Я, конечно, догадывалась, что по-прежнему нравлюсь Шэлдону, но думала, то лишь невинная симпатия. Получается, нет?
Его голос, его взгляд, его просьба откровенно пугают меня.
И с этим человеком я оставляла сына... В тот день в Норленде, когда Шэлдон послал меня за чаем, Ленард сильно кричал, и у него на ножке была ранка как сейчас у меня на руке. В тот день я отвлеклась, всё навалилось разом, включая внезапный приезд Роланда, и стало не до этого. Но что, если Шэлдон что-то сделал тогда моему мальчику?
Или ещё сделает?
И никто не поможет, ведь Роланд больше меня не чувствует. А значит, рассчитывать можно только на себя.
— Конечно, — шепчу тихо.
Уголок рта предательски дёргается, и чтобы скрыть это, я растягиваю губы ещё шире в улыбке. Кладу ладонь Шэлдону на гладко выбритую щёку, внутренне содрогаясь от омерзения. Его кожа холодная и влажная, на висках выступили мельчайшие капельки пота.
Смотрю на него снизу вверх.
Боже, он здоровенный мужик, а я просто хрупкая девушка. Я ведь даже не смогу дать отпор, если он будет настаивать.
Остаётся только надеяться, что до этого не дойдёт. Ведь не дойдёт?
Смотрит на меня недоверчиво из-за стёкол очков.
— Правда? — скользит глазами вниз, на губы, подаётся вперёд.
— Да, — кладу ладонь ему на грудь, останавливая. — После того, как я увижу сына.
Внимательно наблюдаю за его реакцией. Глаза Шэлдона словно стекленеют, кадык дёргается вперёд и назад в глотательном движении. Нос кажется неестественно длинным, и в этот момент он мне напоминает тощего индюка.
— Идём, — разворачивается.
— Куда? — подаюсь было за ним в нелепой надежде, что он отведёт меня к сыну вот так просто.
Не просто.
Шэлдон неспешно обходит рабочий стол. Снова начнёт звенеть бутыльками? Нет. Чем-то занят в углу. Слышу звяканье посуды и звук льющейся жидкости. Разворачивается, удерживая в руках две белые фарфоровые чашки.
Смотрю на них с опаской. Нервничаю.
— Расслабься, Софи, — он опускает глаза и показывает на чашки. — Чаю?
— Я не хочу.
— Брось, это всего лишь чай. Гибискус, помнишь? Он восполнит твои силы, а то ты что-то побледнела.
— Благодарю, нет, — качаю головой, прячу руки за спину. — Я ведь сказала, что не хочу.
— Жаль, — Шэлдон ставит чашки на край стола, пододвигает к нему два стула. — Так странно, Софи.
Он садится на один из стульев, опирается на стол локтем и смотрит на меня с неприкрытой тоской.
— Почему мне кажется, что ты мне не доверяешь, а? После всего, что я для тебя сделал? Но раз так, то и я не могу тебе доверять насчёт обещанного поцелуя. А если доверия нет, то какой смысл в нашей сделке?
Смотрю на него. Кусаю губы. Проклятье. Знает, на что давить и что выхода у меня нет. Вытираю о юбку вспотевшие ладони. Делаю длинный выдох. И медленно пересекаю комнату.
Стук каблуков по каменному полу кажется оглушительным и эхом отлетает от стен к высокому потолку.
Смотрю на две совершенно одинаковые чашки с алой жидкостью. Чувствую на щеке пристальный взгляд Шэлдона.
— Выбирай, — делает приглашающий жест рукой.
Подхожу ближе, но сесть не спешу.
Облизываю губы и выбираю чашку, которая ближе к нему. Хочется плеснуть напитком ему в лицо, чтобы стереть насмешливую улыбочку. Просто поразительно, как быстро всё перевернулось с ног на голову.
Он берёт свою чашку двумя пальцами, оттопыривает мизинец, шумно прихлёбывает, наблюдая за мной.
Мне не остаётся ничего, кроме как тоже сделать глоток.
— Пей всё, — приказывает он. — Тебе нужны силы, если хочешь увидеть сына.
Бездна! Кажется, это предложение, от которого нельзя отказаться.
Язык обволакивает фруктовой кислинкой, от которой чуть сводит зубы. Выпиваю до дна. С громким дзиньканьем демонстративно возвращаю чашку на блюдце, внутренне мечтая разбить его к Бездне!
— Доволен? — развожу руками. — Теперь ты отведёшь меня к Ленарду?
