на плантации. При мне провели несколько церемоний выбора хозяина. Мне в тот момент казалось это каким-то шоу. Как по телевизору. Я даже не испытывала жалости к одной из девушек, которая расплакалась прямо на глазах у присутствующих. Боже, как я ее теперь понимала.
Когда меня ввели, я смогла разглядеть лицо своего отца. Оно было удивленным и слегка испуганным, пожалуй, это его самая человечная реакция, которую я когда-либо видела у своего родителя.
Меня провели сквозь всех этих людей к кафедре, на которой стоял верховный, так называемый, жрец Чикаго. Этому человеку раз в год на отборе доверяли вести церемонию выбора. Он был одет в церемониальную мантию и странную шляпу, отдаленно похожую на треуголку. Жрец взял меня за руку и повернул лицом к залу. В душе все всколыхнулось стыдом. Щеки горели. Я стояла, и всматривалась в лица людей, стараясь не задумываться о происходящем. Хотя получалось плохо.
Тут была мама Рикки, которая ободряюще мне улыбнулась. Моя мама стояла почти в конце зала, ее лицо было, как у человека только что съевшего лимон без цедры. Даже родители Чарны, которые, к слову, были людьми без способностей, смогли улыбнуться. Наверное, они просто не понимали, каким позором я оказалась. Моя же мама не пыталась меня поддержать. Теперь я стала своего рода отбросом, пятном на безупречной репутации семьи.
Тем временем верховный жрец насыпал мне в соединенные ладони кучку сушеных трав. Я разглядела в смеси ягоды шиповника, несколько косточек вишни и что-то напоминающее сушеных тараканов. Меня снова передернуло. Какая же мерзость. Хотя и под стать моему нынешнему положению.
Мужчина произнес какие-то слова, на одном из мертвых языков и поджег смесь в моих руках. Огонь не обжигал, напротив, он был приятным. Кончики пальцев начало покалывать, а ладони зачесались. Сначала я хотела сжать ладони и не дать случиться неизбежному, но надо сохранить достоинство. Хотя бы его жалкую крупицу. Огонек в моих руках затрепетал и начал подниматься вверх, пока не превратился в идеально ровный шар света. Облетев комнату, шарик вошел в грудь кому-то.
В это время я упорно смотрела в пол, не веря, что все это происходит со мной. По залу прошел удивленный шепоток, видимо мне в хозяева попалась большая шишка. Это плохо, богатые люди еще более нетерпимы к «шестеркам», чем остальное магическое сообщество. Через зал ко мне кого-то повели, и вложили теплую сильную руку в мою ладонь. Я дрогнула.
— Гардения Лерой, твоим старшим магом и повелителем становится Кристофер Стоун. Слуга нашел хозяина — последние слова прозвучали зловеще.
Я испуганно подняла голову и уткнулась взором в яркие зеленые глаза.
Вокруг творилось безумие. Отец кричал на распорядителя за столом. Мать поджала губы и поглядывала на Освина Стоуна, который в свою очередь сверлил глазами ее. Они не выглядели как друзья, но вот на двух львов перед боем вполне себе походили. Нинет стояла в углу и недовольно косилась на меня.
Это даже иронично, она так мечтала доказать всем, что лучше меня, а теперь доказав это вынуждена терпеть меня как «шестерку» собственного брата. По сути Нинет со своим недовольством, в данный момент, была моей единственной отдушиной. Она мечтала, чтобы я оказалась «шестеркой», но и подумать не могла, что возникнет необходимость видеться со мной помимо занятий с Хенриком. Впрочем, довольно слабое и сомнительное утешение, учитывая, что я по-прежнему отброс, а ей всего лишь моя персона рядом с собой не нравится.
Тем временем мой отец, всегда такой сдержанный и серьезный, надрывал голос. Алан Лерой вопил изо всех сил о том, что это ошибка, что быть не может, что его дочка, такая талантливая и замечательная, оказалась чьим-то слугой.
Я сидела в глубоком кресле в самом углу комнаты, в которой собрались все. Тут было намного темнее, возможно, из-за количества людей: Освин Стоун, Нинет, Кристофер Стоун, моя мать, отец и Николас, который сейчас мирно сидел у меня на коленях, положив голову на мое плечо. Я перебирала ему волосы, стараясь не думать ни о чем, но резкие крики отца над ухом, совершенно лишали меня возможности уйти в себя. Каждый раз, когда он начинал орать громче, у меня звенело в ушах. Ник с каждым таким надрывом, крепче прижимался ко мне. Он не любил, когда рядом с ним повышают голос. С другой стороны будь у меня такой слух, я бы тоже вряд ли могла терпеть подобное.
— Вы хоть осознаете, что сейчас натворили? — восклицал отец.
Мужчина в синем костюме и с галстуком бабочкой в очередной раз снисходительно кивал головой. Он, как будто, разговаривал с ребенком в магазине и объяснял, что нельзя кушать мороженое зимой на улице. Взвинченный Алан Лерой по сравнению с непоколебимым «шестеркой» выглядел жалко. Я усмехнулась. Какая все-таки нелепость.
Сидя с ухмылкой, я с ужасом обнаружила, что на меня кто-то смотрит. Это было инстинктивно, но я немного резко вскинула голову и встретилась глазами с Кристофером.
По рукам и ногам пробежали мурашки, сродни электрическому разряду. Я поморщилась. Он смотрел на меня с неприкрытым интересом. Однако его глаза оставались холодными и мрачными. Его взгляд был тяжелым и сосредоточенным.
Невольно, в голове всплыли рассказы о том, как старшие маги насиловали своих подчиненных и как тех, потом, находили мертвыми. Хотя дело состояло даже не в этом. Старшие маги были абсолютно неприкасаемыми, в своих поступках они были безнаказанны. «Шестерки» безвольный мусор, а тебя в тюрьму не посадят, если решишь его выкинуть.
Пару месяцев назад отец за ужином рассказал историю, конечно, со своей бесстрастной стороны. Его циничность только добавила ужаса. Суть была в том, что его коллега с работы на прошлом отборе получил в повиновение «шестерку». Девушке, как и мне сейчас, было восемнадцать. Он, разумеется, первые месяцы держал себя в руках, а потом, когда понял, что из нее повар никакой, избил. Рукоприкладство стало нормой, и в один прекрасный день мужчина перестарался с наказанием. Девушка в результате осталась калекой. Когда она попала в человеческую больницу, маги забрали ее оттуда и представили дело как несчастный случай. Ее хозяина не наказали, только сделали выговор, что им пришлось лишний раз иметь дело с людьми.
Я отвела глаза, не выдержав взгляда Кристофера, но он все продолжал смотреть в мою сторону.
Ник начал тихонько плакать. Я поцеловала его светлую макушку, а он прошептал.
— Денни, теперь ты не живешь с нами?
Я обняла его покрепче и задумалась. Проблема заключалась
