— Куда вам столько одеял, вы так сильно мерзнете? Мне казалось, в замке отлично топят.
— Увидим, — туманно пробормотала Анна и пошла договариваться с Янусом и Джейкобом, чтобы они перенесли ящики в солярий.
Когда она их откроет — это уже совсем другой разговор.
Была у нее одна задумка, которую воплотить в жизнь следовало как можно быстрее. Югор просил одеяло — и оно у него будет.
Напрасно хозяин дома ждал свою тааннет за обедом и ужином — Анна засела за рукоделие. Ее было не остановить. Она рисовала, кроила, снова рисовала и снова кроила. Несколько дней ей потребовалось на освоение магических игл, зато в результате Анне удалось их синхронизировать. Непростая задача: сначала она показывала им стежки, потом “учила” шить по мелкам определенного цвета. Но когда дело пошло — она не могла не восторгаться великолепным продуктом от Алкедо. Даже очередное благодарственное письмо им написала. Правда, отправлять не спешила. Для начала ей нужен был образец товара, который она собиралась предложить на реализацию.
А почему нет? Массовое производство — это одно, а ручная работа и индивидуальный пошив должны во всех мирах цениться гораздо выше.
К тому же у нее появилась идея насчет югоровского отеля: там все равно требовался ремонт. Так почему бы не сделать его в каком-нибудь народном стиле? Надо поездить по окрестным деревням, поспрашивать. Как никогда ее радовало то, что Крылатые живут долго, очень долго. Так и ремесла должны сохраниться, и знатоки древних местных легенд.
Ох и просчитался Белокрылый, думая, что Анна будет тихо сидеть в замке. Да ведь здесь не было даже кладбища, скукота постылая! И интернета, который раньше поглощал страусиную долю свободного времени, тоже не имелось.
28-2
Одеяло, кажется, обещало быть самым великолепным из всех, что шила Анна. Наверное, это все волшебные иглы. Или чудесные алкедовские ткани. Или сама атмосфера белоснежных горных вершин в ослепительной синеве небес.
Или… крепнувшая с каждым днем симпатия к хозяину.
Конечно, оно было синим — любимый цвет Анны. И конечно, на нем лоскутной мозаикой был выложен филин. Или сова — не столь и важно. Кто их разберет в такой непростой технике? Две совы, если говорить откровенно: на фоне черно-белых пиков гор и синего неба, с широко раскрытыми крыльями парили величественные птицы, одна побольше, другая поменьше.
Одеяло вышло более широким, чем привыкла Анна. Такое, под которым можно было спать вдвоем. Или втроем. Или даже впятером — по одному ребятенку с каждого бока и самого маленького в серединку. Если уж этот тугодум Анхорм и теперь не поймет намека, то Анна спишет его со счетов. Не нужны Мэррилам глупцы в родне.
Еще Анна разложила эскиз зимородка — того, толстенького. И зачем-то верблюда, наверное, потому, что раньше подобные одеяла продавались как горячие пирожки. Розовые верблюды на зеленом песке, голубые верблюды на оранжевых барханах, синие верблюды с золотой упряжью на калейдоскопе всех цветов ночи… Верблюды опережали по популярности даже восточные мотивы и дивных птиц.
Логика уверяла Анну, что в Эйлеране непременно нужно делать одеяла с теми самыми птицами: фантастическими или какими-нибудь лебедями, но интуиция просто вопила: верблюды, верблюды! И, возможно, лисички или кошки.
И она не могла противиться, изрисовав целый альбом разными эскизами. Ах, как славно быть владелицей волшебных игл! Даже машинка не так уж и нужна теперь, ведь можно работать одновременно над тремя проектами, нужно только следить за тем, чтобы иглы не сбивались и нитки не путались.
Чрезвычайно довольная собой, Анна скатала в компактный валик второе свое самое любимое одеяло и понесла хвастаться.
— Драгоценный мой тааннет Югор! — заявила она, найдя хозяина замка на привычном месте в библиотеке. — Ваш подарок готов!
Филин в это время в третий раз перечитывал письмо, полученное из Холодного замка с Восточного побережья. Странность этого письма заключалась в том,, что печать на нем стояла привычная шанаторская, а почерк был незнакомый. Да и начиналось оно нетривиально.
