Но окрылять подругу я решила начинать уже после посещения музея, иначе придется висеть на телефоне до самого обеда. А еще нужно успеть забрать из школы Яцинта.
Перекинувшись парой фраз со сторожем, попросила ключи от хранилища, сославшись на то, что ищу материал для доклада. Посетовав на то, что современное поколение напрочь позабыло о библиотеках и теперь черпает информацию из интернета, старичок похвалил мое рвение к изучению старых талмудов и беспрекословно наградил связкой ключей от подвального помещения.
Спустившись вниз, быстро отыскала нужную дверь, оцинкованную снаружи железом. За ней находилась довольно большая комната, куда сносились невыставляемые экспонаты, а вдоль отштукатуренных стен высились стеллажи со множеством папок. Самую важную информацию давно занесли в компьютер, но оставалось немало документов, до которых у работников музея никак не доходили руки.
Я здесь уже бывала, когда помогала маме, и поэтому достаточно хорошо ориентировалась в помещении, воздух в котором был наполнен терпким запахом пыли.
Открыв маленькое окошко под самым потолком, приступила к поискам. Республике Индии, ее истории и культуре, отводился целый стеллаж. Очень скоро я поняла, что заглянула сюда не напрасно. В одном из томов в кожаном переплете с золотистым, изрядно потертым тиснением удалось обнаружить то самое изображение чаши, что демонстрировала мне мама. Перетащив древний фолиант на стол, включила лампу, которая несколько раз слабо мигнула, прежде чем осчастливить комнату тусклым светом.
Больше, к сожалению, по чаше Лакшми ничего обнаружить не удалось. Но я не отчаивалась. Подхватив маленькую табуреточку, отправилась на поиски материалов по Чахтицкой пани. Помнится, мама говорила, что к ней попала копия документов с судебного процесса по делу Эржебет. Анна была очень педантична, хранила важную информацию не только в своем компьютере, но и отправляла ее в распечатанном виде в архив.
Каково же было мое удивление, когда вместо двух-трех тоненьких файлов я обнаружила тянущийся до самого потолка стеллаж, набитый папками и кипами книг, и все по семейству Батори: от его родоначальников, братьев Гута и Келеда, храбрых воинов, воевавших с дикими племенами даков, и до нынешнего поколения. Самым последним представителем знатного рода, как узнала, был Габор Батори, 1941 года рождения. Дата смерти не указана, значит, можно предположить, что наследник до сих пор еще жив. Но в данный момент меня интересовал не он, а вон та темно-бордовая толстая папочка, на ярлыке которой значилось «Батори Эржебет, графиня Надашди».
Рядом стоял не менее внушительных размеров талмуд, содержащий описание «подвигов» неугомонной авантюристки Клары Батори, тетки Эржебет. Красавица Клара пережила многих своих любовников и мужей, а некоторым из них собственноручно помогла переместиться в мир иной. Поговаривали, что племянница и тетя питали друг к другу не только родственные чувства и частенько уединялись в покоях графини, когда Клара наведывалась к ней с визитами вежливости. Дойдя до абзаца, где описывалась смерть любвеобильной женщины, попавшей в плен к турецкому паше и ставшей временным развлечением для его отряда, я поспешно захлопнула книгу и вернула ее на место. Ну и семейка! Один похлеще другого!
Постаралась выбросить из головы лишнее и сосредоточилась на причине моего появления здесь — серебряном сосуде. В первой, найденной мною книге говорилось, что в чаше заключена чудодейственная сила Лакшми и тот, кого она удостоит своим вниманием, становится обладателем бесценного дара. Ниже уточнялось, что только сильный духом, избранный, способен носить на себе начертания пресветлой богини, иначе…
Дрожащими руками перевернула страницу. Слева была нарисована уже набившая оскомину чаша, справа… Ну что за напасть! Несколько листков были вырваны, и узнать, что же произойдет в случае, если наделенный божественной милостью человек окажется слабым духом, ну точно, как я, не представлялось возможным.
От злости заскрежетала зубами. Такое ощущение, будто кто-то там, на небесах, решил поиграть со мной в кошки-мышки. Я тут ищу, сама толком не зная что, а они наверху, небось, пупки надрывают от смеха, наблюдая за моими потугами докопаться до истины.
И вообще, какой дар, какие избранные?! Почему нельзя было написать простым русским языком, могут из-за этого чертового горшка появиться на теле рисунки или нет?!
Едва не лопаясь от злости, я продолжила нервно перелистывать страницы, но больше о таинственном вазоне не было сказано ни слова. Ни абзаца, ни строчечки!
Пришлось переключаться на Эржебет. Придвинув к себе бордовую папку, распухшую от огромного количества втиснутых в нее листков с потрепанными, надорванными краями, я взяла в руки первый.
По мере того, как погружалась в биографию сумасшедшей графини, у меня глаза на лоб лезли, а волосы на голове вставали дыбом. История не помнит более жестокой представительницы рода человеческого. Чего она только не проделывала с бедными девушками… Была настолько изощренной в своих кровожадных изысках, что давала фору любой инквизиции. Вонзала несчастным иглы под ногти, вгрызалась в юные тела зубами, прижигала их раскаленным железом, истязала плетью до тех пор, пока те, обессиленные и измученные, не испускали последний вздох, и при этом кружила вокруг них подобно коршуну, вкусившему кровавой плоти, оглашая замок жутким хохотом, больше похожим на вой обезумевшего животного.
Но все это казалось невинными шалостями по сравнению с тем, что Эржебет вытворяла в последние годы своей жизни, прежде чем ее приговорили к пожизненному заключению в собственном замке на вершине горы. Настоящий дьявол во плоти.
Читать дальше у меня просто не хватило духу, поэтому я начала бегло просматривать записи, стараясь пропускать описания жутких пыток и мучительных смертей. Пока не дошла до свидетельств некоего пастора Поникенуса, возглавлявшего приход в Чейте. Я жадно впилась в страницу глазами.
Когда преступления графини были раскрыты, и в Битчьянском Граде, замке, являвшемся резиденцией Дьердя Турзо, — палатина Венгерского королевства и родственника Эржебет — должно было состояться закрытое судебное заседание, пастор явился к графине в надежде, что она покается в своих грехах, если можно было так назвать свершенные ею злодеяния. Но прекрасная Эржебет, красота которой, казалось, была неподвластна времени, лишь презрительно рассмеялась ему в лицо.
Вот какой она запомнилась Поникенусу, видевшему ее в последний раз: «Высокомерная и надменная, с высоко поднятой головой и неистощимой жаждой чужих страданий во взгляде. В колдовских глазах цвета ночи еще отражались образы истерзанных ею девушек. Длинные светлые волосы, по-прежнему не утратившие золотого блеска, украшала унизанная жемчугом сетка, на изящных руках, так часто орошаемых чужой кровью, проступало множество узоров. Своими глазами я видел, как один из гагатовых бутонов, венчавших тонкую кисть пани, распустил свои лепестки. Рисунки на ее теле были живыми, они порождали в ней греховные желания, разжигали низменные страсти, обволакивая тело Альжбеты искусно сплетенной вязью. Они подчинили себе ее разум…»
