— Целуя йо врага, — расшифровал Аскерон, опасаясь, что Тилешко передумает и не подтвердит целостность письма.
— А эти Мотылки, они, почему ругаются? — спросил Тилешко, стесняясь того, что не очень сведущий в способности понимать смысл присланного письма.
— Из-за отметки Комара, — сообщил Аскерон, полагая, что точно передает содержание прочитанного. Тилешко не стал продолжать расспросы, опасаясь обнаружить свою несостоятельность, и поблагодарил Аскерона за его терпеливость. Аскерон, отпущенный Тилешко, глубоко вздохнул и побежал спасать остальные письма.
— Что-то он не договаривает! — сказал сеньор Команчо, подозрительным взглядом провожая вестника, а Тилешко, узрев свою шляпу в кустах, побежал её спасать.
«Получилось лучше, чем я предполагал», — подумал Кадерат, размышляя о том, что человек – самое непредсказуемое животное во Вселенной, непрерывно увеличивающее энтропию всего сущего.
***
Хоббо решал ужасную дилемму, поставленную парадоксальной жизнью перед несчастным момом. Исходя из принципов гостеприимства, он должен приютить незнакомцев у себя дома хотя бы на время. Но, если об этом узнает Приобщённый Мом, то Хоббо, в лучшем случае, грозит отлучение от общества сородичей, так как первое правило гласит: «Момам категорически запрещается показывать путь к своему дому, чтобы не навлекать опасности на всё племя момов».
Хоббо подумал, что если он никому не расскажет о своих посетителях, то никто и не узнает. Когда они дошли до дома Хоббо, там стало ужасно тесно и все поняли, что долго здесь они не задержаться. Как-то сразу завели разговор о том, что нужно добраться до королевства Аморазон.
Аэлло знала путь, по которому она летела, а вот по земле проводник из неё никудышный. Зарро, имея общие представления о планете Дакорш, не знал детали, а Юра детально знал только цирк Рози и, немного, цирк Рибо. Александра, знакомая с планетой меньше всех, больше молчала и слушала других. Хоббо, слушая эти разговоры, понял, что ему придётся вывести этих людей. Данное обстоятельство не пугало его, так как время, проведенное рядом с Аэлло, Хоббо считал счастливым.
Они сидели вокруг вынесенного на улице стола, на котором стояла глиняная тарелка с кучей грибов трутто, разместившись, кто как, кто на камне, кто просто на траве. Зарро стоял, прислонившись возле окна к скалистой стене дома, и смотрел вдаль, на открывающуюся панораму цирка Баг. «А здесь красиво!» — подумал Зарро, представляя, как мом Хоббо сидит на стульчике перед домом и наблюдает эту красоту.
Быстро бегущие облака проплывали мимо, отражаясь в зеркале озера внизу, а когда достигали гор, то чесались об их вершины, расплываясь длинными космами. Подножия гор заливали тёмно-зелёные волны деревьев, пятнами выделяя разные породы, в то время как выше растительность ограничивалась кустарником и травой.
Мом Хоббо наблюдал за гостями, которые по кусочку бросали в рот грибы трутто, и считал, сколько штук они съели. Данный подсчёт не являлся крохоборством, а имел цель предупредить их от переедания, которое грозило галлюцинациями. Наблюдая за другими, он забыл, сколько съел сам и обеспокоенно проверял внутреннее я, не стало ли оно двоиться.
Появившийся перед ним образ мома Скобы, его соседа, говорил о том, что Хоббо, всё-таки, переел, так как сосед ушёл в цирк Чахо и не мог так рано вернуться.
— У тебя гости? — спросил мом Скоба, рассматривая Аэлло и Александру, а на мужчин даже не глянул – они его не интересовали. Хоббо не стал отвечать видению, чтобы не пугать сидевших вокруг стола гостей, полагая, что видение скоро исчезнет.
— Хоббо, я с тобой разговариваю! — возмутилось видение и спросило: — Кто эти люди?
Хоббо поднялся и махнул рукой, чтобы убедиться в иллюзии. Звонкая пощёчина возмутила видение и протрезвила Хоббо, так как он понял, что ошибался – всё произошло наяву.
— Ты меня ударил! — вскипел Скоба, расставив, как петух, локти в сторону.
— Прости, Скоба, я думал, что переел грибов, — извинился Хоббо и предложил: — Можешь ударить меня.
— Я не стану марать об тебя руки! — возмущённо воскликнул Скоба, и, повернувшись, в гордом одиночестве покинул негостеприимный дом Хоббо.
— Эти грибы, действительно, так опасны? — спросила Александра, положив на стол остаток гриба.
— Ничего опасного, если соблюдать меру, — сказал Хоббо и, чтобы убедить аудиторию, съел ещё один кусочек гриба. Последствием превышения нормы стала новая галлюцинация – стоило прожевать гриб, как из кустов вокруг выскочила целая куча знакомых момов, держащих наперевес металлические метательные трубки из которых торчали острые концы рапир. Данное оружие в небольшом количестве момы поставляли королю Багилу, увлекающегося королевской охотой. «Все-таки, переел!» — огорчился Хоббо и сообщил остальным за столом:
— Лучше немного недоесть, чем переесть.
Аэлло смотрела на вновь прибывших момов и спросила у Хоббо: — Нам стоит беспокоиться?
— Нет, — возразил Хоббо, — ты тоже переела грибов, а то, что ты видишь – только воображение.
— Моё воображение подсказывает, что нас мало, чтобы сопротивляться, — сказал Зарро, миролюбиво поднимая руки.
— Не стоит беспокоиться, — сказал Хоббо, которому два мома связывали верёвкой руки, — галлюцинации скоро пройдут.
Их связали и повели по тропинке прочь от дома Хоббо. Только Чик остался на свободе, наблюдая, куда ведут задержанных. Корр, оставленный Хоббо возле дома, не издал ни звука во время операции ареста, а когда все скрылись из глаз, отправился не за пленниками, а внутрь дома. Открыв дверь в туннель, он посеменил по нему мелкими шажками.
А Ониус, как ушёл в горы, так и не появился.
***
Кузница встретила тоскливой тишиной, и Вакко подумал, что напрасно вернулся домой, так как всё здесь напоминало о разлуке с Мави. Зашедший в кузницу Тор с сомнением осмотрел помещение и повторил:
— Через шеляр дней я жду шеляр шеляр мечей.
Он вытащил из кармана черный кошелёк, перевязанный ремешком, и открыл его. Куча монет откликнулась приятным темно-зелёным цветом.
— Здесь более чем достаточно. Надеюсь, ты понимаешь, что произойдёт в случае задержки и неисполнения заказа.
Вакко глянул на Тора, излучающего угрозу, но его тёмные эманации прошли даром, так как кузнец боялся совсем другого. Когда Тор ушёл, Вакко быстро разжёг огонь в горне и вытащил из камышового мешка первый слиток металла. Положив его на угли, Вакко с трепетом наблюдал, как металл раскаляется докрасна, а когда слиток достиг требуемой температуры, кузнец схватил его клещами и положил на наковальню.