class="p1">— Яна!
В своем кабинете бросаюсь к окну, чтобы открыть… Но да, я же на сорок четвертом уровне, здесь свежий воздух запрещается. Даже форточка не предусмотрена.
Как в западне.
В бетонной коробке, где санкционировано наполнять легкие только одобренным воздухом.
И тело у меня такое же. Двойная клетка.
Все всегда сводится к необратимым биологическим функциям, биологическим законам, биологическим правилам, биологическим желаниям.
В прямоугольнике окна тускнеющие огни Ашшура внезапно прорезаются яркими цветными бликами. Алая вершина Капитолия справа — как застывшая в воздухе кровавая капля, как обледеневшая небесная слеза — чудится миражом среди верхушек сотни небоскребов, издалека сливающихся в торчащий кончик серой щетки.
Увлажнившееся глаза неистово тру, потому что… опять эта биологическая канитель.
Не могу ни сесть, ни на одном месте стоять.
Кабинет мне достался маленький, но тогда я радовалась любой возможности изоляции.
Я повторяю собственные же шаги, круг за кругом.
Мой генератор с двухстворным двигателем, простецкий, но с охлаждающей системой на травяном пару. Легко очищающаяся система, как залог долговечности и удобства для обывателей. Мой универсальный стеклянный ручник, который теперь использует половина континента в вездеходах на колесах. Мой недобитый клапан из смеси железа и лития, сколько еще экспериментальных фаз осталось, думала, за два года доведу до ума. Моя доработка по горнолетам, с системой «всегда теплого двигателя».
Мой проект #13. Замыкающий бесперебойный источник энергии. Над ним еще работать и работать.
Не мой проект #49, но я уже по уши в чертежах.
Завтра, или послезавтра, а может быть — через неделю, всего этого у меня больше не будет.
Неважно когда точно!
Моего имени на изобретениях все равно не было, но плевать на тщеславие и признание.
Неисчисляемые сутки планирования, бесконечные черновики чертежей, провалы и провалы на каждом флоу эксперимента, и долгожданные, маленькие, победы.
Всего этого у меня уже нет
Все напрасно, все зря. Потому что в будущем ничего подобного уже не случится.
Я думала, Мясник у меня просто отнимет прошлые изобретения, по причине статуса Омеги. И я бы нашла, где мастерскую свою пристроить. Нашла бы как свои навыки хоть боком проявить. Может не сразу бы! Не все предосудительно относятся к Омегам. Аслан предоставил мне шанс.
Меня такая ярость охватывает, сама себе пугаюсь.
Если бы… Если бы Рапид не приходил! Не тащился сюда всем своим физическим превосходством. Со своим Альфа запахом, главная нота в котором — необратимость.
Раздается звонок, симметричность трели и пауз звучит издевательски. В невменяемом состоянии поднимаю трубку и тут же грюкаю ею, в гнездо аппарта возвращая.
Каин Рапид — мой… Каин Рапид оказался моим…
Нет, пока собственными устами не признает это, то я отказываюсь считать открытие правдой.
Даже в крохотной комнатушке, без свидетелей, унижение ужасает невыносимостью. Омега внутри рвется к Альфе. Вытираю сопли, и это сопли злости и беспомощности.
Волны возбуждения, что только сейчас стали чуть истончаться, рвут мне душу в клочья.
Как когтистая лапа предупреждающе скользит по ошметку, перекачивающему одурманенную кровь.
Нет судьбы глумливее, чем потеря контроля над собственным телом. Блокираторы, супрессанты… Отсрочка закончилась, а все потому что высокомерному уроду захотелось вживую пообщаться!
Почти три декады ни ногой сюда, после того, как «Ново-Я» практически захватили, а сегодня зачем-то пришел. Будто бы он и впрямь собирается управлять предприятием. Но ни одной «выкупленной» компанией он не руководит, а ставит практически своего наместника.
Дело его брата. Да, слишком личное на сей раз.
Сначала отобрал у Аслана, затем уничтожит будущее «Ново-Я» и отбирает меня у меня самой же.
Только от мысли, что придется ему подчиняться, что… я сама захочу ему подчиняться — потому что Омега уже в невменяемом состоянии — мне тошно становится.
Но он — наш Альфа… Он — наш истин…
Омега вдавливает свое блеяние мне в мозги как новый образ мышления. Подавляю ее влияние, как бы сложно не давался деструктивный процесс, и меня физически мутит от противоречия.
Когда в кабинет врывается Танечка, оборачиваюсь столь молниеносно, что кружится голова.
— Он… вызывает тебя.
Она нервно сглатывает и избегает смотреть мне в глаза. Снова осматривает кабинет странным образом.
— Я звонила тебе, чтобы… передать, — глухо объясняет секретарша. — Сейчас. Он вызывает тебя… прямо сейчас.
— Хорошо. — Я приглаживаю взмокшие волосы, и даже заправляю пару локонов за уши, хотя всегда избегаю такого вида. — Спасибо. Я иду. Хорошо.
— На семьдесят седьмой этаж, — она говорит так тихо, можно подумать, мы из разных туннелей беседу ведем.
Я неопределенно киваю и выхожу из кабинета стремительным шагом. По панеле турболифта ударяю, вызывая кабину. В меня будто демонщина вселилась, никогда не ощущала себя столь агрессивной.
Конечно-конечно, семьдесят седьмой этаж. В кабинет Аслана самодовольный изверг и шагу не ступит, ему подавай нечто эксклюзивное. Например, пустующий уровень, где выступ скалы врезается в полотно пола.
Прямо над инженерным блоком, лабораториями и моей мастерской.
Бравада хаосом сбивается в трусливый комок за грудиной, когда выхожу на нужный этаж. Темень коридорных пролетов неожиданно успокаивает, выискиваю дверь в лабиринте поворотов и переходов.
Толкаю каменный массив на пустую голову. Противоречия — биологических позывов и рассудительных принципов — неимоверно утомили.
Мясник подле перекошенного обрубка скалы, напоминающего мачту, замирает.
Поворачивается всем туловищем, будто бы подтягивается.
Теплый свет ковром между нами стелется. Там, где я остановилась — свет начинается, а там, где Каин находится — заканчивается.
— Вот там и стой, — его объемный голос лишен интонаций.
Едва удерживаюсь от того, чтобы полностью спиной к выходу прислониться.
К чему слова, будто я собиралась вообще к Альфе приближаться!
Не разглядеть сурового лица, мрак на его стороне, такое впечатление, только сгущается.
На моей стороне тоже вряд ли что-то различить, кроме силуэта и образов. Слава небесам, уже насмотрелся на мое прилюдное унижение в зале для совещаний.
Он и так… способен все унюхать.
Тишина оглушительно звонкая. Пространство вот-вот лопнет от невысказанного и невыраженного. Вслепую нащупываю медное подножье дверной ручки за спиной, и держусь. Держусь за металл, будто бы могу ему усталость свою передать.
— Никто никогда не объяснял тебе, что нет ничего хуже убегающей спины? Убегающей от Альфы?
Рапид растягивает паузы между каждый последующим словом. И мои выдохи замедляются подстать его заторможенной речи.
— Нет, — откликаюсь быстро, но не могу скрыть хрипоту в голосе: — Я… не убегала. Я спешила.
Он продолжает не сразу.
— Раз никто не объяснил, значит, я объясню. Но сначала ты кое-что прояснишь. Есть ли определенная причина, по которой
