- Ты вообще слушаешь, о чем я говорю? – рявкает он. – Почему ты считаешь, что я знаю, как это делается?
- Я так не думаю, - отвечаю я.
Затем тянусь рукой к заднему карману и извлекаю фотографию, на которой изображен он и остальные члены Ордена. Даже рассматривая ее в руке, я считаю это каким-то нереальным. И то, что он мог быть причастен к нему все время и никогда не говорил о нем.
- А вот они, кажется, знают.
Гидеон смотрит на фото и не пытается отобрать у меня. Он вообще ничего не предпринимает. Я ожидал другой реакции. Возмущение или, по крайней мере, хотя бы пойдет на попятную. Вместо этого он делает глубокий вдох и снимает свои очки, чтобы потереть переносицу большим и указательным пальцами.
- Кто они? – спрашиваю, когда больше не выдерживаю тишины.
- Они, - сочувственно отвечает тот, - члены Ордера Черного Кинжала.
- Те, кто создали атаме, - говорю я.
Гидеон возвращает очки на место и устало топает сесть за стол.
– Да, - говорит он. – Создатели атаме.
Так я и думал, но все равно не верится.
– Почему не рассказал мне? – спрашиваю я. – И молчал все эти годы?
- Твой отец запретил. Перед твоим рождением он порвал с Орденом. Тогда у него появилась совесть. Он стал сам решать, каких призраков следует уничтожить, а каких – отпускать.
Пыл резко охватывает голос Гидеона, а затем все становится прежним, и теперь он выглядит немного побитым.
– Братство Черного Кинжала считает, что атаме создан для чистых помыслов. Он не инструмент, который должен быть в руках по чужой воле. В их глазах ты и твой отец разрушили его.
Мой отец? Это же чертовски смешно. Я всю свою жизнь посвятил атаме и его цели. Это стоило моему отцу жизни. На этот раз эта проклятая штука послужит моим целям. Я, нет, мы все в долгу.
- Тесей, я вижу тебя насквозь. Возможно, не так хорошо, как твой медиум, находящийся сейчас наверху, но это определенно так. Я не пытаюсь вас к чему-либо склонить. Ничто из этого мне не по силам. Орден создал атаме, чтобы отправлять призраков в иной мир, и теперь ты хочешь им воспользоваться, чтобы вытащить оттуда мертвую девушку. Даже если бы и существовал такой способ, они скорее уничтожат нож, чем позволят этому случиться.
- Я должен это сделать. Я не могу оставить ее там страдать, не испробовав другие варианты, - я тяжело глотаю и готовлюсь стойко отстаивать свою позицию. – Я люблю ее.
- Но она мертва.
- В отличие от других, для меня это не имеет значения.
Меня беспокоит, как на его лице застывает пустой взгляд. Сейчас он похож на того, кто способен напугать даже команду по расстрелу.
- С последней нашей встречи ты был таким юным, - говорит он. – Единственное, что было тогда у тебя на уме, позволит ли твоя мать съесть два куска яблочного пирога или нет, - его глаза перемещаются к углу, где находилась лестница на колесиках. Он вспоминает, как, стоя там, я смеялся, пока он толкал ее вдоль полок.
- Гидеон. Я больше не ребенок. Относись ко мне так же, как и к моему отцу, - я не то хотел сказать, но он уже щурится так, словно я залепил ему пощечину.
- Я не могу сейчас этого сделать, - отвечает он больше себе, чем мне.
Он пренебрежительно взмахивает рукой, и часть меня, которая замечает как он, ссутулившись, опускается в кресло, желает оставить его в покое. Но крик Анны навсегда останется в моих ушах.
- У меня нет сейчас времени на споры с тобою, - заявляю я, но он закрывает глаза. – Она ждет меня.
- Тесей, она в аду. Долгое иль короткое время для нее не имеет значения. Ее постоянные спутники – боль и страх, и не важно, сколько времени ты проведешь с ней, в итоге осознаешь, что все было бессмысленным.
- Гидеон…
- Оставь меня в покое, - говорит он. – Все, что я должен был сказать, является по сути несущественным. Не понимаешь? Я не посылал тебе то фото. Это сделал Орден. Он желает, чтобы ты находился здесь.
За мной медленно закрываются раздвижные двери. Я удивился, так как хотел хлопнуть ими, но они, смыкаясь, загрохотали по своим рельсам. Гидеон до сих пор находится в рабочем кабинете, размышляя о чем-то в полной тишине или, возможно, даже дрыхнет, и в моей голове звучит его голос, уверяющий, что не нужно истерить.
- Как все прошло? – спрашивает Томас, высовываясь из кухни.
- Он спит, - отвечаю я. – И о чем это может говорить?
Войдя на кухню, я обнаруживаю Томаса и Джестин, сидящих вместе за столом и делящихся гранатом.
- Кас, он стар, - говорит она. – С твоего последнего визита сюда он уже был немолодым. Нет ничего необычного в том, чтобы немного вздремнуть, - она выдавливает сердцевину багряного плода и тщательно пережевывает зерна.
По правую сторону от меня Томас грызет его с хрустом, а зернышки сплевывает в кружку.
- Мы не для того пересекли океан, чтобы торчать здесь без дела и кататься на Лондонском Глазе [39], - рявкает он.
Сначала мне кажется, он говорит так для моего же блага, но я ошибаюсь. Он выглядит раздраженным и угрюмым, а его мокрые после душа волосы делают его почти похожим на промокшего насквозь котенка.
- Эй, - говорю я. – Не огрызайся на Джестин. Она в этом не виновата.
Томас кривит губами, а Джестин улыбается.
- Вам двоим нужно отвлечься, - говорит она, поднимаясь из-за стола. – Пойдемте. Когда мы вернемся, Гидеон уже проснется.
***
Кто-то должен сказать Джестин о том, что отвлекающие моменты действуют только в том случае, если ты сам об этом не догадываешься. И Томасу не помешало бы тоже сказать, так как кроме нее он ни на что не обращает внимания; они оживлено разговаривают об астральной проекции или что-то в этом роде. Я не силен в этом. Разговор начинался, как минимум шесть раз, с того момента, как мы вышли из метро на станции Лондонский Мост, и меня не беспокоило, что я отставал. Джестин подкупила его своими разговорами о ведьминских штучках. И даже то, что она привлекательная девушка, не причиняло неудобства. Кто знает, возможно, она поможет Томасу выкинуть Кармел из головы.
- Кас, ну, давай же! – она останавливается, дожидаясь меня, а затем тянет меня за рубашку. – Мы почти на месте.
«Место», которое она имеет в виду, это Лондонский Тауэр, что-то типа замкоподобной крепости, расположенной на северном берегу Темзы. Там всегда полным полно туристов, и отовсюду веет историей; там проводились многочисленные пытки и казни, начиная от леди Джейн Грей [1] и заканчивая Гаем Фоксом [40]. Пересекая Тауэрский Мост, я смотрю на него и удивляюсь, сколько же криков поглощали эти стены и отбрасывали эхом от себя. Сколько же крови проливалось на этой земле. Они насаживали отрубленные головы на пики и демонстративно выставляли их на показ, пока головы сами от времени не сваливались в реку. Я опускаю взгляд на коричневатую воду. Возможно, где-то внизу древние кости до сих пор борются, чтобы выбраться из-под многовекового ила.
