поцелуй. Или Редьярд просто уткнулся носом в мою макушку?
– Я не враг тебе, Ви.
– Не враг… – прошептала я. – И не мой раб. Прости… что заставила… там, у дома герцога. Это было глупо и привело к большим неприятностям. План провалился, герцог видел нас, Адриан знает, что я жива… Что же нам теперь делать?
– Подумаем завтра. Тебе нужно отдохнуть, Ви.
С этим я волей-неволей согласилась и быстро уснула, согревшись в теплых объятиях джинна.
За завтраком царило молчание. Хафиз расстарался, превзойдя самого себя в искусстве кулинарных иллюзий, но никто не притронулся к яствам. Прозрачное желе с ягодами малины и ежевики покрылось капельками влаги, тонкие ломтики хлеба с паштетами, ветчиной и сыром подсыхали нетронутые, мороженое таяло, расплываясь в вазочках молочной пеной. Я пила горьковатое травяное снадобье, облегчающее боль в боку и руке. Жаль, оно не могло избавить меня от душевных страданий.
Хафиз отрывал виноградинки и вяло отправлял их в рот, Яр катал из хлебного мякиша шарики и подбрасывал их на ладони, превращая в светлячков, которые взмывали под потолок и рассаживались там, образуя мерцающие узоры. Мы молчали давно, и светлячков сделалось так много, что узоры стали напоминать созвездия на ночном небе.
Ночном небе чужой южной страны – пусть во время испытания под Аркой Возможностей я увидела яркие звезды лишь мельком, и все же я узнала их. Яр скучал по родным местам. Для него они еще живы в памяти, но войлок, когда-то покрывавший шатры, обратился в пыль, сквозь кости убитых людей проросла трава, золотые украшения переплавили – не осталось ничего, что он знал и любил.
Хафиз, Латифа и джинн, имени которого я пока не знала, раб алмазного венца, – вот и весь его народ. Теперь я понимала, почему Яр первый предложил сделку, едва услышав об узнице перстня. Он хотел защитить тех, кто ему дорог. Вырвать из рабства единственным способом – подарить забвение.
Я никогда не задумывалась о судьбе пленницы герцога. Артефакты до встречи с Яром я воспринимала как опасные игрушки – лучше любоваться издалека и не трогать. Отчасти я восхищалась смелостью герцога, который не боялся своего джинна и призывал его каждый день. Гадала, какой же способ он нашел, чтобы спастись от коварства магического помощника и держать в узде, и гордилась, что хотя бы один из нас, людей, сумел обуздать мстительное и злобное существо.
Но когда вчера я увидела глаза Латифы…
Я поскорее сделала глоток взвара, будто травяная горечь могла облегчить мои терзания. Если бы Адриан в тот роковой вечер после убийства моих родителей и брата заполучил меня, сделал своей женой, я бы смотрела на мир такими же отчаянными глазами.
Я приподняла рукав и в который раз за утро принялась разглядывать браслет. Рука под ним опухла и побаливала, но кость цела, а ссадины запеклись корочкой – скоро заживут. И меня интересовали вовсе не раны, а узор, покрывающий поверхность артефакта. Это не просто орнамент: теперь я различала в нем руны древнего языка – такие же были выдавлены на пластинах монисто.
– Как он узнал ее имя? – спросила я.
Молчание, и до того висевшее в воздухе, сделалось гробовым. И все же, мне показалось, Хафиз и Яр ждали этого вопроса: они обменялись быстрыми взглядами. Ответил пожилой джинн:
– Ты правильно догадалась: имя написано на артефакте. Истинное и полное имя дает хозяину неограниченную власть над узником.
Лицо Яра потемнело как грозовое облако, он стиснул губы в бессильном гневе. На него страшно было смотреть, поэтому я глядела на Хафиза.
– К счастью, в мире не осталось никого, кто мог бы прочитать имена на нашем языке. Или… почти никого. Видимо, герцог Алдон каким-то образом добыл утраченные знания.
– Он и ваши имена сумеет прочитать, если доберется до кувшина и браслета?
Редьярд скрипнул зубами – что же, вполне исчерпывающий ответ. Тема неприятна обоим джиннам, однако мне нужно разобраться, чтобы не тыкаться, как слепой котенок.
– Обещаю, что никогда не стану спрашивать ваших настоящих имен, – твердо сказала я. – Но расскажите все, что считаете возможным. Почему Яр умеет выворачивать мои желания, как ему угодно, а Латифа не может обманывать герцога?
– Потому что твоя власть надо мной не полная, – ответил Яр вместо Хафиза: он сумел совладать с чувствами и выглядел почти спокойным. – Смотри…
Он провел ладонью вниз от шеи к груди, и тонкие белые шрамы, которые я заметила еще в первую нашу встречу, сделались багровыми, едва зажившими. Яра полосовали ножом? Никто бы не оправился от таких страшных ран…
– Тебя хотели убить? – прошептала я.
– Нет, хуже – сделать рабом. Каждая рана на моей груди – это заклятие, стреножившее меня.
В зрачках Яра вспыхнуло пламя – свидетельство его ненависти, и джинн на мгновение прикрыл веки, утихомиривая его.
– Ни у кого из ваших магов не хватило бы силы совладать со мной, но они нашли способ заставить меня самого наложить на себя заклятия… – с горечью сказал он.
Он предостерегающе поднял ладонь, предупреждая вопрос, готовый сорваться с моих губ: «Какой способ? Чем они могли тебя принудить?»
– Когда мы поняли, что силы неравны и надежды на победу над иноземными захватчиками почти не осталось, мы, защитники своих племен, договорились, что и в посмертии продолжим мстить врагам. Однако и наши недоброжелатели идиотами не были – они сделали все, чтобы полностью лишить нас власти. И потому каждый артефакт запечатан еще и магией нашего настоящего имени. От моей силы, которую прежде я ощущал полноводной рекой, остался ручеек. Захватчики хотели сделать из нас идеальных слуг, годных лишь на то, чтобы пресмыкаться перед хозяевами.
– Почему просто не убить? – выдохнула я, потрясенная коварством моих далеких предков.
– И потерять таких славных рабов? – мрачно усмехнулся Яр. – К тому же смерть стала бы слишком легким выходом. Не знаю, кому из ваших магов пришла в голову мысль создать для нас вечную тюрьму, но эта извращенная идея оказалась очень удачной. Лишить свободы и заставить служить – разве не достойная расплата за сотни отнятых жизней?
Он снова коснулся шрамов, провел кончиками пальцев по центральному, самому длинному и широкому.
– Первый удар. Я захлебывался собственной кровью, но все-таки сумел произнести то, что от меня желали услышать: «Я по своей воле отказываюсь от смертного тела и становлюсь бессмертной сущностью». Моей крови и моей магии, которой когда-то подчинялись ураганы, хватило, чтобы воплотить желаемое. Я ощутил ее как бурный поток, подхвативший меня… Она схлынула через миг.
