рыбок. Мэльир подошел к столику, но садиться не стал – замер в почтительном ожидании. Ната повернулась к нему и протянула руку для приветствия.
– Здравствуй, Мэльир!
– Здравствуй, госпожа! – он приблизился, поцеловал ей руку и опять замер.
– Можешь садиться, – милостиво разрешила Ната. Она уже заметила официанта, несущего ее заказ.
– Сегодня я виделась с Танори, – продолжила говорить она, когда официант ушел. – Она в добром здравии и весьма благодушном настроении, что бы нам ни говорила Кару.
– Я рад этому.
– Благорасположение ее таково, что она изволила дать мне совет.
– Какой?
– Она хочет, чтобы ты защитил Альорда от Чёрной. Ты был его наставником, и его жизнь теперь в твоих руках.
Мэльир на несколько мгновений оцепенел.
– Но… как я это сделаю?
– Пока Чёрная слаба, пока она не встретилась с Альордом, ее еще можно устранить. Тебя она не знает и не любит – значит, и бояться тебе нечего.
– А если он опередит меня и встретится с ней раньше?
– Значит, тебе придётся поторопиться и перехватить Чёрную первым, – сказала Ната. – Она ведь ещё ни разу не вылетала?
– Я не видел и не чувствовал её.
– Значит, будь начеку, и пока Черная будет в небе одна, – тут Ната остановилась, подбирая слова. – Останови её, и все мы будем спокойны и свободны. Всё останется на своих местах. А теперь иди!
Мэльир покорно встал и, уже оборачиваясь, спросил:
– Это твоя прихоть или и в самом деле желание Танори?
– Я бы не подставила тебя под удар. Не мой метод.
***
Кольцо не слезало. Она снова покрутила его на пальце – двигалось оно свободно, подёргала туда-сюда. Безрезультатно. Серебряный дракон с чёрными камнями глаз с места сниматься не собирался.
Жанна почувствовала, как холодеет в районе желудка, и её накрывает волной тошноты и слабости. «Только не это», – подумала она, поудобнее устраиваясь на жёстком трамвайном сиденье. Чтобы отвлечься, она достала из сумочки мобильный.
Пятнадцать неотвеченных вызовов, три сообщения от Виталика. «Я был неправ,прости меня.давай начнём сначала». «Любимая,возьми трубку». «Чо молчишь?трахаешься с тем задротом,да?»
Ещё до того, как открыть сообщения, Жанна уже знала, что там увидит, но последнее обвинение всё равно ударило её под дых. Она с трудом подавила желание позвонить Виталику и начать оправдываться, что он опять всё не так понял. Хватит. Надоело. Вчерашний безобразный скандал, который начался, едва они вышли из «Подземелья», стал для неё последней каплей. Резким движением Жанна погасила экран и бросила телефон обратно в сумочку.
Теперь надо придумать, как бы так объяснить маме, откуда у неё синяки на лице. Мама – не тот продавец из магазина (как его, Леший, Лёлик?), её тональником не обманешь. Сказать, что поскользнулась в ванной? Да, наверное.
Жанна уткнулась лбом в пыльное трамвайное стекло и погрузилась в бездумное созерцание дребезжащей улицы.
***
Дома у родителей было суетно, жарко и весело: в большой комнате в честь Серёжиного дня рождения накрывали большой раздвижной стол, и Жанне тут же поручили решать зелень для салата и мыть праздничную посуду. Именинник, поминутно отвлекаясь, расставлял тарелки и бокалы. Оставалось только дождаться с работы отца – и можно было начать праздник.
До вчерашнего дня Жанна думала, стоит ли звать к брату на день рождения Виталика. В конце концов, отмечать было решено в тесном семейном кругу, даже с друзьями Серёжа собирался пойти в Макдональдс на выходных. Гостей со стороны не ждали, и Жанне это было только на руку: не надо было врать, объясняя, почему она приехала одна.
Синяк мама в кухонном чаду, кажется, и не разглядела, отметила про себя Жанна, тайком бросая взгляд на мобильный: не напишет ли чего Виталик, не позвонит ли. Но телефон молчал.
Вернулся с работы отец, все наконец заняли свои места, мама начала раскладывать салаты, бутылка шампанского тихо хлопнула (в этот раз немного налили и Серёжке), и Жанне стало вдруг так тепло, хорошо и безопасно, что она подумала, не остаться ли тут на вторые майские. А там всё уляжется, они спокойно поговорят с Виталиком и разойдутся, как в море корабли.
***
Она дождалась, когда все уйдут спать, и только тогда пошла в ванную снимать косметику. Синяк никто не заметил, и ей не хотелось, чтобы кто-нибудь увидел его сейчас, чтобы начались все эти разговоры… А утром, утром она что-нибудь придумает. Встанет пораньше, в конце концов.
Она выдавила на ватный диск молочко для снятия макияжа и стала аккуратно стирать тональник, стараясь не задевать лишний раз больное место. Потом взяла умывалку, подержала флакон в руках – и поставила на место. Сначала надо снять кольцо. Она потянула дракончика вверх, он провернулся, но остался на месте. К горлу подкатила знакомая тошнота, как перед обмороком. Ещё одна попытка. Без результата. Только чёрные камушки глаз блеснули, а тонкие, почти невидимые глазу коготки впились в палец.
Она вылила на руки, наверно, половину флакона мыла – белого, перламутрового, тошнотворно пахнущего кокосом, и опять вращательным движением попыталась освободиться от кольца. Оно держалось, как приклеенное.
Она почувствовала, как мир вокруг стремительно темнеет, очень хотелось застонать, замычать, но ужасно не хотелось напугать родных, и она поглубже вдохнула и принялась смывать мыло – с ладоней, раковины, крана…
***
Проснулась она довольно поздно, разбитая и больная. Всю ночь на старом диване ужасно болела спина, и оставалось только удивляться, как она спала на нём предыдущие пятнадцать лет.
Жанна вертелась и так, и эдак, пытаясь найти удобное положение, но боль каждый раз отпускала совсем ненадолго, а потом между лопаток словно бы проскакивал электрический заряд, и становилось просто невыносимо.
Чтобы отвлечься, она чистила память старой верной Нокии, безжалостно стирая сообщения от Виталика. С последней эсэмэски прошло уже несколько часов, не было ничего и во Вконтакте. В сети он тоже не появлялся довольно давно, и Жанна внезапно поняла, что переживает, не сотворил ли он что-нибудь с собой.
Боль в спине прошла только под утро, когда первый луч солнца проник в их с братом общую комнату.
***
Кару вышла из метро и дворами, дворами направилась к пятиэтажному крашеному в фиолетовый панельному зданию – бывшему «почтовому ящику», превратившемуся в бизнес-центр. В наушниках у неё играл «Joy Division», и она непроизвольно подстраивала шаги в такт музыке.
За тяжёлыми, ещё советскими дверями её встретил охранник, лысоватый мужчина с красным лицом. Она терпеть не могла приходить в его смену: своих он признавать отказывался и каждый раз минут по пятнадцать сличал её с фотографией в паспорте. Как будто там что-то изменилось
