что могли и даже больше, но это только оттягивает конец.
— Но…
— Дунька, у меня не такая мощная шея, как ты думаешь. Я не потяну столько дармоедов! Нам повезло заработать, но всегда ли так будет? И не забывай, что зимой предстоит ехать в Псков, а значит, надо купить возок, заплатить за передел телег в сани, пошить всем теплую одежду и много чего по мелочи прикупить. Можешь считать, что денег у нас уже нет.
Дуня виновато посмотрела на деда. Он ни слова не сказал ей, узнав, что она без спросу взяла немного серебра и потратила, но показал бумажку с записью сколько требуется отдать княжьим людям за их двор и за крестьян в имении. Она же пообещала им помощь и они доверились ей, остались. Успеют ли они заработать на ярмарке или нет, ещё неизвестно, а княжьи люди ждать не будут.
— Деда, если Катерина поставит на ноги Савву…
— Это ничего не изменит. Он не сможет пойти в зимний поход, а значит, прибытка их семье не будет.
— Был боярский род — и не стало, — тихо произнесла Дуня и вопросительно посмотрела на деда.
— Да, — с грустью подтвердил Еремей.
Он похожее видел уже не один раз. И с Дорониными то же самое могло недавно случиться, тем более в семье один наследник. Не уберегут Ванюшу — и не станет рода Дорониных…
Мысли Еремея перескочили на сына и невестку Милославу. Что-то не получается у них ещё одного мальчонка родить и тут его осенила мысль, что Совины ведут свой род от всемогущих Вельяминовых! Те самые Вельяминовы, что стояли подле первых московских правителей и обладали не меньшей властью, а уж богатства нажили… кабы не больше княжьего рода.
И как так получилось, что у потомков этого известного рода дом стоит рядом с Дорониными? А всё потому, что прадеды делили нажитое между всеми сыновьями и так из поколения в поколение. Вот и не осталось ничего. Кто-то из наследников сохранял добро и приумножал, а кто-то женился, плодился и делил остатки наследства меж своими детьми. Вот и думай теперь, плохо ли иметь одного наследника? И ведь внучка об этом вела речь ещё весной, но тогда говорили о княжиче, а надо было на свою семью примерить её слова.
Мотю долго избавляли от вшей, но даже после этого не положили спать вместе с Дуней. Девочка в бане распарилась, в груди у неё что-то отмякло и она начала хрипло кашлять. Катерина рекомендовала держать Матрену поближе к печи и отдельно ото всех.
На следующий день вся челядь Совиных пришла на двор Дорониных и ждала распоряжений. Василиса демонстративно удалилась, сказав, что их судьбу будет решать их боярышня Матрёна Саввишна.
Дуне даже не пришлось особо наставлять Мотю. Она расписала подруженьке по пунктам, что та должна требовать от своих людей, и почти ничего нового для неё не было.
Первое и основное: приведение дома и хозяйской Зорьки в порядок. Зорька не настоящий боевой конь, но боярин её выучил командам, седлал, когда шёл в поход, и замену ей найти будет трудно. Однако, кормить её надо по-особенному, а значит ей предстоит отработать свой корм. Поэтому второе: Дуня нанимает Зорьку и Юрко для перевозки брусчатки. Конюх Касим возмущался, говоря, что Зорька не приучена под телегу, но тут без вариантов: хочет жить — научится. Третье: две женщины, Мотя и жмущая к ней девочка-одногодка из детей челяди, идут учиться к ней вязать, а Павлушка остаётся при доме, предоставляет доступ водовозам к колодцу и берет за это небольшую плату. Пока это всё, что смогла сходу придумать Дуня для челяди Совиных и Моти с умирающим отцом.
Семён был свидетелем того, как отмытая, приосанившаяся Матрёна разговаривала со своими людьми и ловко раздавала указания. Её слушали внимательно и расходились приободрённые. Всем сказали, что надо делать, и даже голодные животы не стали помехой появившемуся энтузиазму.
Семён спросил разрешения у Моти проведать её отца. Он сам себе не смог бы объяснить, зачем. У них с Саввой была приличная разница в возрасте и раньше им не приходилось даже разговаривать.
Боярич зашёл в дом. Теперь в нём было тепло. Савву вчера обмыли, положили на лавки, покрытые шкурами, но он продолжал оставаться в беспамятстве. На столе стоял кувшин с водой и кусочек хлеба, а у иконы горела свечечка.
— Я велел размачивать хлеб и пытаться кормить боярина, — оправдываясь, заговорил вошедший Павлушка.
— Почему хозяин был грязен? — без злобы спросил Семен. — Понятно, что не умеете лечить, но держать тело в чистоте могли бы!
— Дык… не подумали, да и сами мы завшивели… всё как-то навалилось, изменилось, и мы пропадать стали… — невнятно забубнил воин.
Семён не осуждал. Он вспомнил, что когда свалился в яму в лесу и чуть не свернул себе шею, то его вытащили и поили два дня, дожидаясь, когда он придет в себя. Даже домой не отнесли. А когда он очнулся, то велел себе греть воду и стирать изгаженные портки. Тогда ему казалось нормальным, что два дня он лежал на ветках, ходил под себя, а ему только пить давали. Каждый холоп заточен на одно дело. Воин не умеет нянчиться, не обучен вести хозяйство. У всех свои обязанности и это упрощает жизнь, но…
Погруженный в свои мысли боярич вернулся во двор Дорониных, а там Дуня уже собиралась в Кремль. Ей показалось, что княжич скучает по ней! Семён усмехнулся, но мысли вновь вернулись к Совиным.
Как же так получилось, что брат Семёна, взрослый муж, не смог особо ничем помочь своему товарищу? Сильный, умный, родовитый — и оказался бесполезным? Хозяйка дома тоже ничего лучше не придумала, как бросить всех, устроив паломничество и уведя с собой ключницу. Да и Еремей Доронин проявил готовность поддержать, но не взваливать на себя чужое ярмо. А Дунька без сомнений сунула свой нос и разгребла проблемы Совиных, не вешая на себя это ярмо. Она даже лекарке не платила, а угостила её творожными завитушками и та осталась довольна. Вот тебе и смешная девчонка!
Семён сопроводил Дуняшу в Кремль, долго ждал её там и всё вспоминал, чему стал свидетелем за прошедшее время в
