перерубить цепочку наручников, так что мы не могли освободиться силой.
Через пятнадцать минут тщетных стараний мы вернулись к тому, с чего начали: я держал Линну у своего тела одной рукой, ее свободная рука обвила мою шею, и мы просто ждали, пока Каде вернется.
Желание звать на помощь до крови в горле было сильным, но мы были в бетонной гробнице заброшенного здания, окруженного пустым полем и парковкой. Никто нас не услышит.
— Может… Зора станет нас искать, — предположила Линна, пытаясь убрать дрожь из голоса. — Она знает, что мы шли сюда. Если не услышит ничего от нас…
— Но она ушла за крупной наградой. Сколько… — я умолк, глаза расширились. — Блин. Помнишь слова Марковича?
Она резко вдохнула.
— Что-то о Созэ и фальшивой награде.
Ругательства вылетели из меня с шумным выдохом.
— Это ловушка. Они идут сейчас за ним.
— За кем?
— Дариусом, — я скрипнул зубами. — Ложная награда, чтобы все ушли из гильдии. Барроус следит за гильдией и докладывает Суарез. Она сказала, что осталось несколько человек. И Каде сказал, что отпразднует выполнение цели. Это убийство Дариуса.
Линна покачала головой — не спорила, а была в ужасе.
— Дариус слишком умен для них. Он — маг-убийца. Он…
— Не знает о порталах, — перебил я. — Один из них уже где-то близко к Дариусу, уверен. Они застанут его врасплох, как Джорджию и Ансона. И если убийцы Сундука умели побеждать мои искажения, Каде точно продумал, как подавить магию Дариуса.
Сокрушительная тишина опустилась между нами. Каде шел убивать Дариуса. А потом он вернется убить меня и Линну как можно медленнее и ужаснее. И мы не могли ничего остановить.
— Когда Каде вернется, — хрипло сказал я, — ему придется снять наручники, чтобы начать ужасы. Я дождусь шанса и ударю его Помутнением, так мы добудем ключи.
Линна глядела на меня, и я не мог вынести ужас в ее глазах.
— Не сработает, — ее голос был тихим, полным боли. — Он будет это ожидать, а даже если нет… он уже победил твою невидимость.
— Я сам виноват, включил фонарик, но если я…
— Нет, Кит, — она закрыла глаза. — Он заманил нас во тьму и напал сзади. Он знал, что мы были там.
Я задыхался от правды ее слов, не хотел это признавать.
— Созэ использовал зелье, чтобы видеть сквозь мои искажения неделю назад. Думаешь, Каде его принял?
— Не знаю. Возможно.
В ее «возможно» были большие сомнения. Пока мы не появились, Каде верил, что мы умерли. Зачем ему тратить ценное зелье, чтобы уберечься от мертвого искажателя?
Я выругался, склонив голову.
— Нам нужен план. Нам нужно что-то сделать.
Рука Линны крепче обвила мою шею, она уткнулась лицом в мое плечо. Мы держались друг за друга, грелись в объятиях, только это могло защитить нас в буре паники и ужаса, грозящей смести нас.
Секунды становились минутами. Прижимая ее к себе, я утомлял руку и спину, но предпочел бы порвать мышцы, чем отпускать ее. Я бы отгрыз себе руку, но не дал Каде навредить ей. Она была для меня важнее всех в мире. Я должен был защитить ее.
Боль медленно собиралась в моей груди, становилась сильнее. Я уже раз сегодня не смог защитить ее, когда бандиты в масках выстрелили в ее грудь. Хуже — я погрузил ее в Помутнение. Не только ее тело пострадало, но и разум.
Не открывая глаза, я опустил лоб на ее плечо.
— Эй, Линна?
— Да? — прошептала она.
— Скажи что-нибудь хорошее.
— Хорошее?
— Да, например, что было самым вкусным в твоей жизни? Или в каком безумном месте ты была? — если я не мог защитить ее физически, может, мог отвлечь от боли и неизбежной гибели. — Какое у тебя любимое воспоминание из детства?
Она чуть заерзала в моей хватке, наручники скрежетали по трубе. Я притянул ее ближе, забрал больше веса, чтобы ее рука не напрягалась. Мое плечо ныло от глубокой боли, которую я игнорировал.
— Глупое, — робко сказала она, — но там был фильм…
Я толкнул ее щеку своей.
— Ты говоришь на моем языке.
— Он называется «Ловушка для родителей».
— Ремейк с Линдси Лохан или оригинал с Хейли Миллс?
Наши щеки соприкасались, я ощутил ее улыбку.
— Линдси Лохан.
— Не видел его.
— Серьезно? Мистер Энциклопедия Фильмов? — она тряхнула головой. — Это был мой любимый фильм в детстве. Я смотрела его раз сто. Когда я болела, когда было нечем заняться в выходные, я и папа…
Она напряглась, ее конечности застыли, словно она превратилась в камень. Я не видел этого, но ощущал — и это напряжение она носила с собой днями, не хотела об этом говорить. Похоже, напряжение было связано с ее отцом. Ему она звонила посреди ночи? Возможно… но вряд ли. Их отношения не были дружелюбными. С тех пор, как она обнаружила его незаконную сторону, их связь отца и дочери развалилась.
— Что происходит, Линна? — мягко спросил я. — Что ты не рассказываешь мне?
Она отвернула лицо от моего.
— Нам не нужно сейчас говорить об этом.
— Тогда когда об этом говорить? — сказал я, тут же пожалев, что голос прозвучал грубо. Я медленно вдохнул, поправил хватку на ее талии и сделал слова тише. — Я переживаю за тебя, Линна. В последние часы жизни хотелось бы ощутить, что и я для тебя важен.
Она молчала.
Глупые эмоции. Это был неправильный подход.
— Прости. Я…
— Конечно, ты важен для меня, — прошептала она. К моему потрясению, она звучала обиженно. — Как ты мог в этом сомневаться?
Мой рот закрылся. Я резко вдохнул.
— Потому что ты ничего не рассказывала. Я просто хочу знать тебя. Я хорошо знаю агента Шен, но едва знаю Линну, потому что ты всегда отталкиваешь меня.
— Я не… — она шумно выдохнула. — Я не могу просто… вывалить на тебя все свои тревоги. Это мои проблемы. Не твои.
— Но это мы делаем, напарница, — задел ее щеку своей. — Мы помогаем друг другу с проблемами. Ты делала это для меня с первого дня. Позволь сделать это для тебя.
Она не ответила, и мое сердце упало, как свинцовая гиря, на дно Марианской впадины.
— Когда мне было тринадцать… — она громко сглотнула. — Когда мне было тринадцать, у папы обнаружили рак. Лейкемию.
Уродливое холодное чувство вонзилось в мой живот. Я представил Линну-подростка, узнавшую, что у ее папы рак, весь страх, гнев и беспомощность, которые она ощущала. Я хорошо знал те эмоции.
— Он прошел облучение и химиотерапию, не мог работать почти год, — она вжалась лицом в мое плечо. — Порой едва мог двигаться,