“Уважаемый тааннет Анхорм, для начала я приношу искренние извинения. Я прочитала ваше письмо, адресованное Агате Шанатор. В свое оправдание могу сказать, что, во-первых, девочка еще слаба и долго читать самостоятельно не может, а я у нее теперь кто-то вроде сиделки и по ее просьбе занимаюсь и почтой тоже, а во-вторых, Анна Мэррил приходится мне дочерью. Так что совет я вам дам ничуть не хуже, чем Агата, а скорее всего, даже лучше.
Вы спрашивали, что вы делаете не так. Отвечаю: все так. Дело в том, что Анна очень консервативна. Она будет морочить вам голову и год, и два, и три — пока не разберется в своих чувствах. Если у вас есть все время мира — терпите.
Но есть и другой вариант: Анна вам его, между прочим, озвучила. Добивайтесь, будьте настойчивы, соблазните ее, скомпрометируйте, в конце концов. Вы мужчина опытный, вы справитесь. Потому что Анна зачастую сама не знает, чего хочет.
Поверьте, я бы никогда не осмелилась вмешаться, если б из вашего письма я не увидела совершенно точно: вы составите с моей девочкой удивительной гармонии пару. Она упрямая, вы тоже, простите, баран. Она не выносит людей, вы тоже не стремитесь к шумному обществу. Она умеет обращаться с деньгами почище любого банкира, а у вас после прошлой зимы дела идут неважно (да, я навела справки, и не спрашивайте меня, откуда сведения). Но главное — вы ей нравитесь. Она вам доверяет.
Поэтому — благословляю.
С наилучшими пожеланиями, ваша будущая теща Элен Мэррил.
PS: Агата идет на поправку. Эти болваны едва ее не убили своими магическими примочками. Но не волнуйтесь, я о ней позабочусь. У нее все будет хорошо и даже лучше, чем она сама могла бы мечтать.”
На Югора письмо произвело неоднозначное впечатление. Он был раздосадован, что личное послание прочитал чужой человек. Но и вправду — кто, как не мачеха Анны, могла дать лучший совет? Она не открыла ему ничего нового: все, что она написала, Филин знал и сам. Стало ли ему легче? Он и сам не знал. Но Анна, появившаяся в момент тревожных раздумий, показалась ему хорошим знаком.
— Наконец-то ты выползла из своей мастерской! — обрадовался он. — Или правильнее сказать, из дупла? Я боялся, что ты там впала в спячку.
— Совы не впадают в спячку, — с довольным видом заявила Анна. — Уж ты мог бы и знать!
— Ты особенная.
— Я просто творческая личность, — смутилась Анна. — Привыкай. Иногда я пропадаю на какое-то время в своем собственном мире. Но я всегда возвращаюсь, честно!
— Я рад, — просто сказал Югор, улыбаясь ее горячности. — Что за подарок?
— Ты просил одеяло. Я сшила. Показывать?
— Конечно! — Он поднялся из-за стола. — Раскладывай на диване.
Он готов был ко всему, но одеяло поразило его воображение. Бесконечно далекий от палитр, тканей, ниток и рукоделия в целом, он остро почувствовал особую магию гармонии. Не яркую, не бросающуюся в глаза, а тихую, почти незаметную. Опытный глаз воина угадывал тонкие детали: разворот совиных крыльев, распущенные перья хвоста, кривые горные вершины и мазки белых облаков. Перед ним было произведение искусства — полотно, нарисованное лоскутами и нитками, искусная мозаика из ткани.
— Это невероятно красиво, — сказал Югор, никогда не понимавший ни витражей, ни картин великих живописцев. В скульптурных композициях он видел лишь пропорции и динамику, в пейзажах отмечал точность изображения и передачи цветов, на фресках, украшавших стены императорского дворца, искал батальные сцены.
И только одеяло заставило его замереть от восторга. Возможно, потому, что оно было сшито специально для него, и Югор догадывался, сколько сил и времени в него вложено. А еще — не уловить намек он, конечно, мог. Но не после письма от Элен Мэррил.
Если это не признание, то что тогда признание?
Глава 29. Наступление
— Тебе правда нравится? — Анна вдруг залилась румянцем. — Оно такое большое.
