Кому это? Ему что ли? Грехобор очнулся от горьких мыслей и увидел, что стол, возле которого он едва не сцепился с дэйном, взяла в кольцо толпа посетителей во главе с корчмарем. Вздохнув, маг вскинул руки, медленно поворачиваясь, давая возможность каждому увидеть, что он пришел с миром. Однако, несмотря на это, страх и брезгливое презрение явно проступали в обращенных на него взглядах. Люди ждали, когда он уйдет. Но он не двигался.
— Какого лешего ты тут объявился, а? — не выдержав, наконец, разразился Багой. — Чего ты к нашим девкам полез? Сам бездольный и их испоганить решил?
— Прижиться что ли вздумал?!
Грехобор обвел толпу быстрым взглядом и сразу увидел говорящего — плотного бородатого мужика.
— Шел бы ты подобру, — мрачно посоветовал тот.
— Да! — поддержал его другой — молодой невысокий парень в серой куртке. — Нечего таким, как ты, тут оставаться.
Маг снова не проронил ни слова, лишь настороженно смотрел на недобро гудящих завсегдатаев таверны.
Его гнали. Это было привычно. Это было правильно. И знакомая горечь подступила к горлу. Горечь и злоба. Багой вскинул руку, останавливая общий гомон.
— Ты Ваську, конечно, защитил. Согласен. Но, ежели б тебя сюда каким поганым ветром не принесло, дэйн бы на девку сроду не окрысился и к видии бы ее не поволок, — корчмарь потрясал кулаком в такт словам. — Поэтому… шел бы ты отсюда. Выгнать я тебя не могу. Поэтому просто советую. И так уже дерьма наворотил, вовек не отмыться.
— Нет.
Гнев на лицах, окружавших его людей начал перерождаться в злобу, которая становился тем сильнее, чем острее посетители харчевни понимали свою беспомощность. Корчмарь устало вздохнул. И за миг до того, как он сделал шаг вперед и протянул руку, Грехобор осознал, что Багой сознательно собирается погубить душу, чтобы выволочь его из таверны. Защитить Василису.
Маг прянул в сторону, увертываясь от прикосновения:
— Хватит! — впервые в его голосе, столь спокойном, зазвучал гнев. Он и не помнил, когда последний раз давал ему волю. — Не нужно.
— Нужно, — угрюмо ответил корчмарь. — Пока ты новых бед не наделал. Я свое уже пожил и от души у меня не много осталось, а девку портить не дам.
Еще несколько посетителей с отчаянной решимостью последовали примеру корчмаря и двинулись на мага.
— Я ее защищать буду! — почти прорычал Грехобор, снова уклоняясь от тянущихся к нему рук.
— А кто ее от тебя защитит? Защитник… — мужики обступили его со всех сторон. — Ты, вон, защитил уже раз. Теперь к видии потащат ее.
Толпа обличителей обступала чужака все плотнее, они, словно растеряли извечный страх, подходили все ближе, гомонили и настроены были очень-очень решительно.
Магу не хотелось пускать в ход дар, но другого выхода он более не видел.
— ОСТАНОВИТЕСЬ.
По старому шраму, рассекавшему висок, скулу и прячущемуся под ворот рубахи, медленно поползла вниз тяжелая капля крови. Сложенные в замок руки удерживали мощь волшбы, хотя гнев и ярость, разгоравшиеся в глубине души, требовали от Грехобора выпустить магию. Как легко и упоительно — вдруг дать волю распирающей тебя силе. Он помнил. Ведь однажды он уже это делал. Давно-давно, когда увидел, что сотворил его брат, и впал в бешенство. Тогда зло, постоянно живущее в нем, вырвалось наружу, уничтожая на своем пути все живое и… неживое. Тогда эту яростную силу смогла остановить только она, но сейчас… сейчас его некому останавливать. Кроме него самого…
— Ей нужна моя защита. От дэйна. От видии. Я не обижу ее.
Багой, сжав кулаки, сверлил перехожего странника свирепым взглядом. Смотрел прямо в глаза, пристально, не отрываясь.
— Жизнью клянись, пес заблудший, — прошипел харчевник.
— Клянусь. Моя жизнь и так теперь принадлежит ей.
Выждав еще несколько долгих мгновений, маг медленно ослабил замок. Никто на него не бросался. Никто не пытался ударить. Не хватался за нож. Ну, разве только смотрели с неприязнью. Неприязнью. Не ненавистью. Удивительно.
Хозяин «Кабаньего Пятака» что‑то тихо сказал сгрудившимся вокруг посетителям. Мужики погудели, переминаясь с ноги на ногу, но больше не пытались дотронуться до мага.
— Обидишь ее… шкуру спущу, — корчмарь зло выдохнул и направился обратно к своей стойке.
Постепенно и остальные защитники диковинной стряпухи разошлись по местам, где до этой поры неспешно трапезничали. И вот спустя несколько мгновений в харчевне снова царил уютный гул голосов да постукивание ложек. Хотя Грехобор все же нет-нет, а чувствовал угрюмые взгляды, которые бросали на него посетители.
Это озадачивало мага. Он вновь и вновь прокручивал в голове происшедшее, и не мог понять причину случившегося. Люди выступили против мага? Угрожали ему? Путались выгнать? Бред. Его всегда боялись. Всегда ненавидели. Никогда не смотрели в глаза, а тут, в этой таверне… он стал для людей кем‑то вроде лишайной дворняги, которую не страшно прогнать, но при этом все‑таки зазорно лишний раз ударить. Он не понимал.
Задумчиво поднявшись по лестнице и зайдя в покой, который от щедрот своих (и Багоевых) пожаловала ему Василиса, маг опустился на широкий, устланный войлоком сундук и уставился в раскрытое окно.
— Почему? — спросил он, глядя, на высоко стоящие солнца.
Полдень.
Он жив.
И словно попал в другой мир.
— Почему? Ты должен объяснить, — повторил мужчина свой вопрос.
Тишина. Грехобор выдохнул, резко повернулся, и уставился на дверь.
— Говори уже, колдун. От меня спрятаться сложно.
Глен криво усмехнулся. Однако. Он много слышал о Грехоборе и его силе, но никогда не верил в правдивость этих россказней. И — на тебе. Какая же мощь таится в этом теле?
— А ты меня услышишь?
— Почему нет? — Грехобор усмехнулся. — Если думаешь, будто жалкий отвод глаз может скрыть тебя от мага, то я разочарую — не может. Итак?
Колдун проглотил многочисленные вопросы, которые рвались с языка и распирали голову и которые он так хотел задать. Вместо этого он произнес всего одно слово:
— Еда.
— Еда?
— Ага. Я не знаю, почему, но, когда посетители едят то, что она состряпала, они становятся… добрее. Да сам вспомни, даже дэйн повадился сюда шастать. Что ни день — сидит, жует. Хотя прежде аппетитом не отличался. И любовью посидеть в тавернах тоже.
— Что ж… — Грехобор ничем не выказал удивления. Хотя удивляться было чему. Ведь он не чувствовал магии в Василисе. Не было в этой решительной забавной девушке силы. И еще кое‑что… — Она не отсюда.
