— Да, — кивнул от двери колдун.
— Откуда? Знаешь?
— Нет, — Глен, наконец, перестал топтаться у порога, и шагнул вперед. — Знаю только, что ее призвала магесса — отдать дар.
— Старая Шильда, — кивнул Грехобор. — Жаль ее.
— Откуда ты…
— Я так понимаю, дар она не передала?
— Нет. Но откуда же…
— Ты весь пронизан ее магией, — собеседник откинулся к стене. — Только вот одного не пойму — как ты смог стать ее преемником?
— Василису оттолкнул, — хмуро ответил Глен.
Ему не нравилось, что маг, выглядевший до этого таким беспомощным и даже жалким, вдруг оказался очень проницательным и умным. Более того, он словно сбросил личину неудачника и разговаривал с колдуном свысока. Это было неприятно.
— Сложно справиться? — вдруг спросил Грехобор. — Приступы ярости, злости, желание уничтожить всех?
— С чего ты взял? Я полностью контролирую…
— Нет. Совершенно не контролируешь. Хотя… что‑то тебя сдерживает, вот только явно не ты сам, — разрешенный маг склонил голову набок, будто пытаясь понять, что именно скрывает колдун. — Но это меня не касается. А вот что действительно интересно, так это зачем ты здесь? Чего ты от меня хочешь?
Терпение Глена иссякло.
— Не касается? Еще как касается, маг. Потому что справляться с Проклятым даром мне помогает твоя невеста. Ее душа, как незыблемая глыба, об которую магия, злость, ярость разбиваются вдребезги. Она такая смешливая, беззаботная, веселая, ранимая… Но внутри… внутри она другая.
— Что значит «другая»? — мигом насторожился собеседник.
— А какая разница? Тебя же это не касается, — передразнил колдун, а потом перевел дыхание, собираясь с мыслями, и снова ринулся в атаку: — Ведь ты никто! Ты…
— Довольно. Говори по делу, — Грехобор не повысил голоса, но Глен осекся. По коже пробежал холодок.
— По делу?
— Да, — мужчина устало прикрыл глаза, и на какое‑то время в комнатушке воцарилась тишина.
Глен не знал, как начать разговор, а маг выдерживал паузу. Наконец, посчитав молчание достаточным, он произнес:
— Вот что, колдун. Ваша братия таких, как я, не жалует. Вы принимаете за равных разве что малышей и подростков, еще не потерявших имя, поэтому сам факт твоего обращения ко мне настораживает. Ты чего‑то хочешь. Говори, чего.
— Узнать, как… — выдавил из себя Глен и уже хотел было продолжить, объяснить сидящему напротив, то, что знал сам, хотел достучаться до его равнодушного давно мертвого сердца, но темный туман, мгновенно окутавший собеседника, заставил колдуна проглотить почти сорвавшиеся с губ слова. Впрочем, маг и без этих слов прекрасно все понял.
— Этот вопрос не поднимается, — ровным голосом сказал Грехобор, поднимаясь на ноги. — Пошел вон.
— Вот как, значит? Таких, как ты и подобных тебе собираются истребить под корень, уничтожить без следа, а ты не желаешь помочь? Равнодушно гонишь меня прочь? — разозлился собеседник.
Грехобор спокойно ответил:
— А теперь подумай, Глен, и подумай обстоятельно. Колдуны ненавидят магов. Ведь так? Ненавидят по очень понятной причине — не было бы нас, вы остались бы людьми. А мы… мы даже не знаем, каково это — быть людьми. Но вы знаете, и от того потеря еще горше. Нас ждет Клетка Магов, а потом мы живем, пусть это и сложно назвать жизнью. А вы с момента получения дара обречены на смерть. Более того…
— Маги помогают дэйнам истреблять колдунов, — с ненавистью выдохнул Глен.
— Да. А теперь объясни мне, колдун, почему бы я вдруг должен тебе подыгрывать? Даже если все маги перемрут, ни один человек не станет по нам горевать. А уж вы‑то и подавно. И чего же ты так всполошился, а? С чего вдруг воспылал любовью к таким, как я?
— Потому что правила изменились, — Глен смотрел на Грехобора, а в груди разливалась горечь напополам с отчаяньем.
Этот маг такой же пустой внутри, как и остальные. Дети еще могут быть спасены, эти же… они и впрямь не люди. Нет в них ничего человеческого. Лишь обличье. Однако колдун попытался в последний раз достучаться до собеседника и потому сказал:
— Поразмысли, если еще есть чем. Магов истребят, а следом за вами наступит наш черед…
Грехобор пожал плечами, давая понять, что все это ему ясно, и уточнил:
— Вот только какая разница именно тебе? — он внимательно осмотрел колдуна. — Ты‑то ведь уже мертв.
— Что‑то вы зачастили меня навещать, небожители, — усмехнулся Жнец, глядя на приближающегося Маркуса.
— Я не первый?
— Ты всегда был немного позади, — мужчина снова усмехнулся. — Что вполне объяснимо для полубога.
— А ты все подмечаешь, — задумчиво промолвил собеседник.
— Чего ты хочешь?
— Сам знаешь. Ты все знаешь.
— И какая мне от этого польза? Я лишь страж Перехлестья. И мне неинтересны чужие игры.
— Согласен. Но я знаю, что тебя увлечет, — небожитель протянул Жнецу тонкий свиток. — И знаю, что смогу дать то, чего ты хочешь.
— Все вы думаете, будто вам ведомо, чего я хочу, — мужчина вздохнул, принимая свиток. Развернул его, изучил содержимое, а потом коротко бросил:
— Уходи, божок. Тебе тут не место.
Перехлестье. Дэйн и призраки прошлого.
Выйдя из харчевни на свежий воздух, дэйн задумался. Как ни хотелось ему быстрого и скорого суда над магом и вздорной стряпухой, он не мог не понимать, что во всем случившемся виноват был… сам. Ну, кто его тянул за язык? А самое главное — зачем? Ведь в душе‑то он вовсе не жаждал смерти Грехобора. Да и с Василисой — нареченной его — тоже ничего делать не собирался. Какие‑то диковинные и уж слишком противоречивые желания им овладели… Стоп. Дэйн выпрямился, заново вспоминая случившееся в харчевне. А с чего они, собственно, вообще возникли, эти желания? С чего…
— А-а-а, здрав буде, сокол ясный, — скрипучий, полный добродушия и искренней радости голос отвлек мужчину от размышлений. — Чегой‑то ты такой озадаченный, а, дэйн? Все никак ту кикимору лесную не сыщешь? Шаришь, шукаешь, ан нет ее? Таится поганка коварная?
— Здравствуй, дед Сукрам, — дэйн поприветствовал старика легким кивком и искренне ответил. — Не до поганки было.
Сидевший на облучке скрипучей телеги старичок осуждающе покачал головой:
— Это ты зря. Старая Шильда, стервоза редкостная, таких каверз натворить может, разгребать замаешься. Вот, как сейчас помню, лет эдак сорок назад…