Шэлдон не двигается с места. Замечаю, что его чашка почти не тронута. Сглатываю, тревожно оглядываюсь на дверь. Веки становятся тяжёлыми, а ноги ватными.
Так и знала… Проносится в уплывающем сознании, и я оседаю в цепкие мужские руки.
18. Самое дорогое
Софи.
Сквозь вязкий тягучий сон чувствую кислый привкус во рту. Кажется, ещё ночь. Ленард спит. Голова будто свинцом налита. Похоже, была тяжёлая ночка…
— Вообще не понимаю, откуда она нарисовалась! — шипит во сне смутно знакомый женский голос. — Ты обещал, что она не вернётся!
Ей что-то отвечает мужской, но я не могу разобрать отдельных слов, только невнятный бубнёж.
— Плевааать! Ты обещал! О-бе-щал! — женский голосок срывается на визг. — Зачем только я тебе поверила? Зачем ввязалась во всё это?
Снова мужской бубнёж. Я начинаю медленно выныривать из сна. Лежу на животе. Подо мной что-то пушистое и мягкое, похожее на меховое покрывало. Пальцы перебирают тонкие ворсинки. Пахнет овечьей шерстью.
С трудом разлепляю глаза. Я в незнакомой квадратной комнате. В углу письменный стол, на краю которого примостился пузатый бело-жёлтый круглый ночник. Помимо кровати здесь три высоких, до самого потолка, стеллажа, забитых коробками и странного вида артефактами. Верхние полки тонут в темноте.
Ощупываю себя: я в том же, в чём была, в платье, только ноги босые.
Через пару метров от кровати очертания двери, из-под которой льётся тусклый свет
— Не надо меня успокаивать! Какая мне разница, что она не сама испортила блокиратор? — продолжает истерить женщина. — Значит, это ты виноват, что не сбросил её ушлую мамашу с обрыва в тот день! Раз всё из-за неё!
О чём они? Обо мне? Причём тут блокиратор? И мама причём?
Снова бубнит мужской голос. Я сажусь на кровати. Сдавливаю виски, спускаю ноги на пол. Ступни холодит шершавый камень с неровностями. С трудом удерживая равновесие, тихонечко крадусь к двери. Прислоняюсь ухом к дверной щели, задерживаю дыхание.
— Зря ты приехала! — теперь я ясно слышу, что мужской голос принадлежит Шэлдону, вот только сейчас он звучит категорично и зло. — Нас и так обложили со всех сторон, а теперь и вовсе в столице план-перехват.
— Увези уже эту курицу с глаз долой! Спрячь так, чтобы он не нашёл! Сделай, что обещал!
— Увезу, — рычит недовольно. — Терпения наберись! Сама видишь — сейчас соваться куда-то гиблое дело! Лорд Увас не может покрывать нас вечно, за тайной канцелярией и так наблюдают из полиции. Будто что-то знают! Я не стану тупо подставляться! Мне ещё надо сбыть товар. Самый сочный кусок. Думаешь, я захочу просрать его? Хрена с два!
Возмущённое женское цоканье и вздох, затем недовольное:
— Сколько?
— Я не знаю… Месяц, пока всё не уляжется…
— А потом? Вы уедете? — настаивает женский голос, который я всё никак не могу узнать. Знакомый, но чей. — Втроём с крысёнышем, я надеюсь?
— Нет, только я и Софи. На мелкого у меня другие планы. Если ты понимаешь, о чём я.
Наступает пауза, затем они оба злорадно хихикают. По спине бежит капелька ледяного пота. Это… что? Они сейчас о моём Ленарде?
— Всё-таки получилось? — хмыкает женщина.
— Угу, на Софи сработало. Осталось намешать партию, сбыть подороже, и валить.
— Если б не эта курица, мог бы спокойно работать дальше и быть в шоколаде. Аналогов ведь нет, я так понимаю?
— Нет, но и ящика драконят у меня тоже нет! — в голосе Шэлдона раздражение. — Только один, и он не бездонный! Скоро закончится!
— Да, не сообразила, не рычи так! Значит, уедете… Послушай, я вот всё думаю. Ладно, эта дура не понимает своего счастья. Но ведь остальные не такие? Большинство ссут кипятком, когда видят на себе метку истинной.
— И истинные, и сами драконы, — хмыкает Шэлдон. — Последние могут сильно расстроиться, если их истинная вдруг пропадёт. Бесследно. Пшик, и нет её! И заплатят бездну баблища, чтобы снова её вернуть. Так что…
