- Когда моя Роуз умирала – говорит она – скажи мне, пожалуйста, она была красивой?
Мадам одержима красотой. И Роуз тоже. Я помню, как она выглядела, когда томилась на кровати или на диване, макияж всегда скрывал ее болезнь, ее волосы всегда были причесаны и очень красивы. Мне даже не приходится врать.
- Она была прекрасна – говорю я.
Я не могу сказать облегчило ли это ее боль или усилило ее, но Мадам берет мою руку и трясет ее в благодарность:
- Спасибо – говорит она.
Как только мы отъехали от карнавала Мадам, Джаред встречает мой взгляд в зеркале заднего вида и спрашивает:
- Мэдди?
- Она в безопасности – говорю я.
Он оглядывается на дорогу. Сесилия сидит между Линденом и мной. Она теребит рубашку руками, и я знаю, что она хочет прикоснуться к мужу, но она так же знает, как и я, что он недостижим сейчас. Неистовый карнавал Мадам дал ему более болезненные открытия о его отце. Я не знаю, что будет, когда Вон появится, чтобы нас забрать. Я не могу вообразить, какую месть придумает Мадам для человека, который забрал ее единственного ребенка.
Мы едим уже несколько миль, прежде чем Сесилия, слишком беспокойная, чтобы оставаться тихой, спрашивает:
- Она сказала, чтобы вы отвезли нас к северному объединению. А что такое объединение?
- Мадам курирует весь этот район на протяжении тридцатимильной зоны – говорит Джаред – Ее бизнес приносит так много денег, что она смогла построить другие, более маленькие алые районы поблизости. Она называет их объединениями.
Его тон не имеет привычной грубости, и я не удивляюсь, возможно, потому, что он видит в Сесилии ребенка. Он всегда проявлял терпение к детям, что работали как рабы на карнавале.
- Как долго мы пробудем здесь? – спрашивает Сесилия.
- Пока я не скажу – говорит Джаред.
- Без обид – говорит Сесилия – Но почему ты должен быть нашим боссом?
Он смеется.
- Я никому не начальник – говорит он – Мадам босс. И я знаю одно, если она хочет, чтобы все было сделано определенным образом, значит, тому есть причина.
Линден смотрит на океан, проносящийся за окном. Он думает об ужасных вещах: я вижу отражение его глаз, и даже не узнаю его.
Северное объединение не так грандиозно, как карнавал Мадам. Оно так же состоит в основном из палаток. Хотя, они не всех цветов радуги, в основном преобладает коричневый цвет. Мы останавливаемся у высокой проволочной ограды, и когда Джаред опускает стекло, чтобы поговорить с вооруженными охранниками, я слышу гудение электричества. У Мадам любовь к электрическим заборам: Габриэля и меня это почти не убило, когда мы бежали с карнавала. Охранники – мальчики нового поколения, с грязными детскими лицами. Они нажимают на кнопку и когда открываются ворота, Джаред продолжает движение. Все еще светло и этим объясняется отсутствие работающих девочек. Хотя я вижу некоторых из них, они стирают одежду в старой ванной, в которую вставлен старый шланг. Я до сих пор чувствую мускусный запах духов Мадам. И нет достопримечательностей карнавала, хотя есть гирлянды украшающие палатки и яркие фонарики качаются на проводах, которые образуют ажурные узоры над головой. Такая же модернизация старого алого района: Мадам действительно ценитель атмосферы. Джаред останавливает машину.
- Все, приехали – говорит он – Самое время для ужина.
Нас ведут в зеленую палатку, в которой есть соответствующий зеленый коврик для пола и большие коробки, заменяющие столы. С обитыми краями, коробки рекламируют апельсины, и я помню, как Роуз рассказывала о своем, владеющем апельсиновыми рощами, отце. Интересно насколько богатым он был, и каким влиятельным: может, рощи для него были, как хобби, когда уму нужно было отдохнуть от спасения жизней? И тогда более злая часть меня задается вопросом, что если Вон убил его не только с целью украсть его дочь, но и с тем, чтобы избавится от конкуренции. Вон хочет найти лекарство, но принял бы он то, что если бы кто-то другой нашел его быстрее?
Джаред приносит нам миски с овсянкой, на которые я смотрю настороженно.
- Там ничего нет – говорит Джаред – Посмотри, видишь?
Он берет ложку из моей миски, и кладет себе в рот добротный кусок, даже слизывает с обеих сторон, прежде чем положить ее обратно. Я смотрю, как она погружается в овсянку. Сесилия убирает ее и держит между большим и указательным пальцем, прежде чем кладет ее на коробку.
- Ты можешь взять мою ложку – говорит она мне.
- В нескольких ярдах слева есть туалеты, если вам нужно – говорит Джаред – Я собираюсь пойти разыскать радио.
Как только он уходит, Сесилия снова открывает сотовый телефон.
- Ничего? – спрашиваю я.
- Ничего – говорит она расстроенно. – И батарея скоро сядет. – Она переводит внимание на Линдена, который угрюмо уставился в свою тарелку. – Пожалуйста, постарайся хоть что-нибудь съесть.
Он будто не слышит ее.
- Сесилия – бормочу я – Он сам решит.
Он ест совсем немного, просто потому, что она наблюдает за ним. Она единственная жена, которая у него есть, он должен ценить ее, потому как, их время вместе закончится, и они не смогут нормально попрощаться, только пустые руки и тоска по большему количеству времени.
Когда Джаред приносит радио, играет музыка.
- Региональные новости всегда вещают в шесть часов – говорит он – Через несколько минут начнутся.
Сесилия уже съела всю тарелку овсянки: на такой завтрак она бы жаловалась в особняке, но после дня без еды, она не придирчива. Линден не смотря ни на что, сумел съесть большую часть, и это хорошо. В течение нескольких минут она оба засыпают.
- Ты что-то подсыпал в еду, не так ли? – говорю я Джареду, который возится с антенной.
- Мадам рассказала мне о том, что этот мальчик пережил сегодня. Я подумал, что это поможет ему. А малышка просто задает слишком много вопросов.
- Ты не имел права…
- Успокойся. Это просто мягкое снотворное. Они проснутся, и будут чувствовать себя лучше.
Они действительно выглядят мирно. Линден не хотел разговаривать, потому что узнал так много о Роуз, но теперь, во сне, он обнимает Сесилию. Ее голова покоится на изгибе его шеи. Пока он рядом с ней, она счастлива. Она дома. Им на самом деле нужен отдых, но я подозреваю, что есть другая причина, почему Джаред так поступил. Джаред направляет антенну под правильным углом и помехи сменяются музыкой.
- Ты сказала мне, что Мэдди в безопасности – спрашивает он – Это была ложь?
-Она в детском доме в Нью-Йорке – говорю я. Я не говорю ему всей правды о том, что Клэр ее бабушка, потому что я не знаю, сильно ли больно будет Сирени, если она об этом узнает, или все же лучше рассказать – Ей там нравится. Она нашла друга.
