась мужчиной.
— Малик, рада видеть, пойдём в мою комнату, расскажешь мне все новости.
Парень присвистнул, увидев мою новую постель, сделанную плотником по личному заказу и красиво обитую разноцветными, кожаными заплатками.
— Я планировала ввести такие кровати в продажу, но пока никак не доходят руки. — с гордостью призналась я ему.
— Дела смотрю у Илена, с твоим приходом пошли в гору — продолжил Малик восхищенно, сверкнув светло карими глазами.
— Да уж, мы трудимся на славу Чана. — тепло заулыбалась я, согреваясь от его комплиментов.
— Твои рвут и мечут. Через седьмицу, после твоего ухода, мать поняла, что потеряла ценную работницу, стала по селу ходить расспрашивать, не приютил ли кто. Ко мне дважды приходила. И брат твой старший заходил. Я ему по роже заехал и пригрозил хребет сломать, если он младших задирать будет. Но это не всё.
Я слушала внимательно и сжимала двумя руками узелок, что привез и вручил мне в руки заботливый друг.
— А квадру назад, твоя матушка наняла помощницу, девку из соседнего села. Сама то работать отвыкла, а без тебя то пришлось. Так через пару седмиц та девица, отца твоего соблазнила и значится сбежали они, ночью вдвоем. И все денежки, да украшения матушки твоей прихватили. Ох и голосила она, все село слышало.
А ещё через седьмицу после этого, один из кранов лягнул Мерти, думали прибил в смерть, но нет выжил гад. Только теперь сидит целыми днями у забора и улыбается всем, да мычит. А краны тогда же все и по разбежались, так и не смогли поймать. Вот так Чан, всех твоих обидчиков наказал.
Я не стала выказывать им сочувствия. Во мне не было места для сопереживания, они это заслужили. Но всё равно стало на душе так неприятно, словно их страдания частично передались и мне. Севера было жалко и других кранов. Надеюсь они прибьются к новым хозяевам и смогут их принять. Иначе долго не проживут.
А матушка с младшенький….с голоду не пропадут, съестных запасов у них полно. Пусть сама теперь поработает, не ристократка.
— Ты сама во всем виновата — шептала в темноту ночи женщина, закутанная в серый плащ.
Она стояла и смотрела в грязные воды океана и вспоминала заплаканное лицо подруги, похоронившей свою дочь.
Ей стало немного грустно, были времена, когда они были по настоящему близки с Фаньей и беспечно счастливы. Они давно прошли и не вернутся назад.
В приюте Богини Пойры, при замке Орд Дала, на попечении замка проживали около двадцати детей, разных возрастов. Там росли, учились и работали две девчушки — сиротки примерно одного возраста. Темноволосая, кареглазая Фанья и рыженькая, востроносая Нейлет. Обе потеряли свои семьи от исчадий тьмы, когда те напали на их деревни.
Они сдружились с первого дня и всегда были неразлучны. Огненная, как вихрь Ней и спокойная как вода Фай.
Веселые и прилежные, они хорошо учились и не ленились помогать старшим. В свои тринадцать, стали гордостью приюта и примером для остальных детей. Все в замке их знали и любили. Поэтому никто не удивился, когда их обе
их приставили в личные горничные к юной жене Орд Дала.
Это была великая честь, которой удостаивались лишь избранные. Девочкам гадали большое будущее и успешное замужество.
Нейлет как подросла превратилась в гордую красавицу. Немного высокомерную и не доступную для ухаживания обычных слуг или воинов замка. Она мечтала о дворянине. Многие посмеивались над её девичьими фантазиями, да подшучивали. Но она вбила себе в голову, что когда нибудь станет далой.
Фанья повзрослев, красавицей не стала. Но имела ангельский характер и нежный голос. Была покладистой и в её глазах светились ум и тепло. В свои шестнадцать она была помолвлена с Локом, младшим конюхом при замковых конюшнях. Они встречались, но с близостью не спешили, сберегая её до свадьбы. Отец Лока, обещал сыну кусок земли при достижении совершеннолетия.
Ней смеялась над своей флегматичной подругой и её отношениями с конюхом, хоть он и был хорош собой и отлично сложен.
Дала Сусеника, из хозяйка и жена Орд Дала долгое время не могла забеременеть и очень об этом горевала. Подружки — горничные разделяли её страдания и утешали как могли.
— Дала Сусеника, я слышала на материке живут Нимфезы и они иногда помогают женщинам в их просьбах. Мы можем рискнуть и обратиться к ним за помощью.
— Ах Фанья, но это так опасно и путь не близкий. К тому же никто не знает точное место обитания
